Summer Wine

      - Повтори! – Дженсен постучал по краю бокала. Бородатый бармен не заставил себя долго ждать, скользнув от смешливых девчонок, очевидно, отмечавших свое совершеннолетие, он, двигаясь в ритме одному ему известного танца, продефилировал к Дженсу.       - Шестнадцатилетний, - темная жидкость медленно заструилась по бокалу. – Дубовые бочки, элитный производитель, бескрайние поля Ирландии, бла-бла-бла. Благородный напиток для благородного джентльмена.       - Ты меня кадришь? – усмехнулся «благородный джентльмен», щуря глаза цвета полыни.       - О, конечно, мистер Эклз! Какой еще реакции можно ожидать от скромных работников сферы обслуживания, обладая внешностью скандинавского Бога, - бармен закатил глаза и поджал нижнюю губу, по форме зеркально копирующую нижнюю губу Дженсена, вызвав у того мысль о том, выглядит ли его рот столь блядски вызывающе. – А если серьезно, ты зачастил в последнее время…и без шумной компании. Все нормально?       Дженсен любил этот бар. Однажды они забрели сюда с ребятами из каста. Ванкуверская осень очень холодна и располагает к употреблению горячительных напитков в теплой компании. Но, когда твое лицо светится на обложках таблоидов, тысячи подростков мечтают о своем первом разе с твоим участием, твитер и тамблер пестрит твоими фотографиями в непринужденной обстановке – «Поздравляем! Вы звезда, мистер!» - тебе очень тяжело найти место, где сможешь спокойно выдохнуть и расслабленно обнажить свою сущность. С этим местом было попадание в десять из десяти. Такое ощущение, как только он переступал порог бара, на него опускалась шапка-невидимка, шапка-менеджер среднего звена, шапка-простой работяга с доков. Его ничего не отличало от тех, кто коротает здесь свой вечер в ожидании завтрашней рутины.       - У кого-то сегодня праздник? – актер грациозно повел головой в сторону ярких как экзотические бабочки девушек, увлеченно ваявших очередное селфи на смартфон.       - Кассандре сегодня девятнадцать, последней из их компании. И теперь по законам Британской Колумбии они могут официально надираться в барах самым дешевым алкоголем, чтобы потом отдаться в кабинке туалета малознакомому парню с накаченными руками. И, кстати, у нас прекрасные туалетные кабинки – довольно вместительные и все такое. Мы думаем о нашем будущем поколении! Мы ведь сами когда-то были молодыми! Слава молодости! Слава безумию! Слава современным технологиям, позволяющим запечатлеть тебя за миг до того, как ты шагнешь в бездну грехопадения!       - Черт, речь Линкольна на Геттисбергском кладбище была произнесена с меньшим апломбом.       - Там и не нужен был апломб, Дженс. Патриотизм должен быть сдержан, немногословно внушителен. Линкольн вдохновлял людей идти на смерть за идеалы, которые, к сожалению, не выдержали проверку временем. А я призываю заниматься любовью, а не войной; ратую за возможность уйти в отрыв, плюнув в лицо здравому смыслу. Но, тебе ведь это не близко…Ты ведь сразу родился таким…ммм…рассудительным, да? Родители гордятся тобой, твоя жена гордится тобой. Ты предмет гордости всей своей семьи, всего вашего фандома, да чего уж, всего нашего бара, старик. Рассудительность всегда вызывает немое уважение у добропорядочных граждан. Я тут недавно книгу прочитал, - бармен уже начал протирать бокалы, находящиеся в радиусе своего внимательного слушателя, по второму кругу, - серьезно, Дженсен, я много читаю и не только фразы, выбитые у меня на теле, так что спрячь свою сардоническую усмешку! Так вот, там была фраза, с которой я полностью согласен, - «благоразумие, на мой взгляд, значительно переоценивают». Мне вот больше по душе психи, такие как Миша, например. От них так и веет «невыносимой легкостью бытия».       Рука Дженсена потянулась к бокалу. Один глоток. Сначала обжигает горло, потом успокаивает нервы. Привычный до ломоты в запястье ритуал, а потом встаешь со своего табурета и выходишь на улицу. Вдох морозного воздуха, чувствуешь покалывание на щеках, расправляешь спину и уверенной походкой шагаешь в следующий день. Рассудительность снова берет верх над «невыносимой легкостью бытия». Но сейчас дорога в следующий день немного подождет. Второй глоток. Третий. Черт, если бы была возможность вести прямую трансляцию из сознания Дженсена, фанаты пищали бы от восторга, узнав какой ассоциативный ряд у него вызывают четыре буквы, сложенные в столь непривычное для американского слуха имя – Миша. Да здравствуют все шипперы Коклза! Четвертый глоток. Бокал пуст.       - Спасибо за литературный ликбез, дружище! Повтори, - стакан скользнул в сторону бармена, но был ловко перехвачен женской рукой.       - Якоб, выдай ему прейскурант на битую посуду в нашем заведение. Похоже, мистер решил сегодня нехило накидаться, лучше оповестить его о возможных последствиях заранее.       - Здравствуй, Нора, - ее легкий славянский акцент всегда вызывал улыбку у Дженса; ее крупные черты лица всегда вызывали мысль о том, как она некрасива. Тяжело оставаться непредвзятым в отношении внешности других людей, когда сам входишь в рейтинг самых желанных мужчин на планете. При первом контакте с людьми он всегда оценивал пропорциональность их сложения, изгиб шеи, форму губ, глубину глаз. В женщинах он ценил сексуальность, в мужчинах отмечал сдержанную красоту. Понятие «сексуальность» в его обиходе было применимо только к женщинам, всегда…до определенного момента.       - Привет, Дженсен! – Нора взяла бутылку из рук Якоба и налила в стакан виски ровно на два пальца. – За счет заведения! Почему пьешь один?       Этот бар был что-то вроде семейного предприятия. Нора, Якоб и Тони держали его втроем. Над стойкой висела их фотография - они и дочь Норы Лили, своей декадентской красотой так похожей на Якоба. Казалось, ее срисовали с него под кальку, лишь добавив вторичные половые признаки. На фотографии Нора положила голову Тони на плечо, он собственнически прижимает ее к себе. Тяжело было не замечать их безусловную нежность друг к другу, когда они перекидывались шутками, наполняя бокалы клиентам, либо устало присаживались к тебе за стол, чтобы поболтать под конец трудового дня. Тони всегда взахлеб рассказывал о Лили, называя ее своей дочерью. Якоб, улучив минутку, всегда нежно целовал Нору в щеку, называя ее женщиной всей его жизни. Неизвестно кто они были друг другу – друзья, родственники, любовники, просто знакомые – это было не важно. Важно было то, что их симбиоз создавал атмосферу, в которую хотелось возвращаться снова и снова. Они были близки…этого было достаточно. Дженс не хотел лезть к ним в спальню. Для этого он был слишком…рассудительным.       - Пью за благоразумие! Выпьешь со мной?       - Это не для меня, - рассмеялась Нора, чуть запрокинув голову. – Хотя родители считали меня очень вдумчивым и осмотрительным ребенком, предсказывали мне блестящее будущее. Это было до того момента, как я решила послать все к черту. Ммм, обожаю эту песню! Моя любимая!       - Мне кажется, что все песни в этом баре твои любимые. Плейлист твоих рук дело? Это же "Space Oddity»?       - Да, итальянская версия. Забавная история – там возникло небольшое недопонимание с переводчиком и в результате из истории о неудачной одиссеи майора Тома вышла милая баллада о любви. Вот этот момент очешуенен, - Нора улыбнулась и начала подпевать хрипловатым мецо-сопрано:       Dimmi ragazzo solo dove vai,       Perché tanto dolore?       Hai perduto senza dubbio un grande amore       Ma di amori è tutta peina la città.       - Ты же не знаешь итальянский? Перевод примерно такой:       Скажи мне, одинокий парень, куда ты идёшь?       Почему столько боли?       Ты, бесспорно, потерял огромную любовь,       Но весь город полон любви.       - А дальше он поет о том, что вместе с ней он потерял все краски жизни, что ночь – огромное море, но ему не нужна ничья помощь, чтобы плыть в нем, он хочет умереть, потому что перед его взором только ангел, который больше не может летать.       - Очень проникновенно, - Дженсен нервно сглотнул.       - Да, у меня всегда мурашки по коже, когда ее слышу. Якоб, нужно разобраться с накладными, удели мне пару минут. Посетителей сегодня совсем немного. А тебе удачи на завтрашней охоте. Помни, что тебе нужна трезвая голова.       - К черту трезвость, - бутылка виски приземлилась на стойку рядом с Дженсом, Якоб подмигнул и, подчиняясь внутреннему ритму, отправился вслед за Норой.       «К черту трезвость!» - подумал Дженсен, вглядываясь в мутное стекло бутылки. Его взгляд снова скользнул по фотографии над стойкой. Счастливые люди, красивый ребенок. Улыбчивая, как Джей Джей. Мысли о дочери вызвали ощущение разливающегося по грудной клетке тепла, пробудили нежность, заботу, гордость за продолжение себя на этой планете. Скоро и она будет стоять рядом с ним и Дэннил на семейной фотографии. Улыбаться, вплетаться своими крошечными пальчиками в мамину руку. А рядом будет стоять папа Дженсен - воплощение отцовской любви и надежности. И кто-то третий, крепко обнимающий его за талию. Нет. В семье нет места третьему. В любви нет место третьему. Он уже слишком стар, чтобы пускать в свою постель кого-то третьего. У ребенка не может быть два отца или две матери. Эти странные ребята из бара лишь исключение, подтверждающее правило. Любовь неотделима от ответственности, но ответственность не всегда обусловлена любовью.       Вообще, Дженсу были чужды все эти романтические бредни. В его животе никогда не летали бабочки, скорее все скручивалось в острый ком желания. В четырнадцать лет порой трудно объяснить мотивацию своих поступков – встречаешь человека; думаешь, что ненавидишь его; потом замечаешь, какие у него красивые глаза; потом начинаешь смеяться лишь над его шутками; тебе кажется, что во всем мире осталось только вас двое; ты думаешь, что это любовь; ты терзаешь себя мыслями о взаимности, снова начиная его ненавидеть. После первого поцелуя тебя захлестывает чувство эйфории. Вы пару месяцев катаетесь на единорогах любви по радуге бесконечного счастья, потом все возвращается на круги своя - ты остаешься один на один с той ненавистью, которая терзала тебя вначале вашего знакомство, только теперь к этому прибавляется ноющее чувство в области сердца. Так будет продолжаться до тех пор, пока ты не повзрослеешь. Пока не перестанешь называть желание обладать глупой любовью. Пока не перестанешь возлагать надежды на идеальную совместимость. Пока не осознаешь, что за сексом следует целый ворох взрослых проблем и вопросом, требующих взрослых ответов. В четырнадцать лет ты можешь думать, что ты влюблен. В тридцать шесть ты четко осознаешь, что хочешь впиться в чужие губы, вылизывать чужие ключицы, оставлять на чужой спине следы от ногтей в виде маленьких лун в преддверье оргазма. Четко осознаешь свое желание и четко осознаешь невозможность воплотить его в жизнь. Долбанный когнитивный диссонанс. Может, очередной глоток крепкого виски вернет шаткое состояние равновесия? Ведь уже помогало раньше, не так ли? Неправильно желать другую женщину, когда на тебе печать добропорядочного семьянина, когда на тебе лежит ответственность за воспитание нового члена общества – прекрасной принцессы, носящей в себе твой набор генов. Желать другого мужчину – неправильно вдвойне.       Дженсен помнил чувство первого тока. Очередная сцена «глубокой связи», очередной диалог, полный двусмысленных фраз. Быть немного влюбленным в представителя своего пола – это сейчас в тренде, нужно идти в ногу со временем, нужно радовать преданных поклонников. Чертовы сценаристы, чертов талант вживаться в роль. Чертова капелька пота, скользящая по шее Миши, аккуратно прячась за воротник накрахмаленной рубашки. Напряжение перестало быть лишь эмоциональным, давление в области ширинки четко указывало на это. Взгляд синих глаз был слишком пристальным, возникшее желание было пьяняще-неправильным, возбуждающе-запретным. После съемок он вернулся в свой трейлер и, даже не раздеваясь, бездумно сидел с закрытыми глазами, пока на веках не начали плясать образы строптивого ангела, готового поступиться всем ради спасения одного единственного человека. Рука лениво потянулась к ширинке. Кончая, он шептал четыре буквы, ни одна из которых не встречалась в имени его жены. Так было в первый раз три года назад, так было пару часов назад до решения напиться. Его личный гетеросексуальный рай рушился с каждой минутой, проведенной рядом с Мишей. Его решение никогда не переступать определенных границ крепло с каждой минутой, проведенной рядом с дочерью.       - Не хочешь скрасить вечерок, милый? – чужие губы неловко мазанули по скуле. Знакомый голос заставил мобилизовать все силы, чтобы не поддаться сладкой истоме.       - Какого черта, Миш? – Дженсен прикрыл глаза, стараясь как можно незаметнее выровнять свое дыхание. – Я уже во всех своих ипостасях объяснял тебе о необходимости наличия личного пространства.       Миша перегнулся через стойку, вслепую нашаривая пустой стакан. Победив в этой неравной битве, он умостил рядом и налил себе виски.       - Да-да-да! «Еще раз вытворишь что-то подобное, Коллинз, получишь по морде». Или так: «Заканчивай со своими гейскими штучками, Коллинз! Мы не на конвенции, здесь нет зрителей для этого фарса!». Ммм, прекрасный напиток! Немного крепковат. Предпочитаю вино последнее время. Знаешь, такое легкое, со вкусом летнего зноя. Я…       - Что ты здесь делаешь?       - Мне Якоб прислал смс около часа назад. Написал, что ты сидишь здесь в гордом одиночестве, пьешь, как конь, занимаешься душевной мастурбацией и, судя по твоему лицу, переживаешь оргазм за оргазмом. Я поспешил на помощь! – Миша, сделав еще один глоток, развернулся в сторону Дженса, случайно касаясь его коленом. Случайно ли…       - О! Чип и Дейл нашли себе достойного приемника…       - Брось, я не настолько самоотвержен. И, если честно, у меня была совсем другая мотивация – очень уж хотелось посмотреть, как выглядит твое лицо во время оргазма.       - Что?!       - Ну, во время душевного оргазма. Я же говорил, Якоб написал мне, что ты…       - Завязывай! Я не в том настроение! – получилось слишком грубо. Дженсен даже немного скрипнул зубами от злости. Его выводил из себя этот голос, так откровенно флиртующий с ним, так много обещавший и так легко поступавшийся своими обещаниями. Если бы хоть кто-то знал, как этот тембр вводит в состояние транса, гипнотизирует, погружает на самое дно сознания, щекочет следующее за ним бессознательное, пытаясь вытащить его наружу. После таких разговоров Дженсен чувствовал разочарование сродное детской обиде, когда взрослые обещали взять с собой в гости, а вместо этого положили спать. Но это его проблемы. Нужно как-то сгладить ситуацию. – Повтори! Ты ведь и барменом, наверняка, успел поработать?       - Пару месяцев, когда учился в колледже, - в стакан плеснулось гораздо больше обычной порции виски. – Я был хорошим слушателем для всех моих клиентов.       - Надеюсь, ты не облизывал лицо своим любимым клиентам!       - Барменом! Я был барменом, Дженс! Не стриптизером! Та конвенция получилась, действительно, забавной. Черт, как же крепко все-таки…Просто я хотел сказать, если захочешь поговорить, излить душу, сказать мне что-нибудь…В общем, знай, я не против…тебя выслушать.       Дженсен знал, что Миша не против. Он никогда не мучился вопросом, взаимны ли его чувства. Он знал, что в ответ на поцелуй не получит удар в лицо или неловкую фразу: «Ты неправильно меня понял». Миша не был против, он просто ждал первого шага от Дженса. Шага, которого не будет.       - Как твоя спина? – Коллинз нагнулся непозволительно близко, его свежее дыхание щекотало щеку.       - Болит. Растяжение в моем возрасте – уже не шутки.       - Алкоголь помогает унять боль?       - Ага. Любую боль. Все зависит от количества.       - Судя по тому количеству, которое ты уже выдул, по десятибалльной шкале твоя боль…близка к предсмертной агонии. Дженсен лишь усмехнулся и в очередной раз потянулся к стакану.       - Я умею пить, в отличие от тебя.       - Эй, что со мной не так, ковбой?       - Ты становишься смешным. Еще больше, чем обычно. Неловким. У тебя глаза становятся как у героя аниме. Пристаешь к людям.       - Наверное, ты хотел сказать, что пристаю к тебе. В любом случае, спасибо, что так пристально за мной наблюдаешь. Увлекаешься психологией?       - Скорее мишелогией, - черт, алкоголь все-таки крепко ударил по мозгам! – Слушай, пора уже закругляться. Давай-ка по домам.       - Нееееет. А как же уйти в отрыв на всю ночь? Сначала опустошить этот бар, потом парочку по дороге до центра. Затусить с бандой байкеров на углу следующего квартала. Забраться в чужой дом и искупаться голышом в бассейне. Проснуться назавтра в Торонто. Пуститься в странствие с кочевыми цыганами.       - Или вернуться в свои трейлеры и лечь спать.       - Скуууучнооо. Ладно, я отменю свои планы с одним условием – ты скажешь мне «Да» на мое последнее предложение. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, Дженни.       Запрещенный прием. Такая интерпретация его имени, как по мановению волшебной палочки, делала его уступчивым как девчонку.       - По твоему взгляду вижу, что ты согласен. У меня есть косячок, давай раскурим его в туалете.       - С ума сошел! Мы уже не подростки.       - Мы гораздо круче! Брось, Дженс. Ты расслабишься, забудешь, наконец, о своей спине, или что там тебя беспокоит.       Сумасшествие какое-то. Сегодняшний вечер был очень странный как этот бар, как его владельцы, как этот синеглазый парень рядом. Алкоголь кружил голову, Мишино присутствие усугубляло эффект. Послать все к черту? Или проявить благоразумие?       - После этого ты перестанешь смотреть на меня с таким сочувствием?       - О, да! Я буду смотреть на тебя с прежним обожанием!       - Пошли уже. Покончим с этим быстрее.       Миша грациозно соскочил с табурета, у Дженсена возникли с этим определенные трудности, но он быстро взял себя в руки. Расстояние между ними и мужским туалетом быстро сокращалось, расстояние между ним и Мишей тоже. Каждый шаг отступления, который он предпринимал на протяжении всех этих трех лет, - решение завести ребенка, проводить больше времени с семейными друзьями, переводить свое напряжение в легкую шутку, ненавязчивый флирт, уходить, как только ситуация достигает критической точки, как только градус сексуального напряжения приближается к критической отметке, – все это было лишь шагами навстречу. Иначе бы его не было сейчас здесь. Иначе бы алкоголь не разъедал мозг прямо сейчас. Его пальцы неосторожно коснулись чужого запястья. Коллинз вполоборота послал едва уловимую улыбку, узел внизу живота скрутился со стремительной скоростью. Что он делает? Скажи мне, одинокий парень, куда ты идешь?       - Успокойся, Дженс. Ты просто немного расслабишься. Отключи голову, твой рассудок и так уже не достаточно трезв, судя по твоей траектории. Это не так сложно, как ты думаешь.       - Что сложно?       - Быть немного сумасбродным.       - Быть немного наркоманом.       - Видимо, быть немного алкоголиком тебя пугает не так сильно, - Миша потянул на себя дверь туалета. Дженсен вздохнул и направился следом. – Эй, давай в эту кабинку. Путь свободен.       Эклз нервничал, пытаясь вспомнить, когда он курил травку в последний раз. Лет пятнадцать-шестнадцать назад. Когда он в последний раз запирался в туалетной кабинке с предметом своей тайной страсти. Никогда. Черт, как же близко. Из состояния транса его вывел щелчок шпингалета, означающий, что пути назад уже нет.       - Ну что, чувак, готов уйти в отрыв? – тонкие пальцы крутили в руках косяк - ключ от ящика Пандоры, как его потом называл Дженсен.       - Давай уже! - сладковатый запах резко ударил в нос. Дженс с непривычки поморщился. – Что так много людей находят в этом?       - Держи. Ответишь на свой вопрос через несколько минут самостоятельно. Ты же самостоятельный мальчик.       Пальцы ощутили гладкость папиросной бумаги, она тихо потрескивала, будто пропуская через себя ток, заполнявший Дженсена изнутри. Он прикрыл глаза и сделал глубокий затяг, спустя несколько секунд выпустил дым, откидываясь на деревянную перегородку:       - Якоб был прав – у них чертовски удобные туалетные кабинки.       Еще один затяг. Боль в области предплечья от застарелой травмы понемногу отступала, боль от Мишиной близости чувствовалась с каждой секундой более явно. Возбуждение, подпитанное алкоголем и травкой, давало о себе знать - мысли путались, дыхание сбивалось, в области паха ощутимо ныло.       - По-моему, ты забыл обо мне. Передай косячек, братишка.       - Только не твой ужасный славянский акцент! – Дженсен заливисто засмеялся, оборвав смех в тот момент, когда пальцы Миши, нащупывая самокрутку, сплелись с его пальцами. Он резко выдохнул через приоткрытые губы и, открыв глаза, растворился в нежном, ласкающем, бездонно-синем взгляде напротив.       Так много хотелось сказать сейчас. Осыпая словами, как невесомыми поцелуями, ключицы, скулы, уголки губ, плечи. Но в молчании тоже есть своя прелесть, особенно в совместном молчании. В проникновенном молчании. В молчании глаза в глаза с переплетающимися кончиками пальцев. Это и есть настоящая любовь – тактильная, визуальная, немногословная.       - Давай уже сюда! Обожжешь пальцы, - Миша отвел взгляд, но волшебство момента не рухнуло. Что ж правила игры соблюдены – право первого шага осталось за Дженсеном. Браво, мистер Коллинз!       Дженсен всматривался в лицо напротив, казалось, он знал каждую морщинку в уголках глаз. Вот эти две становятся более явными при усталости, когда их хозяин тщетно пытается выглядеть бодрым. Россыпь морщинок вверху ознаменовывала скорое появление заразительного смеха. Две глубокие морщины, разделяющие уголок глаза строго напополам, являлись проявлением сосредоточенности и внутреннего напряжения. Он любил изящный изгиб губ, бледно-розовых, вечно покрытых сухой корочкой. Глаза – это отдельная история. Расписывать их достоинства – самовольно класть голову на гильотину запретной страсти. Лучше сразу перейти к скулам – обмазать их вишневым джемом и медленно облизывать каждый миллиметр нежной кожи. Сейчас мышцы лица были расслаблены, придавая их хозяину вид скучающего аристократа. Сейчас не было изматывающих съемок, не было их семей, не было давящей ответственности за будущее их детей. Было только двое уставших мужчин в этой тесной туалетной кабинке бара на окраине Ванкувера, тонущих в наркотическом дыме и собственных чувствах. Было звенящее напряжение и тихие звуки Нэнси Синатры, проникающие из общего зала.       - Нора – безнадежный романтик, любящий сентиментальные баллады о колдовской любви, - Эклз облизал губы, забирая тлеющий косяк.       - Я тоже безнадежный романтик…Я в последнее время безнадежно люблю вино со вкусом летнего зноя, набирающее свою крепость в бескрайних равнинах Техаса, искрящееся солнечными поцелуями, отдающее мутной зеленью колдовской силы. Я уже говорил тебе сегодня об этом, – Миша начал тихо нашептывать слова, вторя Нэнси Синатре:       Strawberries cherries and an angel's kiss in spring       My summer wine is really made from all these things       Take off your silver spurs and help me pass the time       And I will give to you my summer wine*       Кровь глухо стучала в ушах, заставляя бороться с подступающей паникой от ощущения необратимости происходящего. Все преграды рушились вместе с воздушными замками о преопределенном будущем. Сделать шаг – переступить точку невозврата. В горле пересохло, губы чуть приоткрылись, слова сорвались сами собой:       - Я не против, Миш.       - Что?       - Я не против, Миш…Миша, пожалуйста…Я…не могу…не могу сделать это сам…помоги мне…       Чужие губы накрыли его легким касанием – осторожно, неуверенно, прощупывая, словно боясь увязнуть в пучине со скоростью, разрушающей все на своем пути. Дженсен вцепился в Мишины предплечья, сминая в своих пальцах чужую рубашку, словно это был спасательный круг – последняя надежа выбраться сухим из воды. Надежда – глупое чувство.       Аdagio. Миша неспешно углублял поцелуй, но даже несмотря на его усилия, они были похожи на двух школьников, впервые познающих близость чужого тела. Дженсен чувствовал легкие поцелуи на уголках своих губ, которые сменялись нежным посасыванием нижней губы. Чужие пальцы оглаживали его шею – вдоль линии роста волос, потом резко вниз, аккуратной давление на ключицу, заставляющее чуть откидываться назад, и снова вверх. Мишины губы оказались такими же мягкими, как в его многочисленных фантазиях, их бледно-розовый вкус просачивался в рот Дженсена, придавая поцелую сладость свежесваренного варенья из лепестков роз, которое он пробовал давным-давно в какой-то восточной лавочке. Он чувствовал на своей щеке чужое дыхание, чувствовал, как чужие губы подминаются под его ответным поцелуем – доверчиво, искренне, с определенной долей облегчения. От осознания интимности происходящего, от детской чистоты поцелуя у Дженсена подкосились колени. Нет, он был не прав. Это не была страсть, основанная на физическом влечении, требующая лишь того, чтобы ее удовлетворили; это была нежность, из которой впоследствии рождается любовь. Голова кружилась, он хотел вздохнуть полной грудью, чтобы воздух с шумом просочился через открытые губы, чтобы сбросить с себя это оцепенение, но разорвать поцелуй было не в его силах.       Аndante. Мишин язык проскочил в его рот. Секунда – и он уже встречается с языком Дженсена. Еще секунда – и он сплетается с ним в диком танце, то касаясь лишь кончиком, то размашисто проводя по всей длине, задевая верхнее небо и кромку зубов. Чужая ладонь уже не исследует робко его шею, а уверенным захватом прижимает к губам ее хозяина, уничтожая малейшую возможность отстраниться хоть на миллиметр. Это абсолютно не нужная мера предосторожности. Руки Дженсена переместились с предплечий на лопатки Миши, оглаживая выступающие косточки, избегая пространства между ними, словно боясь нащупать шрамы от крыльев, которые потерял его ангел, последовав за своим человеком. Почувствовав легкий укус на верхней губе слева от идеально вычерченной природой букве «V», он резко прижимает Мишу к себе, надавливая на лопатки со всей силой; сталкиваясь грудными клетками, они выдыхают друг другу в губы, разрывая поцелуй. Дженсен медленно облизывает верхнюю губу, чуть задерживаясь на месте укуса. От его внимания не ускользается момент, когда Мишины зрачки расширяются с пугающей быстротой, как из приоткрытого рта вырывается хрип – реакция на его небольшое медицинское обследование. Так дико и пугающе чувствовать себя настолько желанным…и настолько доступным. Как можно было так долго сдерживать эту бурлящую внутри лаву, заменяя ее суррогатами ненастоящих чувств. Пришло время послать все к черту и спустить тормоза. Достаточно лишь прикрыть глаза и томно облизать губы.       Рresto. Миша отрывисто покрывал шею Дженсена поцелуями, перемежающимися с легкими укусами - ямка за мочкой уха, пульсирующая голубая вена, чувствительное место под кадыком, ключицы – о, им стоит уделить особое внимание. Кожа горела от каждого прикосновения, Дженсен уже не мог сдерживать стоны, он судорожно искал лазейку, обеспечивающую ему доступ к чужому телу. Наконец, черная футболка выскользнула из потертых джинсов и все рецепторы на его ладонях ощутили гладкость Мишиной кожи. Это настолько сводило его с ума, что желание увеличить количество точек соприкосновения захлестнуло его с головой. Он резко отстранился, задирая свою и Мишину футболку, притягивая его к себе, заставляя и его почувствовать это крышесносное ощущение близости кожи к коже. С глухим рыком Дженсен оттеснил Мишу к противоположной стене кабинки, непроизвольно толкаясь бедрами вперед - от этого блеклые огни стоп-сигналов, еще мерцающие в глубине его сознания, потухли окончательно. Он вылизывал чужие ключицы, не прекращая тереться о Мишино бедро. Он терял голову, он растворялся в своем безумии. Еще несколько поступательных движений и он позорно кончит как подросток, так и не дойдя до второй базы.       - Эй, есть здесь кто? – входная дверь туалета громко хлопнула. – Бар закрывается через 15 минут, так что быстро заканчивайте со всеми своими делишками! – туалетные кабинки открывались одна за другой, голос звучал все ближе и ближе, отдаваясь в голове набатом. Дверь их кабинки дернулась, шпингалет соскочил с последнего шурупа, на котором держался, и взору Якоба предстали двое тяжело дышащих, растрепанных мужчин, занявших настороженные позиции по разным концам туалетной кабины. – Упс, давно было пора починить эту задвижку…ну…       - Мы здесь косячек раскурили. Ты не против? – Миша, прочищая горло, указал на растоптанную самокрутку. Самообладание быстро вернулось к нему, в отличие от Дженса. Дыхание перехватывало от вновь подступающей паники.       Он быстро выбежал из кабинки, туалета, бара, если бы была возможность, он убежал на другой конец вселенной. Резкий порыв ветра хлестанул по лицу, окончательно приводя в чувства. Боже мой, что он наделал? Это была непозволительная слабость, грозящая разрушить всю его так тщательно выстраиваемую жизнь.       - Ты забыл куртку. Уже ноябрь. Холодно. Надень!       - Какого черта, Миш?       - Какого черта, Дженс?       - Какого черта ты делаешь? Ломаешь мою жизнь забавы ради? Я не хотел этого! Я бежал от этого на протяжении трех долбанных лет, а ты разрушил все за долю секунды! Специально подгадал момент? – резко развернувшись, Дженсен ударил стену в нескольких сантиметрах от Мишиного лица, не заставив того ни отвести пристального взгляда, ни дрогнуть ни одним мускулом. – И что теперь? Отправимся ко мне в трейлер и ты отымеешь меня? А может, я тебя? Ты думал об этом? Представлял, как будешь сверху? – голос срывался от накатывающего отчаяния и злости. - А потом бросим все к хуям – семьи, работу, друзей – и заживем в своем счастливом педерастическом мирке?       - Я, действительно, думал об этом, но все мои фантазии были размыты. – Миша сжимал в руках куртку Дженсена, стараясь выглядеть максимально спокойным. - Я больше сосредотачивался на эмоциональной стороне, нежели физической. Мне не важно, кто будет сверху. Мы можем это обсудить. Хотя вижу – ты не очень склонен к диалогу. Поэтому, может, сегодня просто подрочим друг другу, а об остальном подумаем завтра, когда проснемся вместе? Мне так же страшно, Дженс, пойми!       - Знаешь что? Иди ты на хуй! – Эклз выдернул свою куртку и, не говоря больше ни слова, зашагал по узкому переулку.       Морозный воздух, со свистом проходя через щель между передними зубами, врывался в легкие, холодил все изнутри, замораживая всю боль. Он нехотя накинул куртку, если заболеет – сорвет график съемок. А это не дело! Нужно быть более ответственным, более разумным, а не тупым влюбленным мудаком, теряющим голову от одного даже не докуренного косячка. Хотя он прекрасно понимал, что его наркотики – это синие глаза и бархатный голос человека, которого он только что послал. Он поступил правильно, нужно отбросить все эти ненужные мысли. Дженсен сосредоточился на ходьбе, он всегда делал так, когда ему требовалась своеобразная медитация – предельное внимание тому, что делаешь в данный момент, размеренное дыхание и, вуаля!, в голове становиться абсолютно пусто. В этот раз его метод не работал. Вкус летнего вина, оставшийся от поцелуя, разъедал губы. Ком замороженной боли медленно таял внутри, глаза предательски защипало. Это от ветра. Другой причины быть не могло. Как и другого выхода из этой ситуации. Хватит убегать от правды, нужно принять бой.       - Я сплю у стены, - Дженсену не нужно было поворачиваться, чтобы узнать, что Миша идет за ним. Их связь была, действительно, очень «глубокой».       - Не волнуйся, я защищу тебя от всех подкроватных монстров, моя принцесса! – чужая рука крепко обняла его за талию. Сегодняшняя дорога в завтрашний день обещала быть интересной.