Дом его грез

POV Джерард. Сколько сейчас времени? Какой день недели? Время года? Я уже давно сбился со счета этих серых, однообразных дней. Их слишком много. Как давно я не был по ту сторону стен? Полгода, может быть год, или два? Я не знаю. Да это уже и не важно, когда ты прикован к инвалидной коляске… Возможно сейчас, в свои шестнадцать лет, я бы мог быть нормальным подростком с кучей друзей, девушкой и веселой, счастливой жизнью, как и полагается большинству подростков, но всегда есть «но», которое, так или иначе, ломает всё. В один день я потерял всё. Я потерял свои ноги, и в этот момент я окончательно понял, что больше никому и не нужен. Мой брат Майк уехал в Нью-Йорк и сейчас успешно учится в университете, отец говорит, что ему скоро дадут повышение и он, скорее всего, уедет, а мама… Она хоть и занята, старается проводить со мной время, но у неё это плохо получается, честно говоря. Все наши разговоры за день могут уместиться в пятиминутный бессмысленный диалог. А страдать ночами о том, что все мои друзья отвернулись от меня – бессмысленно, ведь их итак не было. Люди до беспамятства внушают себе, что время лечит, но по мне так, оно лишь частично заглушает эту боль, позволяет смириться, или же научиться жить с ней. Вот и всё. Время может лететь сумасшедшим ураганом, но я до сих пор не могу избавиться от ночных кошмаров. Страх парализует моё тело, не позволяя убежать, скрыться, как бы иронично это не звучало. Липкий страх утягивает всё ниже, в глубины моего сознания, раз за разом возвращая в этот день, что на корню оборвал мою привычную жизнь. Хоть со временем родные и перестали просыпаться по ночам от моих ночных криков, но это стало лишь сильнее раздражать отца. День за днем становилось лишь хуже… Полтора года назад. Самое обычное утро, не предвещавшее ничего больше, чем очередной скучный день в школе, но я так чертовски ошибался. Расправившись с утренними делами, я отправился в школу, тогда ещё на своих двоих. Отчасти я был прав, день тянулся долго и скучно, но вот долгожданный обед. Я привычно устроился на подоконнике и уставился в окно, рассматривая едва зеленевшую листву на деревьях. Весна. Время перемен... Ох, да ещё каких. Достав из сумки бутылку воды, я приготовился услышать хруст пластика, оповещавший меня о том, что запечатанная крышка поддалась моим усилиям. Но этого не произошло. Крышка бесшумно прокрутилась, но в тот момент я не придал этому особое значение, а зря. Прекрасную тишину нарушили голоса в конце коридора. Пожалуй, их я узнаю из тысячи. Это был Гейб и его свора псов. Я успел сделать всего пару глотков из своего «завтрака», как они уже стояли предо мной. В итоге вся моя еда ушла к Гейбу, а содержимое бутылки оказалось на мне. Именно поэтому я не появлялся в столовой, но что им мешает находить меня здесь? Я уже собирался покинуть их не самую приятную компанию, так сказать, но ногу предательски закололо, а вскоре я вообще перестал её чувствовать. Первая, и на тот момент, как мне казалось, адекватная версия, – онемела. Но и эта версия затрещала по швам, когда я перестал чувствовать и вторую ногу. Кто-то из парней толкнул меня. Колени предательски согнулись, и я, не сделав даже шага, упал на пол. Холодный кафель радушно меня встретил, отчего я почувствовал солоноватый привкус во рту. Видимо, моя губа пострадала. Парни окружили плотным кольцом, а по мерзкой ухмылке Гейба я понял, что это не случайность. Липкий, противный ужас заполнял каждую клеточку моего чёртова тела, сердце билось так, будто хотело вот-вот сломать мои рёбра. Я не слышал, о чем они говорили, в ушах противно звенело. Удары посыпались со всех сторон. Руками, ногами. Больно. Очень больно. Я чувствовал каждое прикосновение, каждый удар, в глазах начало темнеть. Я уже не думал в сотый раз – почему именно я, и что я сделал этим ублюдкам. Всё, что я хотел – чтобы мне помогли, спасли меня от этого. Кто-нибудь, ну хоть кто-нибудь… Меня не спасут, я знаю это. Так зачем давать себе ложные надежды? Зачем верить, что мне помогут? Ведь никогда не помогали. Меня и раньше били, но не так, не так сильно, не так яростно, без ненависти. Просто били. Я думал, что сдохну прямо тут, на этом полу, прямо посреди коридора. Я валялся в луже от пролитой на меня воды и собственной крови. Я уже почти не чувствовал этой жуткой боли: всё онемело. Наверно, это конец. Неужели, я так и умру, лежа на холодном кафеле в луже собственной крови? А чего я мог ждать? Мне никогда не было так плохо. Дождь из ударов стих, но боль и не думала затихать, она наоборот, лишь усиливалась – все синяки и царапины давали о себе знать ноющей, саднящей болью по всему телу. Я никогда не стану лучше, и уж точно не стану музыкантом, как я всегда мечтал. Мне выпадет роль какого-нибудь юриста или же врача, да уже и не важно кого. Я буду ненавидеть свою жизнь, как и сейчас. Ничего не изменится. Я закрыл глаза, пытаясь отключить всё. Мне слишком больно даже думать обо всем этом, не то, что пошевелиться. Мне слишком больно осознавать, что все так закончится… Я постепенно прихожу в себя. Оживаю. Начали появляться чувства. Утихшая боль тут же напомнила о своём присутствии. Болело всё, что только могло болеть. Казалось, что и я сам состою из большого комка боли. Вскоре вернулись слух и осязание, отчего моя голова ужасно болела. Странный звук, напоминающий треск больших больничных ламп, пиканье аппаратов, всё это шальной бомбой разрывало тишину, отправляя свои острые осколки, как мне казалось, прямо в мой мозг. Когда вернулось зрение, стало только хуже. Как только я открыл глаза, меня сразу же ослепил этот белый цвет. Как мне казалось, белым было абсолютно все: потолок, стены и, пожалуй, даже пол. От всей этой белизны ужасно слезились глаза. Где я? Что со мной? Я уже умер? Хоть я и желал этого в те минуты, мои молитвы были проигнорированы самым наглым образом. Я всего лишь был в больнице. Здесь мне попытались более-менее понятно объяснить, что же всё-таки произошло. Из всего разговора я понял одно – я был подопытным кроликом. Гейб со своими дружками решили проверить товар и выбрали меня в качестве испытуемого. Я давно подозревал его в нечистых делишках, но, в любом случае, кто бы мне поверил? Так или иначе, мне всё же пришлось принять сей факт. А потом… Потом у меня началось ломка. Он не только сделал из меня инвалида, но еще и чёртова наркомана! Это было невыносимо, я был просто одержим этим. Каждый день начинался с разрывающей мозг боли, от которой хотелось просто волком выть, лезть на стены, ломать себе кости, лишь бы это поскорей прекратить, и заканчивался день тем же. Из одной больницы меня вскоре перевели в другую, с решетками на окнах. Здесь меня днями напролет пихали таблетками, стараясь избавить меня от зависимости, хотя я, скорее, безвольным овощем стану, чем это случится. Голова гудела, мозг разрывало на части, первое время препараты напрочь отказывались хоть как-то помогать, а от накатывающих галлюцинаций, что вечером перерождались в ночные кошмары, хотелось просто умереть. И я пытался. Пытался покончить с собой. От банальных попыток повеситься или же вскрыть вены, до кражи всевозможных препаратов с целью наглотаться и уже не проснуться. Но санитары раз за разом меня откачивали. А я… Я уже не мог все это терпеть. Вскоре мать сообщила, что отца все-таки повысили, и он уехал в другой город. Ещё через полмесяца Майки уехал в Нью-Йорк, дабы продолжить обучение, мать же в вечных командировках, а я? Я стал чертовым инвалидом с ужасными болями и несколькими попытками самоубийствами за плечами, который черт знает сколько, провел в больнице. Шесть месяцев. Как оказалось, я пробыл в больнице добрых шесть месяцев. За это время я мало-помалу боролся со своей зависимостью, стал привыкать к коляске и даже приноровился передвигаться в одиночку. Вы уж меня извините, но пусть я и прикован к этой чертовой железяке, у меня язык просто не поворачивается говорить «подъехал»… Пусть в душе, но я все же хожу, и говорить я буду соответственно. Как бы то ни было, меня, наконец, выписали, и вот я уже на пороге дома, в котором я не был полгода. Изменился ли я за это время? Слишком уж изменился. Я поборол свою зависимость и, пожалуй, это единственное, чем я могу гордиться. Мои темные волосы сильно отросли, и сейчас едва ли касались плеч. Я очень сильно похудел за это время – сказались нервные срывы, да и препараты внесли свою лепту. От пухлого, вполне жизнерадостного парня, практически ничего не осталось. Черты лица стали более острыми, ребра можно было визуально пересчитать без особых усилий, вокруг глаз красовались темно-красные, болезненные круги от вечных недосыпов, я был бледен, даже слишком. Я окончательно замкнулся в себе. Депрессий становилось всё больше, а знакомых всё меньше, точнее, их вообще не осталось, я разорвал все связи. Мать пыталась как-то помочь, но что она могла сделать? Правильно, ничего. Она пыталась разговаривать со мной, но получая в ответ слова по типу «да» или «нет» прекратила и пытаться. Я мог сидеть в тишине неделями, пожалуй, мне было необходимо это. Я перевелся на домашнее обучение, я и правда не хотел возвращаться в то место. И вроде как все должно налаживаться, я должен постепенно начинать радоваться жизни, но, как я говорил, всегда есть «но». Кошмары до сих пор преследуют меня, заставляя просыпаться посреди ночи в холодном поту. Уже давно в глубине души я понял, что так не может больше продолжаться, и я начал пытаться. Пытаться поднять себя на ноги. Каждодневные тренировки через ужасную боль и слезы, до кровавых мозолей на руках и нежелание жить, когда ничего не получалось. Но сейчас, через полтора года после случившегося, я все-таки отвоевал небольшую часть своих неподвижных конечностей. Теперь хоть и с болью, но я могу сам, с помощью костылей перемещаться по дому, спускаться и подниматься по лестнице, как бы трудно это не было. Хоть ниже колен я до сих пор не чувствую ног. Я словно птица со сломанными крыльями. Даже если они и срастутся, она не сможет летать как раньше. Так же и я… Ну вот, я вновь погрузился во всё это. Во все эти воспоминания, совершенно не замечая, что уже около пяти минут кто-то настойчиво звонит в дверь. Я, взяв костыли лежавшие возле кровати, поднимаюсь. Тело пронзает боль, но я уже изрядно привык к ней. Шаг за шагом я уверенно направляюсь к входной двери. Выхожу из комнаты и, пройдя маленький коридорчик, дохрамываю до лестницы. Рано или поздно я сверну на ней шею, я уверен. Я почти сделал это, когда в первый раз попытался самостоятельно спуститься по ней. Преодолев этот седьмой круг ада, я оказываюсь на финишной прямой, то бишь у двери. Звонок настырно продолжает голосить на весь дом, а рука, что тянется к дверной ручке, дрожит от напряжения, ну, по крайней мере, я себя в этом убеждал. - Кто там? – недели молчания дают о себе знать. Голос хрипел, будто и не был моим вовсе. Звонок затих, а я, откашлявшись, щелкнул замком и, наконец, открыл дверь. - Кто? – повторил я свой вопрос уже вполне нормальным голосом. А я ведь уже и забыл, как он звучит. Глаза резко ослепил яркий солнечный свет. Я давно уже не слежу за временем, поэтому и не подозревал, что на улице еще так светло. Поморщившись, я начал вглядываться в размытую черную фигуру, стоящую предо мной. - Привет.