Madness

Снится мне танец и злой, и лихой И манит меня за собой. Звенит в ушах, вскипает кровь. Ночью проснусь в бреду, В холодном больном поту И лишь глаза закрою вновь. ( Агата Кристи «Канкан», слова – Глеба Самойлова) Когда полупустая бутылка рома слетела со стола на пол, рассыпаясь мириадами осколков у ног спокойно сидящего мужчины, тот от неожиданности поперхнулся воздухом. Острый конец лакированных туфель прочертил перед носом изящную дугу и с громким «цоком» опустился на деревянные ступени. Серые глаза жадно проследили трепет вздымающихся воланов на пышной юбке, зацепили металлический крючок на чёрном, как сама ночь чулке и пропали между игривых солнечных веснушек. Громкая музыка рояля и беснующегося контрабаса превращала пропахший дешёвым алкоголем бар в филиал французского ресторана, где надушенные букетом парфюма леди порхают между столиками с пенистым шампанским и румяной уткой на позолоченных блюдах. Приглушённый свет от разбитых плафонов придавал обшарпанному залу интимность, но невыносимая какофония, идущая со сцены, разбивала любые представления о томящей атмосфере. Жар и духота под аккомпанемент громкого визга, смеха и ударов барабанов резали загустевший воздух на ломтики пастилы. Алые полосы переплетались с жёлтыми, рождая игру волн, идущих непослушной рябью от непрерывно трепещущих рук. Юбки парили, танцуя канкан. - Эй, красавица, повернись бочком. - Пошёл лесом, дорогой. Небритые подбородки сотрясались в горькой пене, звон битой посуды мешался с громыханием музыки, росчерки звенящих монет перебивали гомон драки, возгорающейся пожарищем у стены, украшенной картиной полуобнажённой нимфы, на которую бородатый старик с седыми щеками бросал безумные взгляды, теребя между костяшками пальцев складной перочинный нож. Атмосфера располагала к себе беззаконьем, махала пушистым веером перед рядами напудренных щёк и скалила полированные зубы. Огненная птица летала по сцене, подбрасывая ноги к потолку на каждом ударе музыкальных тарелок. Светловолосый мужчина с гладковыбритым затылком тонул между кружева корсета, мечтая порвать его голыми руками, наслаждаясь треском податливой ткани. - Пташка, не улетай, - кричали со всех сторон, а она лишь улыбалась, выбивая каблуком танцевальный фейерверк. - Эй, ты только взгляни на эту богиню! Агаты глаз с янтарными искрами дьявольского огня под сводом густо накрашенных ресниц разрывали душу, подобно шипастым кастетам. Изгибы фигуры терялись в бутоне юбок. Плечи были прикрыты дымом выцветшего тёмного шёлка. Грозного Феникса тянуло на дно, когда она приближалась слишком близко, салютуя ему волной подола, словно заманивая в золотую клетку. - Как тебя зовут? - Протягивая широкую ладонь до полуобнажённого бедра, глубоким хриплым баритоном спрашивал мужчина, но ответ тонул в крике остальных танцовщиц, оставляя его глазеть на удаляющуюся фурию. Медленно, словно нехотя, гомон стихал. Канкан прошёлся раскалённой нитью по нервам и окатил ледяной водой в конце, отпуская обессиливших, выжатых как лимон наблюдателей на свободу. Феникс выловил невесомую фигуру в толпе, прижимая к обнажённой груди и отмечая про себя, что она оказалась выше и крепче, чем летающий бестелесный призрак на сцене. - Эй, - томный голос защекотал ушные раковины, вызывая лавину желания, туманя разум и заплетая язык в морской узел. – Долго же ты смотрел, мало? - Мало, хочу ещё. Станцуешь для меня? - Надо подумать. - Ненавижу ждать. Кручёная лестница манила вверх, к блёклой нарождающейся луне, к продавленным пружинистым матрасам и накрахмаленным простыням. Тонкие обветренные губы впивались в густую пучину алой помады, немилосердно выгрызая её остатки. Тяжёлые слои платья покрывали блуждающие руки, сжимающие упругие ягодица. - Довольно неожиданно. - А ты думал, – ладонь упёрлась в чувствительную выпуклость под поясом для чулок, щекочущую оборками. - Дама оказалась мужиком. - Нравится? - Да. Горячие губы прикусили кожу на белой шее, слизывая неприятный косметический налёт. Чёрные смоляные пряди упали на виски и подбородок. Послышался томный вздох, сопровождаемый нетерпеливым ёрзаньем. С гулким скрипом два тела упали на постель. Сложный механизм нижнего белья не поддавался, заставляя с рыком рвать нежные ткани, кромсая, уничтожая, сжигая их своим взором. Парень, что стаскивал с чужих плеч рубашку, смеялся, звонким, как колокольчик смехом. - Нихрена не могу отцепить эти крючки. - Дай мне. Ворох юбок взметнулся вверх, от чего чужие глаза на секунду пересеклись с чёрным заревом. Ловкие пальцы моментально отцепили эластичные подвязки, высвобождая резинки чулок. Феникс заворожённо наблюдал, как приподнялся самый верхний короткий волан вверх по гладкой коже, как опустилась стянутая корсетом грудь от глубокого вздоха. Что-то треснуло глубоко внутри мужчины, выпуская на свободу хищника, готового растерзать свою жертву. Зубы яростно вцепились в горло, сжимая подрагивающий кадык и тут же отпустили. Язык зализал небольшую ранку. Бархатный корсет мешал, не пуская к пылающему телу, в штанах было тесно, неприятно и мокро. Шнурок заскользил между выемками, с каждым движением даруя свободу. Казалось, что сам воздух заиндевел, отдавая морозной свежестью, но стоило взглянуть на пылающие щёки, покрытые мелкими пятнами веснушек, как жар с новой силой окутывал всё тело. Колено упёрлось между широко раздвинутых ног, подразнивая стоящий член сквозь мягкую ткань белья. Дикий взгляд и цепкие пальцы, впивающиеся в плечи, были немым ответом. Гибкая спина выгнулась, громкий стон оглушил, проклятый корсет улетел в дальний угол. - Быстрее, - почти приказ вырвался из горла судорожно сдирающего с себя юбки юноши. Феникс не стал медлить, одним уверенным движением перевернул парня на живот, мазнув пальцами по губам с оставшейся в уголках помадой, проталкивая их в горячий податливый рот, чувствуя, как язык проходится по фалангам, обильно смачивая и посасывая. Ремень на брюках брякнул, падая на пол, затихая. Феникс медленно потёрся членом между ягодиц, подчёркнутым болтающимися подвязками и узором чулок. Губы прикоснулись к изгибу спины, проведя вдоль к основанию шеи, гулкое дыхание вырвалось наружу, а раскрасневшиеся губы выпустили пальцы изо рта, которые тут же стали растягивать узкий горячий проход, проникая внутрь и разрабатывая. Нежная пытка заставляла обоих сотрясаться в неутолимой жажде, обтянутые тканью бёдра поддавались назад, сильнее насаживаясь и пропуская ещё глубже. Холодный пот стекал по вискам мужчины, резко отпустившим парня, тот от подобного сдавлено всхлипнул, скорее выражая протест подобным действиям, нежели неприятные ощущения. Феникс входил в юношу медленно, пытаясь прочувствовать, не сделать больно, тот же извивался под ним, как уж на сковородке, цеплял пальцами ткань простынь и заставлял поспешить, ускориться, наполнить себя. Отказать было нереально. Быстрые толчки, пошлые звуки соприкасающихся тел, стоны, всё порождало какое-то сумасшествие, помешательство. Феникс забылся, самозабвенно вдалбливаясь в блядски распластавшегося под ним парня в чёрных узорчатых чулках. Крышу снесло качественно, лучше любого алкоголя, огонь плескался внутри, сжигая. Ладонь накрыла тонкую кисть. Глубокий толчок сотряс всё тело, юноша под ним выгнулся и закричал, непозволительно сильно сжимая Феникса, от чего тот захрипел и, прикусив чужое плечо, кончил, заполняя, помечая своё. Они лежали, в ногах путались оборки юбок, гулко дышали и смотрели друг другу в глаза. - Было неплохо, - медленно растягивая слова, как будто мурлыкая, озвучила несостоявшаяся танцовщица. - Неплохо? - Я не распробовал. Феникс засмеялся. В пропахшей потом и пылью комнате, в постели с парнем, накрашенным и оттраханным, как последняя блядь. Ему было хорошо, что даже огонь в груди не мешал, не травмировал, а лишь сладко перебирал клавиши рёбер. - Как тебя зовут? Ответ потерялся в лукавой улыбке и демонах агатовых глаз.