O Dolci Mani

– Смотрите, всё элементарно, – Фуго вздыхает. – Вы уже проиграли. Просто сдайте все деньги и имеющиеся сейчас в вашем активе наркотики, в противном случае Пассионе прекратит с вами сотрудничество. – Если уж вашему боссу так сильно нужны деньги, мог бы прислать кого-то поважнее, – издевательски тянет Бономо, с деланным интересом рассматривая ногти своей левой руки. – Вы же просто мальчики на побегушках. Всё короткое время их знакомства этот человек не перестает раздражать Фуго. – Не хами, Бономо, мы с ними заодно, – говорит Алески, лидер этой группы, торгующей наркотиками, однако демонстрирует при этом не меньше равнодушия к переговорам, чем её подчиненный. Скрестив руки на груди, она ухмыляется. – Мне очень жаль разочаровывать вас, детки, но тут очень быстрая текучка кадров. Я рада, что ваш босс так скоро заручился поддержкой, но я в этой игре не новичок. И я не настолько глупа, чтобы думать, будто Пассионе хватит надолго. Слишком жестокая конкуренция. – У нас нет на это времени, – произносит Абаккио достаточно громко для того, чтобы слышал только Фуго. – Давайте рассуждать логически, – продолжает Алески, – моя команда не может себе позволить отказаться от поддержки в лице нашего нынешнего босса ради подобной авантюры. Поступая так, мы многое теряем. Фуго вздыхает: – Если хотите рассуждать логически, то поймите, что это никакая не авантюра. Это обеспечит вам возможность остаться на плаву. Бономо снова фыркает, ёрзая на стуле. Фуго не обращает на него внимания и продолжает: – Пассионе выкупает в округе все мелкие группы, подобные вашей. Это сокращает конкуренцию на девяносто процентов. Выбить почву из-под ног ещё одной такой группы – и бизнесу просто не на чем будет базироваться. Если вы отказываетесь, согласится кто-то другой. Так или иначе, Пассионе будут в выигрыше. Руки Фуго дрожат. Он старается говорить уверенно, но на самом деле чувствует себя больше, чем просто не в своей тарелке. Музыка здесь играет слишком громко, из-за бешеного сердцебиения внутри и так всё пульсирует, а когда эти ощущения смешиваются – кажется, что каждый новый удар вот-вот раздавит грудную клетку. Тут очень людно, и, проходя мимо, люди оказываются слишком близко к нему, а их случайные прикосновения режут, словно бритва. Он мечтает о том, чтобы выйти наружу и нормально вздохнуть. Алески медлит, пытаясь тянуть время, и Фуго понимает, что ни он, ни Абаккио не готовы к нападению. Всё должно было пройти гладко, это должны были быть быстрые переговоры. – Так мы заключаем сделку, или нет? – Спрашивает Абаккио. Фуго ни за что не решился бы поставить вопрос ребром, поэтому буквально счастлив, что Абаккио сейчас с ним в качестве партнера, что они работают вместе. Каким-то образом им двоим удалось установить способ невербального общения, просто анализируя язык жестов, изменения дыхания и мимику друг друга. Фуго искренне рад, что они на одной волне, и оба думают о том, как осточертело уже слушать весь этот бред. Закрывать глаза и дальше – значит пустить всё на самотек, тем самым усугубляя ситуацию. Ещё больше, чем это уже произошло. Абаккио, кажется, лучше удается сохранять хладнокровие в таких ситуациях – совершенно очевидно, что внешне он спокоен, но Фуго чувствует неладное, когда он начинает нетерпеливо покачивать носком ботинка. Из-за этого пульс Фуго учащается ещё больше. Им не приказано идти на убийство, даже если Алески и её банда решат прекратить сотрудничество и остаться со своим нынешним нанимателем. Фуго знает: Пассионе обладают достаточными возможностями, чтобы уничтожить сразу всю их группу, если понадобится, но в организации уверены, что кого-нибудь им всё-таки удастся подкупить. Но он не берется сказать, знает ли об этом Алески. Алески закусывает губу. Бономо тушит сигару и садится прямо. Проходит несколько секунд. – Мы согласны, – наконец, отвечает Алески. – Мои люди здесь, они только ждут сигнала. Мы отдадим вам деньги и нереализованный товар, так что можете передать своему боссу, что мы завязываем со своими делами здесь. Пульс Фуго на мгновение нормализуется, но он понимает, что глупо рассчитывать на легкую победу сейчас. Такого ни за что не случится. Бономо и Алески встают и двигаются по направлению к запасному выходу из клуба, легко лавируя в море из танцующих вокруг тел. Фуго идет быстро, стараясь не потерять их из виду, но держась на достаточном расстоянии, чтобы успеть обсудить ситуацию с Абаккио. – Мы в полном дерьме. – А тебя не зря называют вундеркиндом, да? – Мрачно бормочет Абаккио. – Очевидно, что Алески врет. Приносить сюда деньги и наркотики опасно – слишком велика вероятность, что кто-то нападет. Однако, не факт, что она врет насчет присутствия своих людей. Но у нас нет приказа убивать. Нужно только убраться отсюда, ясно? Мы не можем допустить, чтобы ситуация стала ещё опаснее. – Если они нападут первыми… – … сделаем всё возможное, чтобы уйти. Мы не подохнем на дурацких переговорах о сделке. Фуго пытается успокоиться, толкая дверь и выходя из клуба. Здесь его кожу сразу встречает порыв прохладного ветра. Свежий воздух наполняет легкие, позволяет сознанию проясниться. Сердцебиение нормализуется. Глаза быстро оценивают обстановку: никого. Вокруг ни души. – Как насчет другой сделки? Он слышит знакомый клацающий звук прямо над ухом и чувствует прикосновение холодного металла к своему виску. Бономо скалится, держа пистолет. Он откидывает прядь своих темных волос за плечо и затягивается свежей сигарой, которую держит в свободной руке. Фуго не двигается, едва осмеливаясь дышать. Инстинкты кричат, что нужно бежать, что нужно призвать Purple Haze и выбираться из этой передряги всеми возможными способами. Он пытается выровнять дыхание и вспоминает об Абаккио. Они оба просто обязаны выбраться. Вместе. И им не приказано убивать. – На девять из десяти конкурентов меньше, благодаря вам. Отличная работа, – говорит Алески из-за спины Фуго; по всей видимости, Абаккио тоже у неё на прицеле. – Разумеется, вы правы. Если я хочу сорвать куш, надо действовать сейчас. Но я предпочла бы делать это независимо, улавливаете? Босс мне ни к чему. – Такая вот сделка, – Бономо сильнее давит дулом пистолета в висок Фуго. Металл уже не холодный. Он нагрелся. Раскалился. Так сильно, словно выстрел уже сделан, и пуля всадилась в мозг. Фуго понимает, что это лишь игра воображения, и мозг ещё работает, причем с невероятной активностью, чтобы не дать потерять сознание и рассудок. Вдох – выдох. Абаккио здесь. Алески и Бономо просто угрожают им. Нет приказа убивать. – Как только что сформированной независимой команде, нам нужна финансовая поддержка. Уверен, один из вас может стоить неплохих денег, – смеется Бономо. – Вы же сами твердили, что мы просто мальчики на побегушках, – огрызается Фуго. И в то же мгновение жалеет, что сказал это. Дыхание перехватывает. – К счастью для одного из вас, у нас будет, что передать, – говорит Алески. – Мы не можем позволить другим группам нам мешать, припугнем их хорошенько, – договаривает она. – Оставляем этого, что повыше, он не выглядит так, будто способен выкинуть какую-нибудь глупость. Пока Алески говорит, Бономо наклоняется к лицу Фуго. Тот смотрит прямо, не моргая, и не оборачивается на Бономо. Но лицо мужчины продолжает висеть над ним. Краем глаза Фуго замечает, как за облаком сигаретного дыма расплывается улыбка. Вопль подкатывает к горлу изнутри, но он едва ли осознает это. Он просто закрывает глаза. – Ты хорошо отработал шестеркой, – шепчет Бономо, и ухмылка слышна даже в его голосе. Кожу Фуго будто ошпаривает. Он зол, напуган, в горле теперь вместо крика бурлит желчь. Его собираются убить. Когда он вновь открывает глаза, то не способен видеть почти ничего вокруг. Purple Haze уже материализовался рядом, громко рыча. Время словно замедляется. Изо рта стэнда капает слюна, пока он буравит взглядом Бономо, с лица которого медленно сползает улыбка. – Фуго, стой..! Он чувствует страх, но не свой. Это страх Абаккио. Этот выкрик дает Фуго достаточно времени, чтобы обернуться. Пистолет Бономо направлен прямо ему в лоб, и на колебания не остается времени. Следующие несколько секунд пролетают мгновенно, такое чувство, что кто-то включает режим быстрой перемотки. Все его движения сопровождаются рычанием Purple Haze: пистолет выбит из чужих рук, Бономо падает на землю. Всё происходит так быстро, что он забывает об Абаккио. Единственное, что существует в голове Фуго сейчас – это представшая прямо перед ним картина лица Бономо, которое он избивает кулаками. Один-второй, один-второй. Вдох. И снова… Безумие резко прерывается, удары прекращают сыпаться. Purple Haze утробно рычит. Рука Фуго зависает в воздухе, удерживаемая простым, но крепким захватом. – Достаточно. Он встает с Бономо, внезапно осознавая, как сильно сбито его собственное дыхание. Понимание происходящего возвращается, он снова может видеть всё вокруг и контролировать движения. Кулаки горят. Тело до сих пор пробивает дрожь. Оглянувшись назад, он видит по левую сторону от себя Алески, как она застыла, лежа на земле, с дырой от пули в груди и пустым взглядом голубых глаз. Она мертва. Бономо мертв. Purple Haze испарился. Желчь всё ещё бурлит в горле, придушив крик. Вокруг всё красное. Густой, тёмный цвет. Его так много повсюду… Красный в резком контрасте с бледной кожей на груди Алески. Темно-красным покрыто лицо Бономо, разбитое в такое месиво, что невозможно опознать. Красный на кулаках Фуго, как клеймо, указывающее на то, что он – убийца. Им не давали приказа убивать. – Ты в порядке? – Спрашивает он Абаккио не своим, непривычным для собственных ушей голосом. Тот только спокойно кивает, но меняется в лице, осматривая Фуго: – Блядь, – ругается он, сжимая левую руку товарища. На ней ещё больше крови, как будто красный цвет поглотил её, и саднит так же, как костяшки пальцев, но Фуго этого почти не чувствует. Он прикрывает красное пятно ладонью другой руки, старается вытереть его, чтобы красный цвет сошел, прочь, подальше, надеется, что сможет так вернуть боль. – Прости, – быстро произносит Фуго, – я знаю, у нас не было приказа… – Ты должен был это сделать, – обрывает его на полуслове Абаккио, глядя прямо в глаза. Испуга в нем больше не чувствуется, внешней угрозы тоже нет, и он выглядит достаточно хладнокровным. Фуго знает, что Абаккио добрый, но всё же слишком стойкий, чтобы выдать свою обеспокоенность чужим состоянием. А он определенно обеспокоен. Фуго уже давно так не терял самообладание. – Ты должен был, – строго повторяет Абаккио. – Скажи. Фуго медленно кивает: – Я должен был это сделать, – совсем немного, но это помогает ему почувствовать себя лучше. – Давай вернемся и позаботимся о твоей руке, – Абаккио разворачивается, обводя последний раз мрачным взглядом тела Алески и Бономо и ругаясь в полголоса. – Нахрен всё это. *** Когда Абаккио и Фуго добираются до их нынешнего убежища, солнце уже встает. Тишина буквально режет слух, но Фуго слишком измотан, чтобы придавать этому значение. Его ладони всё такие же темно-красные, и, сколько не пытайся, он не может унять в них дрожь. Острая боль от раны на предплечье заменилась на тупую, пульсирующую, отчасти благодаря перевязке, которую сделал Абаккио. – Ты как? – Поворачиваясь, спрашивает Абаккио. Он не скажет об этом, но Фуго понимает, что он всё ещё волнуется. – Могу посмотреть. – Всё нормально, – бормочет Фуго. – Отдохни немного. Я слишком устал, чтобы думать об этом сейчас. Если понадобится помощь, я позову. Абаккио кивает, опуская ладонь на плечо Фуго, и коротко стискивая его перед тем, как уходит в комнату. Фуго бредет в свою спальню, его неровное дыхание кажется в этой тишине ещё более тяжелым. Он проходит по коридору как можно быстрее и тише, чтобы не разбудить и не лишить своих товарищей отдыха, в котором так отчаянно нуждается сам. Дверь в комнату коротко скрипит, поворачиваясь на петлях. Наранча не валяется в кровати, и Фуго отстраненно думает, не отправился ли он на какое-нибудь задание. Из-за отсутствия Наранчи он совсем падает духом. Один только тот факт, что Наранча рядом, может как раздражать, так и смягчить самое враждебное настроение Фуго. И так же, как он желает этого присутствия, Фуго рад тому, что Наранчи сейчас нет. Потому что ему нет необходимости видеть Фуго таким. Пройдя в ванную комнату, он смотрит в зеркало: волосы растрёпаны, под глазами темные круги, но ничего так не привлекает внимание, как ярко-красные кляксы на его коже и одежде. Даже на лице. Он трет ладонями щеки, пока они не начинают гореть, спешит стереть пятна крови. – О, ты вернулся! Фуго подпрыгивает от неожиданности. Он ещё не готов увидеть Наранчу, слишком много на нем остается красного… Наранча морщит лоб: – С тобой всё в порядке? – Спрашивает он. – Это ведь не твоя кровь, правда? – Я должен был, – невпопад отвечает Фуго, поднимая взгляд со своих окровавленных рук на Наранчу, но смотрит лишь долю секунды, боясь эмоций на чужом лице. – Я должен был, должен, – повторяет он снова и снова, стараясь убедить в этом больше себя, чем парня перед ним. – Эй, – Наранча осторожно берет его руки в свои. Фуго вздрагивает от физического контакта, но приковывает взгляд к своим ладоням, по-прежнему не решаясь смотреть в глаза собеседнику. Тогда Наранча касается его подбородка, заставляя поднять лицо. Он выглядит озадаченным – так кажется Фуго. Он не нахмуривается так, как если бы был раздражен. Узел в груди Фуго становится не таким тугим. – Это твоя кровь? – Снова спрашивает Наранча, на этот раз серьезно. Фуго качает головой. Наранча поджимает губы и кивает, отпуская руки Фуго. Он подходит к ванной, включает воду, а затем снова оборачивается: – Давай тогда отмоем тебя, идёт? Он расстегивает пуговицы пиджака Фуго, замечая теперь импровизированные бинты на его левой руке. Развязав их и сняв пиджак, он с шипением втягивает воздух, когда видит рану полностью. – А это уже моя… – бормочет Фуго, впервые осматривая повреждение. Что ж, бывало и хуже, а в этот раз пуля только зацепила его – повезло, можно сказать. Он судорожно вздыхает. – Кое-что пошло не так. Наранча хмыкает, аккуратно ощупывая кожу Фуго пальцами. – Залезай в ванную, – мягко велит он, целуя плечо Фуго. – Я сейчас. Фуго слушается и стягивает с себя оставшуюся одежду. Он опускает кисть руки в ванную, по воде растягивается густое красное облако. Кожа, наконец, начинает виднеться сквозь красную корку. Фуго нетерпеливо забирается в ванную полностью и трет руку. Тщательно, стараясь каждым движением смыть как можно больше крови. Потом принимается за вторую руку, а после умывает лицо; вода в ванной становится розовой. Тело ноет, но отсутствие красного на коже позволяет дышать свободнее, как будто бы комок в груди растворился в воде вместе с кровью Бономо. Наранча возвращается, неся ватные диски и коричневого цвета емкость с антисептиком. Он опускается на колени по левую сторону от Фуго, попутно закручивая кран. – Я могу спросить, что там произошло? – в его глазах всё ещё читается то чувство беспокойства, но оно не мешает сосредоточиться, пока он смачивает ватный диск жидкостью из пузырька и обрабатывает им предплечье Фуго. Фуго продолжает молча сидеть, только скрипит зубами, когда антисептик попадает на рану. Кожу болезненно печет, но каким-то образом это отрезвляет. Его почти перестает трясти и остается только заставить себя не дергаться от боли. Смириться – это меньшее, что он может сделать. Правильно, он поступил так, как было необходимо. Если бы в тот момент он не двинулся с места, Бономо и Алески определенно отправили бы его голову обратно Пассионе. Но он не имел права убивать. И если бы только это – он потерял себя. Абсолютно полностью потерял самообладание. Он ещё никогда так просто не проигрывал своему гневу со времен учебы в университете... Вода в ванной приходит в движение, когда Наранча залазит в неё, сжимая коленями бедра Фуго. По сравнению с его собственной кожей, кожа Наранчи теплая и мягкая, от прикосновение к ней прерывается ход мрачных мыслей. Фуго не заметил, что его рана на руке уже обработана и снова перевязана, боль снова притупилась и стала пульсирующей. Так лучше. Он почувствовал себя чище. – Понял, ты не хочешь рассказывать об этом, – говорит Наранча и берет Фуго за руки. –Тогда забей. Но просто для справки: я рад, что ты вернулся. И пускай прозвучит эгоистично, но... я рад, что ты цел. – Я был чертовски напуган, – выдыхает Фуго, наконец, глядя в лицо Наранче. – Я думал, что это конец, поэтому... – снова бросает взгляд на свои ладони и передергивает плечами. Сейчас, когда кровь смыта, он видит, что костяшки пальцев покрыты ссадинами, из-за чего по спине пробегает холодок. – Я сорвался, – шепчет он. Наранча наклоняется, упираясь лбом в грудь Фуго, но тот отталкивает его, делая вид, что не замечает тень обиды, проскользнувшую в глазах парня. Он не чувствует, что имеет право на это. Он не может обнять Наранчу, просто не может. Он этого не заслуживает. – Я люблю тебя, – говорит Наранча серьезно и стискивает зубы. На что Фуго грустно смеется: – А не должен бы, – надломленным голосом. – Уж как есть. И я всегда был идиотом, – Наранча целует его пальцы, – но не на этот счет. – Как тебе удается? – Спрашивает Фуго. – Удается что? – Ну, неужели это не противно, не страшно? Боже, да вот в этом ты как раз полный идиот! Наранча молчит. Он слушает и смотрит в ответ с вызовом, не думая отводить взгляд. – Знаешь, что я сотворил этими руками всего час назад? Насмерть забил человека! Было так просто, словно я делал подобное уже миллион раз! Это было привычно. Было правильно. Кто знает, может быть, эти руки для такого только и пригодны? Кто сказал, что в них я могу держать твои руки? Прикасаться ими к тебе? Они с такой же лёгкостью могут тебя уничтожить, – Фуго снова смотрит вниз, на свои кисти, будто обращаясь к ним. Он буквально испытывает желание их отрезать. – Фуго, я не боюсь тебя, – начинает Наранча мягко. Он медленно переплетает их пальцы. – Ты просто пытаешься выжить. Я знаю, каково это. И я хочу, чтобы ты перестал себя в этом обвинять. Опять смахиваю на эгоиста, да…? Он чуть улыбается, приподнимая ладонь Фуго над водой: – Что до твоих рук, то мне они нравятся, – продолжает Наранча, поглаживая чужие пальцы, и останавливается по очереди на каждом. – Они учат меня тому, для чего я сам недостаточно умен, согревают мои руки, играют музыку, обнимают меня во сне… и они спасли меня... – понизив голос, произносит он, касаясь на последний счет большого пальца. Наранча говорит это серьезно и уверенно. Сердце Фуго глухо отзывается ударами в груди, но это совсем не похоже на то грузное сердцебиение, каким оно было в клубе. Это легкие удары, которые разгоняют кровь, приятно согревают тело. – Ну что, мне продолжать дальше? – Усмехается Наранча, приподнимая другую руку Фуго. – Да иди ты к черту... – выдыхает Фуго, улыбка касается его губ впервые за прошедший день. Он тянется вперед и целует Наранчу, чувствуя покалывание в кончиках пальцев, когда понимает, что тот улыбается. Фуго может быть умнее, но Наранча кажется более взрослым. Он всегда знает, что сказать, чтобы заставить страхи Фуго отступить, даже если он сам для себя является источником этих страхов. И его слова всегда помогают. – Ты просто конченый придурок, знаешь? – спрашивает Фуго, разрывая поцелуй. Наранча только улыбается шире, разворачиваясь спиной и обнимая себя руками Фуго. – У меня хороший учитель, – парирует он, выдергивая пробку для ванной и снова включая воду. Они продолжают сидеть в объятиях друг друга, пока порозовевшая вода исчезает в стоке.