Преданные создания

So tell me when you run, I want to run with you Tell me where you hide, I want to come to you Even if you fall I will go down with you*

Хайяте тихо скулит, когда поводок его бросают без особых нежностей. Его отпустили, он свободен и может бежать, виляя хвостом-бубликом в ночную темень. Но у него есть Хозяйка, и убежать теперь никак нельзя. В собачьем сердце нашлось немного места для преданности и ласки; Хайяте продолжает скулить, замечая понурую спину своего человека. Волоча за собой поводок, глупое, преданное создание бежит следом за ней. Риза хочет убежать не меньше своей собаки. Скрыться от обязанностей и многоликих политических убеждений, которым ей приходится следовать. Субординация – нерушимая клятва, которую она дала своему Хозяину, а теперь уж деваться некуда: лейтенант она или нет, она в первую очередь его спина, его живая изгородь. Риза гордо носит это звание, не жалуясь и не распространяясь. Есть ли в этом хоть какой-то толк, Хоукай не знает. Просто в ледяном сердце нашлось немного места для самоотверженности и запретного «нельзя», которое без ее ведома стало пустым «можно». Потому лейтенант отпускает поводок Хайяте, когда впереди, привалившись к колонне дома с расстегнутыми пуговицами на белоснежной рубашке и смятыми отворотами пиджака, стоит ее Хозяин. Он ждет ее, а глупое, преданное создание бредет навстречу. В ее обязанности не входило пускать Роя на порог своего дома, укладывать на просторную кровать, стаскивать еще теплую одежду и чувствовать чужой женский парфюм, растекающийся по его телу. Он снова ушел от женщины, не желая делить с кем-то постель; совсем как уличный, потрепанный кот. Мустанг таким и возвращался к порогу ее дома: потрепанным и уставшим, порой пьяным вдрызг, разочарованным котом, которого не удавалось приручить незадавшейся хозяйке. Он не остается на ночь, он уходит в темноту, оббивая порог смущенного лейтенанта. Затуманенный взгляд фокусируется на распущенных волосах Ризы, которая устало вытягивается струной перед Мустангом, отдавая честь. — Полковник, — нарочито громко срывается с ее губ. Хозяин морщится, раздраженно прикрывая ослепленные ярким светом уличных фонарей глаза. Она делает это назло, ему это хорошо известно. Хайяте обнюхивает незваного гостя и, признавая в нем полковника, радостно облаивает уставшего за вечер кота. Пёс недалеко ушел от хозяйки, Мустангу это хорошо известно. Риза бессловесно берет его под руки, взваливая на свои плечи непосильный груз. Они поднимаются на третий этаж под шум начинающегося дождя; тот вовремя подметил возвращение Хоукай – полковник мог промокнуть и заболеть. Что было тяжелее — видеть его пьяным или понимать откуда он вернулся — Хоукай не знала. Да и не желала в этом разбираться. Он нуждался в ее помощи, и она беспрекословно предоставляла ее, пусть то было хоть за полночь, хоть на рассвете. Она по привычке включает свет, боясь несуществующих монстров, прячущихся по углам, но мычание Роя останавливает ее, и коридор погружается во мрак. Спотыкаясь и опрокидывая на своем пути все предметы мелкой фурнитуры, Рой Мустанг опускается на легкие перины кровати. Он бормочет что-то о долге перед Родиной, а Риза успокаивает себя – он напился уже после того, как за ним закрыли дверь, не нарвался на драку, остался живым и невредимым, и в том была ее радость. Мустанг отделается легким похмельем, и она с успехом отомстит, когда кипы бумаг будут нагромождаться на стол полковника с интервалом в несколько минут. Этот протяжный вой несогласия и протеста был бальзамом на ее душу - победа для Ризы Хоукай значила все. В особенности победа над ее Хозяином. Он бормочет, что справится сам, а Риза уверенно сдергивает с него рубашку молочного цвета одним коротким и точным движением. — Риза, — хриплый до дрожи голос топит ее холодный нрав. — Полковник, — сглатывает, прежде чем ответить. Он долго смотрит на нее снизу вверх, пока та складывает и развешивает его вещи. Даже спьяну он не может не замечать очевидно простых вещей: Хоукай необъяснимо красивая женщина. К таким волочатся на ночлег, у таких просят помощи, и только такие, как она – если только такие были еще где – отвечали на призыв. Без вопросов и лишнего ханжества. И только с такими женщинами Мустанг чувствовал себя безликим, отверженным и бессильным. — Где ты будешь спать? — бессвязный вопрос растворяется в нарастающем шуме за окном. Она медленно пересекает комнату, огибая кровать. Прикрывает открытое окно, сквозь которое в комнату просачивается сырость, и думает о том, что будущему фюреру болеть нельзя. Только не в ее смену. — На кушетке, в зале. — Почему? — такой же бессвязно глупый вопрос. Риза замирает. Ей хотелось бы знать «почему». — Потому что вы заняли мою кровать, полковник. Он привстает, качаясь из стороны в сторону. — Ты будешь спать здесь, — он указывает на кровать. Но Хоукай рядом, и Мустанг с поражением опрокидывается на кровать, когда та, словно на ребенка, набрасывает на него одеяло. — Что за бред? — ее светлые брови взметнулись вверх. — Вы мой гость, — она медлит со словами, — и я рада, что вы зашли, полковник. Здесь бывает одиноко. Она улыбается. Мечтательно, по-детски. Как никто и никогда не улыбался в жизни будущего фюрера; она глядит куда-то в сторону, раздумывая о чем-то своем, а он снова и снова замечает ее красоту, которую нельзя нахваливать. Слова – не то, что сможет описать все его чувства, а комплименты уж точно не предназначены для ушей Ризы Хоукай. Так он и засыпает, касаясь ее бедра рукой, будто предотвращая неминуемое, будто останавливая ее. Риза уходит на рассвете. Она нехотя ложится на поскрипывающую кушетку, от которой с утра наверняка будет ныть спина. Сердце, довольное своей дозой, размеренно бьется в груди. На пару часов хватит, а затем она проснется, чтобы приготовить Хозяину завтрак, чтобы отвезти его на работу, чтобы, если понадобится, сопровождать его в самое пекло. Риза хотела бы убежать, но уличный кот все равно найдет ее. Всегда находил.