Тацуя

Тацуя Лондон. Лондон – это город быстрой жизни. Куда не зайдёшь, с кем не сведет судьба, всё превращается в драматическую короткометражку. Я катился с этим потоком, иногда обгоняя, иногда не успевая за своими желаниями. И если я в 35 лет начал задумываться об этом, то нынешняя молодежь, похоже, жила той мыслью, что это просто когда-нибудь закончиться. Оборвётся. Раз и навсегда. Кто-то вырастает из этой жизни, кто-то погибает от неё. Возможно, кто-то застревает, как я. Без надежды, что когда-нибудь что-то произойдёт и что-то изменится. За двенадцать лет в этом баре я часто видел новые лица и забывал старые. Каждый день с кем-то знакомился и чьё-то имя забывал. Кстати о лицах. Этот молодой азиат появился в баре три дня назад. Раньше его точно здесь не было, слишком запоминающиеся лицо, даже для азиата. Это вроде того, как выходишь на Бейкер-стрит, а навстречу тебе несётся фрегат под алыми парусами. Вроде ничего сверхъестественного, о существовании фрегатов тебе известно, про «алые паруса» читал ещё в школе. Но чтобы вот так, среди бела дня, по главной улице… Каждый вечер он приходил в десять, садился за стойку, заказывал выпивку, причём разную, словно поставил задачу продегустировать весь бар. Изредка смотрел на танцующих, чаще в свой стакан. Планомерно напивался до того, пока локти не переставали держать голову над стойкой, звонил по телефону, скорее всего вызывал такси и, цепляясь за всех подряд, двигался к выходу. К двум часам ночи, как правило, ничего о нём не напоминало. Я даже начал привыкать, что фрегат под алыми парусами, дрейфующий по Бейкер-стрит, в положенное время бросает якорь у ночного клуба. И я бы привык, если б этим вечером наши глаза не встретились. И с этого момента уже не я, а он не спускал с меня взгляд. Удивляться нечему, у меня есть на что посмотреть. Но не с такой же упертой наглостью. Не полтора часа. Я слез с высокого стула и стал пробираться к нему. Невинно-заинтересованное лицо вмиг стало смертельно-напуганным, он как-то по-женски истерично бросил в бармена деньгами и растворился в танцующей толпе. - Кто это, Люк? – я перевесился через стойку к бармену. Люк довольно разглядывал нехилый барыш. - Желтоморденький? Ну да, показывал паспорт и визу, живёт легально, 21 год есть. А это значит, наше правительство разрешает парню напиваться до чёртиков. - Не густо, - я бросил на стойку десять фунтов-стерлингов, которые сразу же исчезли в одном из карманов. - Кажется его зовут Тацуя. Вроде бы японец. - Кажется? Вроде бы? Вот значит сколько стоит сиюминутное любопытство. Десять фунтов за сомнительную информацию. - Привет, Тацуя. Как дела? – на следующий вечер я зашёл со спины, если эту узкую полоску свитера можно было назвать спиной. Хотел увидеть реакцию. О, да, она стоила потраченных десяти фунтов-стерлингов! Теперь я знаю, с кого рисовали анимэшных девочек. У них такие же плоские бледные лица, прямая тонкая чёрточка вместо носа, а там, где у всех рот, маленькая круглая дырочка. Ну а всё остальное глаза, в которых отражаются 666 монстров, пугающих её из-под диванов и из-за углов. Я присел рядом. - И какое великое горе одинокий самурай уже три дня заливает сакэ? Дырочка захлопнулась, остались глаза. - Фьёри, - я протянул руку. Он вышел из оцепенения, проморгался и вполне так по-человечьи пожал руку. И даже остался доволен, что у него это получилось. - Откуда знаешь имя? – он вглядывался в лицо, наверно хотел проникнуть в мозг. - Тебя сдал Люк, за десятку. Бармен подкинул мне стакан и исчез. - Рюк? - Нет, Люк, бармен. - Да, - он кивнул, - бармен Рюк. Я попытался не засмеяться. Какой забавный персонаж. – И что ты делаешь в Лондоне, если не секрет? Он завёл глаза к потолку, перестав контролировать мой мозг, пошевелил губами и радостно выдал: - В Рондоне я учу английский язык. - Учишь в ночном клубе? - В ночном крубе. - И что? – я ткнул пальцем в стакан ликёра, - это помогает? - И это помогает, - похоже, он завёлся от того, что может произносить английские слова. Заелозил на стуле, то вытягивал, то подтягивал рукава свитера, улыбался, смотрел на меня и ждал, что же я его ещё спрошу. - И кто ты, Тацуя? - Японец, - с готовностью кивнул он. – Кто Фьёри? - А… - я окинул взглядом зал. – Слушай, пойдём в VIP, здесь ни хрена не слышно, там поболтаем. Он растерянно смотрел мне в лицо. - Громко здесь. Понимаешь? - Понимаю. Громко здесь. Он купил бутылку мартини, взял пару стаканов и пошёл за мной. - Ну, вот и спрятались. Я подтолкнул его в кабинку с диванчиками, закрыл штору, и сел напротив. - Ты спросил, кто я? Я реклама самого себя. - Делаешь тату и пирсинг? – он просиял. – И это настоящее? - А то! Такой искренний восторг и глоток хорошего мартини повысили его рейтинг, не буду лукавить, и я уже видел в нём интересного собеседника. - А можно… - он почесал свою бровь, сцепил пальцы и зажал эту конструкцию между коленей. Сколько всё-таки суетливого движняка. Наверно волнуется. - Да можно, - подбодрил я, - сегодня можно. - Но нехорошо руками? Да? - Нехорошо это когда ногами. - А, - он сделал выводы, почесал густой затылок, соображая какое-нибудь умное слово и я, пользуясь паузой, закурил сигарету. - Давай, не стесняйся, пока я добрый. Но только руками, помнишь? Ногами нехорошо. Он бесшумно пересел на мой диван, подтянул рукава. Я сейчас только заметил, какими тонкими были его руки, даже изящными. Когда работаешь с телом, волей-неволей обращаешь внимание на такие вещи. По очереди слегка дрожащие пальцы японца ощупывали мои боевые отметины. Колечки в ушах и носу, пирсинг на бровях и в углу рта, шипы в межбровье и под губой. Щупал внимательно, осторожно, словно мне это могло быть больно или неприятно. Я курил, рассматривая его ухоженную азиатскую мордашку, аккуратно уложенные длинные волосы, отполированные ногти и думал, кем бы он мог быть по жизни, и чем я с ним тут занимаюсь. Тацуя подтянулся так близко, что его дыхание легло на моё лицо. Я затянулся и выдохнул дым прямо на него. Вместе со своими хлипенькими ручонками он на мгновение скрылся в тумане. - Ну и как? – когда появились его очертания, спросил я. - Здорово! – в полумраке кабинки блестели от восторга зубы и большие раскосые глаза. – Я хочу здесь и здесь. Он показал на бровь и губу. - Сделаем. А вот на это посмотри, - я показал свой язык с секретом, гранёный металлический шарик на кончике выбил из его головы весь английский и я не понял ни слова из того, что он сказал. - В чём дело? - Наверное, - он снова подтянулся ближе, - интересный? а-а-а… поцелуй. Интересный? - Дык, ещё бы не интересный. - Мне тоже можно? - Покажи язык. Высунул. Длина нормальная, узкий очень, зато тонкий, заживёт быстро. - Можно. - Поцелуй не больно? - Целоваться что ли? Мне нет. - А другому? - Кого целую? Не знаю. Я хотел было затянуться, но он как-то внезапно возник рядом и схватил губами фильтр, прижавшись щекой к моим железякам. - Сделай мне рекламный рорик, - сизый дымок лёгкими узорами срывался с его губ. - Думаешь, тебе всё можно? Рорик. Он коснулся колечка в моей губе и кивнул. - Вот дурак. Не знаю, кому я это сказал: ему или себе. Я откинул его к спинке дивана, поднял голову за подбородок и мой язык звякнул по его зубам. Он просто чуть прикрыл глаза, не участвуя в поцелуе, и с детским любопытством ждал, что же будет, если руку подольше подержать над огнём. Я не искушён в подобных ситуациях, наверно какая-то оставшаяся часть здравого смысла внимательно наблюдала за физиологическими и химическими процессами тела. Было странно залезть в чужой рот, не чувствуя женского жеманства и кошачьего царапанья. Это была уверенная сила, с которой нужно было считаться. Мне дали власть и определили ей предел. Я не знал, где этот предел. Я тоже с любопытством держал руку над огнём. Мы были одинаковы. Двое азартных мужчин, которым сносило крышу оттого, что они не знают, что ждать друг от друга, и что же останется, когда всё-таки мир вокруг них взорвётся. Наверно я царапнул его, он предупредительно упёрся в мою грудь рукой. Вот мой предел. Боль терпеть ты не будешь. И поцелуй вдруг стал упоительно сладким. «Эй, давай, ответь мне». Словно услышав мою мысль, он совсем не по-женски вырвал меня из своего рта рукой за горло. Ещё одно предупреждение. - Извини, я буду осторожней. Он кивнул, и сам обхватив мой подбородок, потянулся чуть открытыми губами. Мир приготовился к последнему вздоху, у меня онемело тело, когда он тепло и нежно прильнул ко мне. Я не знаю, до чего бы дошло, может я сожрал бы его, может он разбил бы бутылку и полоснул мне по горлу стеклом в качестве ещё одного предупреждения… Но в нашу кабинку постучали. Я перелетел на другой диван. -Да? -Фьёри, ты здесь? - Да, Джойс, заходи. К нам за штору скользнула девушка. - Ты обещал, что сегодня зальёшь, - она задрала юбку, на бедре была вытатуирована роза. - С цветом определилась? - Синий. - Это же будет неестественно. Синих роз не бывает, - я посмотрел на японца непонятно какими судьбами возникшего на диване. Его алые зацелованные губы были всё так же притягательно открыты, и он заворожённо смотрел на бедро Джойс. - Неестественно, зато уникально. Ты же художник, посмотри на это другими глазами. И я смотрел. Синих роз не бывает, поэтому они уникальны. - Эй, Фьёри, ты обещал. - Да, идём. Я встал, и непреодолимое желание обернуться и ещё раз посмотреть на Тацуя, чуть не свернуло мне голову. Держись, дурак. Это всего лишь вздорный азиатский парень. Какой-то ранее спящий сгусток энергии внизу живота кричал совсем другое. - Что за миленький мальчик? Твой приятель? – девушка непринуждённо одёргивала юбку. - Считаешь, он миленький? - Котёночек. Я бы завела такого дома, – Джойс тронула кончиками пальцев моё плечо, - Мяу. - Если хочешь с ним переспать, я вас познакомлю. - Правда? - Но предупреждаю: он – извращенец. - Ты такой романтичный, - хохотнула девушка. - Не без этого. В Лондоне романтикой действительно уже не пахло. Цветы и конфеты заменили разноцветные презервативы и «выпивка за мой счёт». Всю оставшуюся ночь я ходил по комнате, курил и думал о Тацуя. О том, как он, волнуясь, тянет рукава на ладони и, когда говорит по-английски, кивает на каждом слове. Как сидит сомкнув колени и в смущении поджимает свои узкие немного торчащие вперёд плечи, как растягиваются в белоснежной улыбке его губы и маленький подбородок делает его миловидное лицо несколько женственным. Я уснул под утро с мыслью, что это ещё не последняя встреча. Не судьба. Моё решение. Три часа полу эротических полуфантастических снов голову не прояснили. Наоборот, в ожидании вечера, я отменил всех клиентов и прокурил всю комнату. Спустился в клуб раньше, чем запускали, и прокурил весь клуб. 8 часов, 9, 10. Я болтался от танцплощадки до бара и обратно. Встретил всех кого знал или просто видел и запомнил. Всех кроме него. 11. 12. Стал выходить на улицу, обследовать туалеты, шариться по тёмным углам. Его не было. Я тосковал. Купил бутылку виски и пошел в VIP-кабинку, в ту самую, чтоб в одиночестве предаться грешным мыслям. Штора была полузакрыта. На одном из диванов сидел Тацуя, перед ним на столике стоял легкомысленный махито с зонтиком и кружком лайма. Облегчение, что вчерашнее событие мне не привиделось, боролось с раздражением, что пришлось так долго ждать. Он сидит, сложив на сомкнутых коленях руки (немного бесит сейчас это рисованное целомудрие) и чуть наклонив голову смотрит блестящими словно чёрные маслины глазами. Такое ощущение, что он сидит здесь со вчерашнего вечера. - Ваш столик свободен? Я могу присесть? - Конечно. Присаживайтесь, - и остался доволен, что у него так естественно получилось ответить. - Твой английский стал гораздо лучше. Он что-то сложил в своей японской голове и согласился: - Спасибо. - Я здесь весь вечер кручусь, как тебя проморгал, не понимаю. - Ты меня, - он разглядывал свой причудливый коктейль и говорил похоже с ним, - ты искал меня? Слишком уж безразлично, после вчерашнего. - Нет, с чего бы, - врал я, а у самого коленки тряслись. - А я тебя ждал здесь. - Серьёзно? – я не ожидал такого. - Ты мне нравишься, Фьёри. - Серьёзно? - Ты классный, - он наконец-то оторвался от стакана и скромно заулыбался в мою сторону. Я никогда не считал себя сентиментальным, но, чёрт возьми! Я перебрался к нему на диван, обхватил плечи. - Нас вчера прервали на самом интересном, помнишь? Я уже нацелился пальцами на маленький подбородок, но он успел закрыть рукавом пол-лица. - Думаешь, тебе всё можно? - Эй, - я жулькнул его за плечо, оно послушно подпрыгнуло к уху и снова легло в ладонь. Совсем не боится. – Эй, не ты ли вчера лез ко мне лизаться? Кто из нас первый начал? Запястье, прикрывавшее его рот, вывернуло указательный палец в мою сторону. Под лёгким шёлком чёрной рубашки медленно расслабленно дышало тонкое тело. Непобедимое желание его ощутить пустило руку вниз по спине, ощупывая кончиками пальцев податливые изгибы. - Я ведь знаю, какой ты. Иди ко мне, Тацуя,- я попытался подлезть под его руку. Он весьма артистично отвернулся и выставил вперёд ладонь, распустив пальцы веером. -Хватит, не ломайся. Не думал, что когда-нибудь до такого дойдёт, но всё-таки очень хотелось положить его на спину. - Я не буду этого делать, Фьёри. Он слабо и даже изящно крутился в моих руках, казалось, больше дразнил, чем сопротивлялся. Эти тисканья и извивания мне просто сносили крышу. Женщины так не делают, женщины соблазняют. А этот мальчик… Я не знаю, что он делал, но делал это довольно умело. У меня просто не было шансов. - Ну что ты вредничаешь, ты же не барышня. - Фьёри, перестань. - Ты же этого сам не хочешь. Я был возбуждён до полуобморока и не заметил, как выскользнула его рука, и в следующее мгновение холодный махито вылился на мою голову и зонтик повис на ухе. От неожиданности я хлопнул его по щеке. - Дрянь ты! Он размахнулся и саданул пустым стаканом чуть выше зонтика. - Дрянь! – и кивнул. Хорошо попал, прямо по кольцу в брови. Немного больно, но этого хватило, чтоб вернулись все остальные чувства. Тацуя, зажмурившись, прижав стиснутый в руках стакан ко лбу, пытался спрятаться в собственных плечах. - Всё в порядке, - я взъерошил мокрые волосы. – Ты прав. Я виноват. Я сам виноват. Раскосые недоверчивые глаза вынырнули из-за стакана. - Сколько встречал японцев, все были страшными. И я думал, что за уродливая нация. Как в Индии. В фильмах все королевы, а съездил – обезьяны обезьянами. Вряд ли он понял, что я сказал, но мой голос его успокоил и он поставил на стол стакан. - Кровь. – Тацуя показал себе на висок. - Это не кровь, это сперма в голову вдарила. Он поймал скользящий по дивану кусочек льда из махито и приложил на мою пульсирующую бровь. Я покосился на хрупкое запястье, сдвинул чёрный рукав к локтю, не знаю даже, что было нежнее - шёлк рубахи или его кожа. - Японцы, знаешь, они очень стрёмные. Тогда ты почему такой? Может ты не японец вовсе? Может ты мне снишься? Что ж ты такой красивый? А? Тацуя? Я осторожно вынул из холодных пальцев тающий лёд. - Почему ты вдруг стал таким упрямым? - Я был пьяный. Когда я пьяный тело думает, а голова не думает. Я провёл кусочком льда по красивым маленьким губам, по подбородку, по шее, вниз во фривольное декольте рубахи. - Тогда почему моя голова всё это время думает только о твоём теле? Он опустил личико, следя за моей рукой. - Останься со мной. - Зачем? Он отстранил мою руку и встал спиной. - Затем, что я буду любить тебя, Тацуя, - я поднялся следом, обнял сзади стройную высокую фигурку, - я буду защищать тебя, и буду исполнять все твои желания. Обещаю. - Хорошо, - вдруг согласился он и отклонил мне на плечо голову. Я как самый счастливый в мире идиот зарылся в его густые волосы губами. - Хочу дракона. На спине. Синего дракона. Человек в такси, стоящем у клуба, снова посмотрел на часы, снова оглядел улицу, вход в злачное заведение и стукнул с чувством по спинке кресла впереди. - ばか。 Таксист встревожено посмотрел в зеркало заднего вида. Человек устало прикрыл ладонью глаза: - いきましよう。 - Мы куда идём? – Тацуя вцепился в мой локоть, когда тускло освещённый коридор, ведущий из бара в подсобные помещения, устремился лестницей наверх. Его глаза снова начали заселяться монстрами. - Это секретная лестница на второй этаж, - там моя студия и там я живу. - Над баром? Я открыл ключом дверь, запуская вперёд. Он скинул туфли и осторожно на носочках прокрался по коридору, заглянул за косяк и выдохнул, увидев диван, шкаф и телевизор. -Постель стоит прямо над барной стойкой. Он упал спиной на развороченные со вчерашнего вечера простыни и недвусмысленно покачался. - Рюк, слышит? - Не спрашивал. Тацуя забрался с ногами и начал расстёгивать рубашку. - Давай спросим его завтра утром, я - не против. - Это больно? – рубашка спланировала на пол. - А… э… – в голове зашумело, - как тебе сказать. Я думал, ты уже всё знаешь. Он закатил глаза, показывая всем видом, какой я тупой извращенец. - Тату делать больно? - А, ты про это, - я старался усмирить, уже было разыгравшееся воображение. – Может тогда в студию пойдём? Там хоть обстановка рабочая. - Больно? - Пожалуй, да. - Я хочу здесь. Хорошо? – и сам ответил. – Хорошо. Он лёг на живот, положив на руки голову. Честно говоря, я не был в восторге, что пришлось сюда тащить оборудование, но спорить с ним было бессмысленно. Надо смириться с тем, что выбрал сам. - Дракона значит, как у якудзы? - Как якудза, - подтвердил он в подушку. Я смотрел на него и не мог представить никакого дракона. Чистая гладкая персиковая кожа, ни один рисунок не станет такой украшением. А потом, он был невероятно худеньким, какие к чёрту татуировки. Они его убьют в лучшем случае. - Слушай, прежде чем набивать тату я три раза спрашиваю у девушек, нужно ли это? Тацуя выглянул из рук. - Хочу синего дракона. Да, да, да. - Татуаж это конечно круто. Но в некоторых случаях этого делать не стоит. Все эти вещи, они, как бы не всем идут. Это такой способ самовыражения. Это и твой способ тоже? Понимаешь меня? Я спрошу тебя ещё раз. Он перекатился на спину, расстегнул брюки, снял, бросил их на рубаху. Вытянул мне на колени ногу. - Тогда дракона здесь. Я взял в ладонь тонкую лодыжку. Какая-то насмешка превосходства над мужской природой. - Извини, я не могу. Это как сорвать цветок и поставить его в красивую вазу, в надежде, что от этого он будет ещё прекрасней. Извини. Он убрал ножку, лёг на бок, поджав колени к животу. Мальчик с тонкой талией и сверкающими словно шторм глазами. Я пересел в кресло подальше, подтянул к себе иглу и развернул предплечье. Когда-нибудь я буду сожалеть. Положив на согнутый локоть голову, он наблюдал, как я забиваю его под свою кожу. Да, когда-нибудь я буду сожалеть, что не выколол себе глаза после того, как разглядел твою красоту, через иронию глупых предрассудков. Мне уже не на кого больше смотреть. Я стал дышать твоим дыханием, моя кровь стала двигаться по телу, только когда рядом стучало твоё сердце. Это то, что называют любовью? Я не помню, как это случилось. Не хочу думать, что с нами будет потом. Больше всего мне хочется обнять тебя и чтобы мир наконец-то взорвался. Потому что каждый следующий миг забирал тебя отсюда: из моей постели, из моих рук, из моей жизни. Потому что мир нас не примет. Я рисовал почти до самого утра, он уже уснул, так и не пошевелившись. Скрипя затёкшим телом, я осторожно лёг за его спиной, целуя волосы и плечи. «Хоть бы мы завтра не проснулись», - подумалось напоследок, и я прижал его к себе. Несмотря на это горькое решительное чувство, я провалился в сон без видений, глубокий, но недолгий. Разбудила вдруг обострившаяся интуиция. Что-то не так. Моя рука лежала на постели, под ней никого не было. Я подскочил и успел выхватить иглу из его руки. Он уже занёс инструмент над своим коленом. Я откинул Тацуя на постель. Лучи утреннего солнца вспыхнули на его коже. Лёгкое невинное изумление на лице, разметавшиеся волосы. Словно одурманенный, я набросился сверху, обезумевший, целовал каждый сантиметр его сияющего тела. Так ласково, словно он сам состоял из солнечных лучей. Сдержанно вздыхая, Тацуя мило потягивался в нежной теплоте моих прикосновений. Но страсть уже рвалась наружу, сжимая его упругую талию, узкие бёдра, раздвигая гладкие колени, вдавливая весом в простыни. Тяжело дыша в тонкую шею, я настойчиво полез под белую ткань его трусов. Он вдруг резво обнял меня за плечи и запустил руку вниз, обхватив мой готовый в атаку орган. Минуты через три, довольный и утомлённый, я валялся на спине. Тацуя непринужденно вытирал простынею руку. Тщательно, между пальцев, под ногтями. Немного забавно. - Что, вляпался? - Вряпался, - он кивнул. - Можно тебя спросить? Это конечно не моё дело, ну раз уж мы вместе, я хотел бы знать. Он отправил простынь к своим брюкам и рубашке. Лёг рядом и подпёр висок кулаком. - У тебя был секс с мужчиной? Тацуя подумал (вспоминает что ли?) и кивнул. - Он был, наверное, старше тебя? Намного? Он пожал плечом. - Дай-ка угадаю. Какой-нибудь старый извращенец, богатый до одури. Он тебя содержал и, судя по твоей внешности, очень неплохо, - я не удержался. – Или он ещё содержит тебя? Ты всё ещё спишь с ним? Черноволосая прелестная головка соскользнула с кулака и упала на подушку, он прижал к груди руку. - Откажись. Я дам тебе всё, что хочешь. Я буду работать в три раза больше и тоже стану богатым. Тебя больше не коснуться его сморщенные ладони, я не допущу. Останься со мной. Он закрыл глаза, что-то решая для себя. Хотел сказать, но зазвонил телефон. Он вытащил его из кармана валявшихся брюк, посмотрел на экран, на лице отразились какие-то непонятные японские эмоции. Отключил звук. - Это он, да? Тацуя молчал. - Значит он. Я поднялся, выхватил из его рук телефон и швырнул об стену. Он разлетелся довольно зловеще по всему полу. - Он больше тебе не нужен. В огромных влажных глазах скопились блики, переливаясь над дрожащими зрачками. - Эй, - я сгрёб его в охапку, - давай начнём это утро с хрустящих тостов и глазуньи. В этот день в моём доме поселился свет. И я снова взял вынужденный выходной. Мы разгребли шкаф для его вещей. Сходили в магазин, где он набрал неведомых мне пузырьков и бутыльков и заставил ими всю ванную комнату. Мы ходили в парк, ели мороженое и купили ему зонт. Он сказал, что будет слишком смуглым, если его долго держать под солнцем. Он затащил меня в салон красоты, где мне отполировали ногти, пока ему колдовали над головой. Мы заказали пиццу и вернулись домой. Вместе мыли посуду и разливали чай. Он учил английские слова, а я лез целоваться и мешал. Я хотел прожить так вечно. - Спустимся в бар? Он уже открыт, - предложил я. - Пойдём, - легко согласился он. Думаю скоро в этой VIP-кабинке мы совьём любовное гнёздышко. Я обнимал его, он рассматривал моё предплечье с подживающим портретом самого себя. - Сумасшедший, Фьёри. - Это лучше, чем твои синие драконы. - Дракон! – он вдруг вспомнил, полез ко мне на колени. – Фьёри обещал! - Никаких татуировок. - Ты - дрянь. - Не говори так. - Дрянь. Я повалил его на диван, зацеловывая смеющееся личико. Но тут в нашу кабинку постучались, громко и требовательно. - そちらですか。 Тацуя выскользнул из-под меня, рывком открыл штору. В проёме нарисовался ещё один японец. Повыше, пошире и очень суровый. Что-то клокоча на своём, не обращая на меня внимания, он схватил Тацуя за запястье. Я не задумываясь полез между ними. - Эй, что за разборки? Кто это? Это он? Твой любовник? Я был в шоке: молодой здоровый красавец, вместо старика. Он оттолкнул меня от Тацуя и снова вцепился в его запястье. - Какого чёрта ты вытворяешь? -Прости, но я никуда не пойду. Будь так добр, привези из гостиницы мои вещи, я остаюсь с этим мужчиной. - У тебя с головой не всё в порядке, Тацуя? - Нет, теперь всё в порядке. Всё хорошо. Я попробовал без тебя, оказывается, что смогу. Я хочу, чтобы всё было по-настоящему. Меня любит этот человек. И я останусь с ним. Фудживара Тацуя, двадцатитрёхлетний актёр знаменитого театра Нинагава Юкио, сделал два шага вглубь кабинки. - Тебе же плевать на него! Ты просто мне досаждаешь! На этот угрожающий рык отозвался татуированный англичанин, и японец предупреждающе выставил руку вперёд. Фьёри отмахнул её в сторону, выбрасывая кулак. Промахнулся и они повалились на стол. Началась драка. Тацуя, прижав ладони к щекам, заворожённо наблюдал за ними, и жмурился, будто тумаки доставались и ему тоже. Секьюрити разобрались с дерущимися быстрее, чем те успели нанести друг другу увечья. Фьёри вырывался до последнего, пока японец, помятый и недовольный, не запихнул в такси Тацуя. Такси вырулило на Бейкер-стрит. Еле сдерживая улыбку, Фудживара заглянул в лицо друга. - Сильно досталось? - Ты ему сердце разбил. - Это ты виноват. - Ненавижу тебя. - Ты любишь меня, Огури Шун. Тацуя просунул свои пальцы сквозь его. Шун крепко сжал его ладонь и потянул на своё колено. Таксист с любопытством посмотрел в зеркала заднего вида.