Старая детская

Я оказалась в квартире, в которой жила в далеком детстве вместе с родителями, дедушкой и бабушкой. Казалось, все осталось нетронутым, каким я запомнила. Конечно, в первую очередь я направилась в комнату, бывшую когда-то детской, чтобы осмотреться и вспомнить прошлое. Она мало чем походила на ту, в которой я жила, и вызывала у меня непонятное чувство опасения. На комоде у окна стоял старенький телевизор «Star», думаю, многие помнят эту огромную черную коробку с овальными кнопками и красным огоньком. Я сочла нужным включить его: вдруг он работает. К моему изумлению, огонек радостно загорелся. Я нажала на полуовальную кнопочку - на нее нужно сильно давить, чтобы получить заветный щелчок и изображение. Я ожидала, что появится бело-серое шипение, но, удивительно, на экране показался мультфильм «Время приключений». Он подействовал на меня ободряюще. Я отодвинула штору и увидела на подоконнике свою игрушку – фиолетовый круглый котенок. Я взяла его, и тут же мне стало невероятно жутко. Все игрушки я забрала с собой, да и не разбрасывала я их никогда. Как же он тут оказался? В страхе я отбросила его на подоконник и отскочила. А потом заглянула в окно, в нем ничего не было: ни моего отражения, ни неба, ни деревьев, ни домов. Его словно застилало снежное одеяло. Я посчитала это противоестественным, потому что на улице стояло лето. Повеяло холодом. Каждый мой нерв был напряжен. Наступило секундное оцепенение. Но «Математично!» Финна вырвало меня из мира подозрений. Я задвинула штору и глубоко вздохнула. Сделав несколько шагов назад, я заметила старое фортепиано коричневого цвета. На нем не было ни одной пылинки. Оно блестело, подзывая меня к себе. Яркие мягкие клавиши ждали, чтобы на них кто-нибудь сыграл. Я с радостью исполню их желание. Проведя пальцами по клавишам, я испытала огромное удовольствие, они слушались меня. Фортепиано не было расстроено, поэтому звук был превосходным. Я играла с чувством, будто рождена быть пианистом. В мою голову пришла мысль, что я обязана забрать к себе такой замечательный инструмент. Когда я подумала об этом, мои пальцы перестали слушаться, они то и дело соскальзывали, мелодия путалась в моей памяти. Пианино узнало, что я хочу унести его из дома, его дома. Мне ничего не оставалось, как закрыть крышку и оставить инструмент в покое. Все предметы появлялись в комнате, по мере приближения к ним, как в некоторых играх при загрузке. Продвинувшись дальше, я обратилась к еще одному пережитку прошлого – компьютеру. Такие были популярны в конце девяностых - начале нулевых. Телевизор работает, почему не попробовать включить компьютер? Комната наполнилась гудением системного блока. Я усмехнулась: этот монстр всех нас переживет. Мне показалось, что я должна что-то найти в нем, что-то очень важное, поэтому я посчитала необходимым порыться в файлах. Управлять «монстром» было крайне неудобно: на мышке был третий «клик», а не колесико, также вместо привычного красного или синего огонька под ней спрятался шарик, а монитор был таким большим, что его невозможно подвинуть, да и некуда. Но в различных папках ничего стоящего не было. Тогда я продолжила поиски чего-то в ящиках стола. Я еще сама не знала, что ищу, но, как мне казалось, это каким-то образом связано с моим дедушкой или его смертью. Я спешила и тоже неясно куда. Между диваном и столом с компьютером лежала спортивная сумка. Почему бы не пошарить в ней? Я почувствовала себя мерзким воришкой. Но это же моя комната, мой диван, мои игрушки, что здесь противоестественного или безнравственного? Однако чувство, что я сую свой нос, куда не следует, не покидало меня. Я здесь чужая, но почему-то уверена, что мне рады. Оторвавшись от сумки, я оглянулась вокруг и поняла, что в детской живет все, что должно было исчезнуть еще десять лет назад. В ней словно время остановилось. И снова холодок и мурашки волной накрыли меня. Настенный ковер, какой был в каждой семье во времена СССР, немного отпал и укрывал что-то на диване. Любопытство переполнило меня. Чем ближе я подходила к дивану, тем сильнее замерзали мои конечности, тем сильнее меня сжимал страх. Под частью ковра лежала девочка, лет семи-восьми, совсем обычная. Она была очень бледной и худенькой с короткими русыми волосами. А у одного глаза засохла капля крови. Она показалась мне очень милой, но жуткой. Но это же ребенок, дети не бывают злыми. И она, кажется, спит. Нельзя шуметь, поэтому нужно сделать звук телевизора тише. Но я резко остановилась. На меня обрушилась стена страха. Мне стало тяжело дышать, к горлу подкатил комок, участилось сердцебиение, я не могла пошевелиться. Девочка проснулась и внимательно посмотрела на меня. - Спи, я не буду тебе мешать, - дрожащим голосом пролепетала я. Девочка уже стояла передо мной и смотрела на меня с добрым удивлением, будто знает меня и ждала всю жизнь. В ее лице было столько спокойствия, что оно передалось и мне. Я немного расслабилась. Здравый смысл вернулся ко мне. Откуда она в моей комнате? Как она попала в квартиру? Как она жила здесь одна? Теперь вблизи я могла внимательно разглядеть гостью и заметила еще кое-что: у нее кожа имела немного зеленоватый оттенок, а еще была родинка под левым уголком рта, совсем как у меня…. Что-то щелкнуло в голове. А на глаза навернулись слезы. Я закрыла рот рукой, желая скрыть ужас на своем лице. Снова холод, снова необъятный страх. Это же маленькая я. «Маленькая я… эта девочка - я. И она… мертва…,- мысли быстро сменяли одна другую.- Но как? Это невозможно. Вот же я стою, взрослая и живая, а передо мной - мой труп, такой же живой, но детский». Почему-то я решила, что она не просто так оказалась в моей комнате. Я была уверена, что ей срочно нужно передать мне что-то крайне важное. Она улыбнулась и с понимаем кивнула, будто слышала мои умозаключения. - Лесь, ты хочешь мне что-то сказать? – неуверенно начала я разговор. Девочка отрицательно покачала головой. -Может, написать? Ты же недавно научилась писать, покажи мне. Ее глаза засверкали, она взяла мелок и поманила меня. Я в два раза выше нее, забавно даже. Теперь мне не только страшно, но и смешно, наверное, у меня начинается истерика. А маленькая я начала рисовать мелком на стене дверцу. Мне не хотелось мешать ей, ведь Олеся так старательно выводила прямые линии. Да, мне было жутко любопытно, но я не смела спрашивать о чем-либо. Пока девочка рисовала, я успела проникнуться нежностью к ней, хотела уберечь ее от всех несчастий, защищать от бед и забрать ее к себе. Но каким образом она умерла? Скорее всего, от голода. Маленький ребенок не знает, как готовить и где достать еду. А почему она осталась одна? Где были мои родители? Почему она ни к кому не обратилась? И как получилось, что она мертва, а я жива? Это было для меня крайне загадочным. Кроме того, меня до сих пор не покидал страх и чувство, что я должна найти что-то. Олеся оглянулась, сверкнула своей кровавой слезой и пропала в образовавшемся в стене отверстии. Но я знала, что она скоро вернется. У меня есть время обыскать шкаф. Может, он хранит то, что я ищу и чего я не знаю. Шкаф был огромным, светло-коричневого цвета и с множеством дверок. Я судорожно открывала одну за другой, выдвигала разные ящики. Там были одни игрушки и детские книжки. На одной полке хранилась коллекция машинок, на другой – лягушки, на третьей – сломанные зверушки. Я чувствовала, что близка к этому чему-то. Сердце колотилось, готовясь разорваться на кусочки. Девочка внезапно оказалась рядом со мной. Она протягивала мне белый телефон из прихожей: -Это тебя. Я села на корточки, и мы стали одного роста. Я догадывалась, кто звонит. Вскоре я немного обрадовалась, потому что на другом конце линии был один из самых дорогих мне людей. Я так хотела услышать его голос. Из глаз потекли слезы. Я взяла трубку, и вся радость испарилась, вернулся страх перед сверхъестественным, и ужас, цепко сжимающий душу. И все же внутри подсознания искрилась надежда, что голос дедушки успокоит меня, что этот звонок не предвестник беды. Я поднесла телефон к уху и неуверенно прошептала: «Алло?». В ответ я услышала бодрый голос, от слов которого у меня упало сердце: -Леська, иди ко мне. По телу вихрем пронеслась дрожь вперемешку с мурашками. Я заплакала и ничего не ответила. Мертвый человек позвал меня к себе. Я с силой бросила трубку и собралась бежать из своей детской, из этой квартиры. Теперь я догадалась, что искала все это время – свою смерть. В голове все помутнело, в глазах все поплыло. Во что бы то ни стало я должна уйти из этого места. Но нельзя все оставлять так, я выключила компьютер и телевизор. Страх подгонял меня. Я повторяла себе: «Не оборачивайся, ни в коем случае не оборачивайся, нельзя…». Я не удержалась и оглянулась на маленькую Лесю, она сочувственно смотрела на меня. От этого у меня сжалось все внутри, мне стало так тоскливо. Сколько же всего нужно пережить ребенку, чтобы иметь столь тяжелый, полный страданий и мудрости взгляд? Мне было жаль ее. Такая же хрупкая, как стеклянные лебеди, которыми я играла в детстве в этой квартире, безусловно, она о них тоже знает. Я хотела обнять ее, сказать, что все будет хорошо, что возьму ее с собой, что не брошу никогда. Она же совсем маленькая, ей нельзя быть одной. Мне не хватило духу, чтобы дотронуться до девочки. Я лишь сдержанно кивнула своей копии и выбежала из комнаты, когда-то принадлежавшей мне, а потом и из дома. Теперь это не моя детская, не моя квартира, все сокровища и тайны принадлежат маленькой девочке. Игрушки, старенький телевизор и компьютер, замечательное фортепиано – все это не мое, а ее. Она позаботиться обо всем. Оказавшись на улице, я глубоко вздохнула, подул легкий ветерок, солнце согревало кожу, но озноб все равно не отпускал меня, потому что слова и голос дедушки эхом бились в моей голове. «Леська, иди ко мне…».