Раз. Два. Три.

Раз. Два. Три. Странный ритм звучит у меня в голове. Я бреду по пустому коридору. Его стены такие белые, даже странно. Разве этот дом не старый? Нигде не видно ни царапинки, ни трещинки, ни пылинки. Будто кто-то здесь только что провел капитальную уборку. Ха-ха, быть может, это чудовище очень чистоплотно? А что, вполне может быть. Ха-ха, оно же почти как Германия. Германия любит чистоту и порядок. Он даже не позволяет мне готовить, ведь я могу запачкать его идеальную кухню. Ха-ха, глупо не позволять мне готовить, я же могу сделать отличную пасту. А Германия может приготовить только эти несъедобные сосиски. Ха-ха, нет. Неправильно. Мог. Нужно говорить мог. Сейчас он уже не может сварить сосиски. Сейчас он ничего не может. Ха-ха. Раз. Два. Три. Что это? Какая-то протяжная мелодия. Немного грустная, не правда ли? Ха-ха. Она прекрасна. Дуэт фортепиано и виолончели. Красиво и печально. Раз. Два. Три. Хочется танцевать. Да, медленные плавные движения под умиротворяющие звуки виолы. Я останавливаюсь, прислушиваясь к мелодии, и пытаюсь настроиться на ритм музыки. Думаю, это вальс. Да, определенно, это он. Что ж, это хорошо, ведь я неплохо умею танцевать вальс. Ха-ха. Медленно делаю шаг вперед. Затем поворот. Шаг в сторону. Поворот. Теперь шаг назад. И снова поворот. Раз. Два. Три. Губы непроизвольно расплываются в улыбке. Я люблю музыку. Я люблю танцевать. А ведь я не танцевал уже очень, очень давно. Сколько я вообще нахожусь в этом доме? Такое чувство, будто уже прошла вечность. Я даже забываю некоторые события из прошлого. Кажется, что все они происходили в другой жизни, с кем-то другим. Так странно, ха-ха. Раз. Два. Три. Немного неудобно танцевать одному, жаль, что поблизости нет красивых девушек. Ха-ха, откуда тут быть девушкам? Сейчас тут вообще нет никого. Наверное, я мог бы попросить Японию потанцевать со мной, если только он бы не стал сильно смущаться. Ха-ха. Германия вряд ли согласился бы. Он не умеет танцевать. Нет. Неправильно. Не умел. Ха-ха, как непривычно. Раз. Два. Три. Интересно, а это существо умеет танцевать? Ха-ха, было бы забавно. Надо будет спросить у него, когда он вновь появится. Хотя нет. Он же не разговаривает. Какая жалость. А может ли он слышать звуки вальса, что звучат в моей голове? Вряд ли, ха-ха. Раз. Два. Три. Как бы заставить его услышать? Ах, он непременно должен услышать эту умиротворяющую мелодию! Что же делать… Ну конечно! Ведь на третьем этаже есть комната, комната с роялем! Пытаясь сдержать счастливый смех, я прерываю танец и бросаюсь вниз по лестнице, пытаясь не упасть – мои ноги почему-то совсем не слушаются. Ха-ха что это с ними? Думаю, они живут отдельной жизнью и больше не желают иметь со мною ничего общего. Ха-ха, обидно, мы так долго были вместе! Быть может, им надоело убегать? Что ж, мне тоже давно надоела эта бесконечная беготня. Раз. Два. Три. Уже почти достигнув цели, я все же запинаюсь обо что-то и падаю. Что-то теплое медленно течет из носа, ползет, словно гусеница, по губам и, неожиданно быстро скользнув по подбородку, покидает меня и падает на пол. Кровь. Такая красная и густая. Она расплывается на полу, словно цветок розы. Я с улыбкой размазываю пальцем эту красоту. Пусть ее станет больше, пусть она окрасит весь пол. Ха-ха. Я дотрагиваюсь до носа и с восторгом понимаю, что кровь течет и течет, что я могу взять ее, сколько захочу, и закрасить ей все вокруг. Я заливаю ей все руку и рисую на полу красивые узоры, пишу имя Германии, украшая его разными завитушками. Но чистый пол вокруг места, где я лежу, кончается, и тогда я ползу вперед, отталкиваясь локтями – прямо как учил меня Германия! Мне так хочется нарисовать еще что-нибудь, ведь я очень люблю рисовать. Раз. Два. Три. Как странно. Здесь пол уже залит кровью. Кто-то решил мне помочь? Как это мило с его стороны. Но кто же? С улыбкой я поднимаюсь и оглядываюсь, пытаясь найти того доброго человека, который так любезно решил помочь мне. Он лежит совсем рядом. Это же братик Франция! Именно об него я споткнулся, когда бежал! Ах да, куда же это я бежал… Ну конечно, я хотел пойти в комнату с роялем! Ведь музыка в моей голове так прекрасна, я хочу, чтобы ее услышали! Раз. Два. Три. И тут мне в голову приходит чудесная мысль. Пусть все мои друзья услышат эту очаровательную мелодию! Раз. Два. Три. От радости я не могу сдержать улыбку. Как же здорово, мы соберемся вместе, и я сыграю для них эту прекрасную мелодию! Им точно понравится! Раз. Два. Три. Братик Франция такой тяжелый, но ведь комната с роялем совсем рядом, поэтому я дотаскиваю его до нее довольно быстро. Усадив его, прислонив спиной к стене, я бегу в комнату неподалеку. Да, Америка все еще лежит тут. И Англия совсем рядом, их окровавленные руки – ну совсем как у меня, почти соприкасаются. Как же здорово, что они не разбежались, пока меня не было! А ведь обычно стоит мне отвернуться – и все уже разбредаются кто куда. Это немного расстраивает. Но сейчас, сейчас все они там, где и должны быть, там, где я их оставил. Это потрясающе! Раз. Два. Три. Тащить сразу двоих очень трудно. Мне не раз приходится останавливаться, чтобы перевести дух. Вот если бы тут был Германия, он непременно с легкостью закинул бы этих двоих себе на плече и отнес куда надо. Германия ведь такой сильный! Нет. Был. Был сильным. Ха-ха, никак не привыкну. Раз. Два. Три. Франция с Англией, всегда такие шумные и злые, когда собираются вместе, сейчас совершенно спокойно сидят рядом. Англия даже мило склонил голову на плечо Франции! Это очень хорошо, ведь я не люблю, когда кто-то ссорится. А Америка, который все время кричит какие-то странные непонятные вещи, сейчас не издает ни звука. Это так непривычно, но тоже хорошо – постоянные разговоры о героизме очень утомляют. Но мне некогда любоваться этой идиллией, мне предстоит еще много работы. Раз. Два. Три. Россию я нахожу в коридоре второго этажа. Даже сейчас он выглядит немного устрашающе, и я не сразу решаюсь подойти к нему, подобрать его шарф, валяющийся неподалеку, и возвратить его владельцу. Довольно странно – Россия никогда при мне не снимал шарф. С ним он выглядит привычнее. И тут мне в голову приходит отличная мысль. Я обматываю концы шарфа вокруг своих перепачканных кровью рук и изо всех сил тяну огромное тело России. Наверное, будь он жив, он бы непременно набросился на меня со своей жуткой железной трубой, но ведь он мертв, а мне так не хочется лишний раз его трогать, так что я продолжаю тащить его за шарф, пока наконец не достигаю цели. Раз. Два. Три. Америка с Россией ненавидели друг друга, а теперь сидят так близко и совсем смирно. Мне даже кажется, будто они улыбаются. Как же здорово, нас все больше! Но нельзя задерживаться, я должен спешить, музыка в моей голове заставляет меня поторапливаться. Раз. Два. Три. По дороге на кухню, я вдруг спотыкаюсь обо что-то, чего не замечал раньше. Да это же Канада! Ох, как же я мог не заметить его! Канада выглядит неважно – его очки разбиты, а стекла от них врезались прямо в кожу. Нет, так не пойдет. Я складываю голову со светлыми вьющимися волосами себе на колени и начинаю вытаскивать осколки. Видимо, Канада умер уже давно, потому что даже когда я избавляюсь от большого куска стекла, кровь из раны не идет. Закончив, я подбираю белого медведя, лежащего рядом – не бросать же его, поудобнее перехватываю его хозяина и вновь направляюсь наверх. Раз. Два. Три. На кухне Китай сидит за столом, опустив на него голову. По деревянной столешнице расплывается кровь. Я ненадолго замираю, заворожено наблюдая за тем, как капельки красной жидкости падают на пол, но потом вспоминаю о том, что еще много надо сделать, и нет времени на отдых, и, с трудом закинув маленькое тело себе на спину, оглядываюсь, в поисках Японии. Однако его нигде нет. Странно, ведь он точно уходил с Китаем… Но ничего, я обязательно найду его. А пока отнесу Китай наверх. Раз. Два. Три. Японию я нахожу в туалете. И неподалеку от него обнаруживаю Пруссию. Ха-ха, у Пруссии, кажется, оторвана рука. Так и есть. Интересно, зачем это монстру понадобилось отрывать Пруссии руку? Ха-ха, наверное, он слишком проворно размахивал своим мечем! Да, он отлично дерется, нельзя этого не признать. Ох, нет же. Дрался. Теперь-то он вряд ли сможет ударить кого-то. Ха-ха. Япония маленький и легкий, так что я перекидываю его через плечо, а Пруссию покрепче беру за уцелевшую руку и с трудом тащу наверх. Раз. Два. Три. Китай так дорожил Японией, посажу их рядом. Думаю, это сделает их счастливее. Ха-ха. О нет, что это за странное выражение лица у Японии? Пустые глаза открыты и бессмысленно смотрят перед собой, а губы как то странно искривлены. Так не пойдет, все должны радоваться, ведь я собрал их вместе, и совсем скоро буду играть чудеснейшую мелодию! Я опускаюсь на колени перед Японией. Посмотрим, что же я могу с этим сделать… Я хочу, чтобы Япония улыбнулся. Ведь он так редко улыбается. Ха-ха, ну что же это со мной – улыбался, улыбался!!! Раз. Два. Три. Раны Китая еще не засохли, и я погружаю в глубокий порез на его плече свои пальцы. Мне нужно что-то, чем я смогу рисовать! Теперь все мои руки в свежей крови, она стекает, попадает за рукава рубашки, пачкая их. Но это ничего, мне даже нравится, ха-ха. Раз. Два. Три. Руки почему-то трясутся, поэтому улыбка, которую я рисую на лице Японии, выходит немного неровной. Тогда я рисую ее шире. Как здорово, Япония улыбается – широко-широко! Ха-ха, мне почему-то хочется плакать. Так странно, ха-ха. Раз. Два. Три. Ну вот, почти все друзья в сборе. Они так умиротворены, никто не кричит, не ругается, не плачет. Меня это радует, наконец-то все они спокойны. Что ж. Мне осталась последняя деталь. Кажется, он был в библиотеке наверху. Раз. Два. Три. От того, что почти всех я тащил по полу, путь, по которому я иду, окрашен кровью. Ха-ха, я словно король, идущий к трону по узкому красному ковру из дорогой материи. Ха-ха. Мне так хорошо, так легко. Хочется петь, прыгать и смеяться от счастья. Раз. Два. Три. Я вхожу в библиотеку. Все вокруг такое пронзительно белое. Все расплывается, я слепну и иду, опираясь на стену. Мне смешно от этого странного состояния и я, прислонившись спиной к стене, начинаю смеяться. Сначала совсем тихо, потом все громче, и наконец оглушительно, так, что уши закладывает и даже мелодия вальса ненадолго заглушается этим истеричным, отчаянным смехом. На глаза наворачиваются слезы, и я медленно сползаю по стене, опускаюсь на колени. Я уже не смеюсь. Рыдания вырываются из груди, мне больно, страшно и одиноко. Где же ты? Где же? В бреду, не видя ничего из-за слез и этой проклятой белизны, что пожирает все вокруг, я ползу по комнате, пытаясь отыскать его. Кровь. На белоснежном полу эта яркая красная жидкость выглядит настолько неестественно, что я останавливаюсь и пораженно смотрю на это внезапное явление. Кровь. Это его кровь, я знаю. Я чувствую. Слезы все не перестают течь, они сползают по щекам, по дрожащим губам и падают на белоснежный пол, смешиваясь с кровью. Я должен найти его. Я должен. Из-за слез ничего не видно, но все же, его темная фигура так резко выделяется на фоне белых стен и белых шкафов, что я просто не могу не заметить ее. Даже сейчас он выглядит таким большим и сильным, таким надежным и добрым, и я не могу избавиться от ложного чувства защищенности, что возникает, когда я рядом с ним. Он весь в крови, вся его одежда в темно-бордовых пятнах. Так не пойдет. Меня колотит дрожь, и мне приходится долго провозиться, чтобы трясущимися руками стянуть с Германии его изодранный пиджак. Вытащив из кармана то немногое, что осталось у меня от белого флага, я начинаю стирать с его рук кровь. На это уходит немало времени, ведь воды у меня нет. Покончив с руками, я принимаюсь за лицо. Оно всегда так напряжено, а теперь совершенно спокойно и расслаблено. Его губы, всегда плотно сжатые, сейчас немного приоткрыты, и я касаюсь их дрожащими пальцами, пытаясь найти родное тепло. Но встречаю лишь мертвенный холод. Мне вдруг становится так одиноко, что я не могу сдержать рыдания. Я плачу, отчаянно зовя его по имени и обнимая безжизненное тело. Раз. Два. Три. Я вздрагиваю. Раз. Два. Три. Как же я мог забыть. Раз. Два. Три. Вальс. На мое лицо вдруг снова возвращается улыбка. Я не могу ее контролировать. Ха-ха. Раз. Два. Три. Я медленно сползаю с Германии, которого успел повалить на пол, и с трудом поднимаюсь на ноги. Ха. Ха-ха. Я не могу сдержать истеричный смех, что рвется из моей груди. Я стою и смеюсь, задрав голову. Нет, мне нужно спешить. Я потратил на все это слишком много времени. Раз. Два. Три. Германия очень тяжелый. Я не могу поднять его, поэтому приходится волочить его по полу. Мои руки и ноги дрожат слишком сильно, несколько раз я падаю, а с лестницы и вовсе скатываюсь, прижав к себе Германию, чтобы ему не было больно. А потом вдруг понимаю что ему уже все равно, и снова не могу удержаться от смеха. Раз. Два. Три. Тяжело дыша, с трудом сдерживая приступы хохота и рыданий, я наконец вваливаюсь в комнату с роялем. Раз. Два. Три. - Смотри, Германия, - мой охрипший от смеха и слез голос дрожит. – Все наши друзья собрались, чтобы послушать, что я сыграю. О, тебе непременно понравится эта чудесная мелодия! Раз. Два. Три. Я усаживаю Германию рядом с собой, прислонив его спиной к роялю. Раз. Два. Три. Ну вот, наконец, все готово, и я могу оживить эту чудную мелодию, что так настойчиво звучит в моей голове. Раз. Два. Три. Дверь внезапно открывается, и я вижу его. - О, неужели ты тоже пришел послушать? – моей радости нет предела. – Как здорово, я так счастлив! Раз. Два. Три. - Ну что ж, начнем! Наверное, я играю не так хорошо, как Австрия. Но все же, думаю, я неплохой музыкант. Раз. Два. Три. Счастливая улыбка не покидает моего лица, и я с наслаждением, откинув крышку, касаюсь клавиш. Раз. Два…