Круги на воде

Тао всё чаще думает, что похож на некогда спокойный пруд, в который бросили камень. Камень давным-давно на дне, но на поверхности до сих пор разбегаются круги. Круги разбегаться вечно не могут, это понятно, но кто-то словно зациклил весь процесс, поставил на бесконечный повтор. Камень разбивает водную гладь, уходит на дно, к берегам бегут волны, утихают - и камень опять летит в воду. И всё сначала... "Камень" зовут Ким Чонином, когда он спит или занимается своими проклятыми танцами перед зеркалами. И зовут его Каем, когда он танцует на сцене или попадает под прицел камер. И первый раз этот "камень" попадает в Тао, тревожа его покой волнами, когда они только знакомятся - ещё до дебюта. Смуглая кожа, резкие черты лица, неприятно-пристальный взгляд, хищная грация в каждом движении и жесте. И кончиком языка по сочным губам. Последнее вырубает Тао так, что он долго не может вспомнить корейский. Когда Исин интересуется, что это с ним такое, то Тао с ужасом понимает, что китайский он тоже как-то подзабыл. Второй раз камень прилетает в пруд, когда Тао случайно застаёт в душевой Кёнсу. Тот стоит на коленях, твёрдо водит ладонью по члену Чонина и языком облизывает головку. Чонин стоит, прислонившись спиной к стене и прикрыв глаза. Проводит кончиком языка по губам - и Тао снова вырубает. Всё, что он может, это пялиться на стройное и гибкое тело, на широкие плечи, на крепкую шею. Смотреть на бёдра он немного смущается - ещё не привык, что у корейцев в норме делать обрезание. Зато вскоре убеждается, что обрезание в самом деле способствует долгим занятиям сексом, потому что Чонин не кончает от минета, прижимает Кёнсу к стене и трахает со вкусом. И долго. А Тао просто стоит и пялится теперь на спину Чонина. И думает, что тот нереально тонкий в поясе. И что при каждом движении под гладкой тёмной кожей заметно проступают все мышцы разом. И это... как восьмое чудо света, а может, и того круче. Потому что ничего красивее Тао в жизни точно не видел. Третий раз камень оказывается на дне пруда после дебюта. Тао застаёт - снова совершенно случайно - в дальней гримёрке Чонина и Ханя. Чонин сидит на стуле в расстёгнутых брюках, а Хань цепко держится за его плечи и словно скачет верхом на коне. Тао хорошо видно смуглые ладони на белых бёдрах и толстый член между раздвинутых ягодиц Ханя. Надо бы отвернуться и уйти, но ноги Тао будто прирастают к полу. Он стоит и смотрит. Смотрит на лицо Чонина и отмечает каждое слабое движение бровей, дрожь ресниц. И не отводит глаз от губ, которые Чонин так красиво кусает. Настолько красиво, что Тао с тоской мечтает о лоботомии. Чтобы забыть. И потому что иного способа забыть, скорее всего, просто не существует. Висячие сады Семирамиды? Великая китайская стена? Тадж-махал? Это всё ничто в сравнении с личным камнем Тао, а тот вновь падает в пруд и тревожит ранее спокойную поверхность разбегающимися кругами. Хань ёрзает на чужих коленях, поднимается и садится спиной к Чонину. Медленно опускается на член с довольным вздохом. Чонин прижимается губами к его шее и ладонью обхватывает член Ханя, сдвигая крайнюю плоть и обнажая головку. Хань не выдерживает и кончает всего через несколько минут, потом обмякает на коленях у Чонина, но тот не останавливается и продолжает толкаться в расслабленное тело. Опять долго. Дольше, чем было с Кёнсу. Хань морщится, но терпит. Тао смотрит и пытается избавиться от тянущего ощущения внизу живота с помощью одной силы воли. Не получается. Он запирается в туалете, помогает себе рукой и кончает, испачкав ладонь. Он, чёрт возьми, кончает. Из-за грёбаного Ким Чонина. Когда они ждут посадки на самолёт, Чонин утыкается носом в спину Ханя и спит. И выглядит при этом милым и добродушным до наивности, словно это не на нём Хань недавно "прокатился с ветерком". Четвёртый раз камень прилетает, когда Тао застаёт ночью Чонина и Исина в зале для тренировок. Исин смотрит в зеркало на них обоих и обхватывает Чонина ногами. Они явно спешат, и это не очень-то нравится Чонину - он хмурится и закусывает губу уже раздражённо, но это всё равно прекрасно. Пятый камень случается во время церемонии награждения. Тао сам кусает собственные губы, когда замечает Криса и Чонина. Чонин расстроен, и Крис обнимает его, шепчет что-то успокаивающее. Чонин с силой сжимает пальцами ладонь Криса, на миг привлекает к себе, а потом резко отталкивает, отступая в сторону. Ночью Тао слышит тихие стоны, доносящиеся из комнаты Криса. Стоны Криса - он знает голос своего друга как никто. Минута на проверку - постель Чонина пуста. Тао стоит у двери, прислонившись лбом к косяку и прикрыв глаза. Он так стоит до тех пор, пока стоны не стихают. Потом он запирается в ванной, жёстко дрочит и с глухим стоном кончает, но чувствует себя не удовлетворённым и не освобождённым, а измученным. Он устал. Он устал мечтать о том, кого успевают перехватить более раскованные и шустрые одногруппники. И устал размышлять: почему? На вопрос "почему" ответ даёт ему Чунмён. И это - шестое падение камня. К тому моменту Тао начинает уже ненавидеть каждого, кого видит рядом с Чонином. Чанёля - в том числе. Наблюдая за попытками Чанёля сблизиться с Чонином, Тао чуть ли не с ума сходит. У него внутри всё переворачивается и превращается в раскалённый ком ярости и бешенства. Сдерживаться удаётся лишь потому, что Чонин шарахается от Чанёля, отбрасывает его руки и смотрит с неприкрытой неприязнью. Кто знает, что между ними происходит, но Тао рад такой реакции Чонина. Чонина и Чунмёна он застаёт в общежитии, когда возвращается неожиданно раньше всех и открывает дверь бесшумно. Можно было и шумно, потому что кухонный стол скрипит громко от каждого движения Чонина, размеренно вбивающегося в тело Чунмёна. Судя по их потным телам, начали они не только что. Тао остаётся в тени и жадно наблюдает. Он видит лишь обнажённую спину Чонина и чуть приспущенные брюки. Зато может видеть Чунмёна, но не хочет. Он по-прежнему не в силах отвести глаз от спины Чонина и игры мышц под тёмной кожей. Это... как первый в жизни рассвет в Гималаях на высоте в пять километров. Чунмён кончает первым, и Чонин ещё какое-то время догоняет его, вдалбливаясь в уже умело расслабленное и обмякшее на столе тело. Потом Чунмён прижимает к груди голову Чонина и гладит по спутанным влажным волосам. - Ну как? Теперь тебе лучше? Тао напряжённо вслушивается и начинает понимать, какая именно у Чонина проблема. Они ведь одногодки (1), но дело не в юношеской гиперсексуальности. Вовсе нет. Дело в том, что Чонину нужна помощь, чтобы расслабиться после нагрузок. Он слишком много занимается, не жалея себя. Поначалу массаж помогал, но теперь его недостаточно. Расслабиться полностью Чонину удаётся лишь после долгого секса и мощного оргазма, израсходовав все силы. Седьмой камень случается на радио. Это перерыв во время эфира и туалет в конце коридора. Тао идёт туда без задней мысли и собирается покинуть кабинку, когда внутрь вваливаются Чонин и Минсок. Они торопятся. Минсок дёргает брюки Чонина, кое-как расстёгивает, а Чонин приваливается спиной к двери и пытается закрыть её на замок на ощупь. Минсок падает на колени и берёт в рот член, умело расслабив горло. Чонин цепляется пальцами за косяк и запрокидывает голову. Он вновь так знакомо кусает сочные губы, что Тао сам не понимает, как влажная от пота рука оказывается на собственном члене. Чонин резко выдыхает и отталкивает Минсока. Пока тот непонимающе моргает и проводит тыльной стороной ладони по припухшим и покрасневшим губам, Чонин тянет его за руку, прижимает к двери и быстро спускает брюки с бельём к коленям. Он вталкивает Минсоку в рот три пальца, заставляет облизать и вставляет в задний проход сразу два. Левой ладонью Чонин зажимает предусмотрительно Минсоку рот, и тот приглушённо мычит. Чонин торопливо растягивает его и вставляет уже член. Тао смотрит на это из кабинки и жёстко водит ладонью по собственному члену. Его трясёт от той страсти, которой Чонин будто насквозь пропитан. Чонин переполнен страстью, и когда он берёт, он сжигает других и сгорает сам. Он порывист и искренен в своих желаниях. И грациозен даже сейчас, когда буквально втрахивает Минсока в деревянную поверхность двери. Тао снова хочет сойти с ума. Хочет, чтобы ему сделали лоботомию, потому что иначе он никогда не сможет это забыть. Это - его персональное наваждение по имени Ким Чонин. Восьмой раз - с Чондэ. В зале для занятий вокалом. Когда Тао застаёт их, то уже лениво удивляется, как они все при такой беспечности до сих пор не получили по первое число от менеджера. В зале громко играет китайская версия "Волка", Чонин лежит на диване, а Чондэ двигается на нём под музыку - сжимает коленями бёдра, плавно поднимается и резко опускается на член. Оба настолько увлечены, что не обращают никакого внимания на зашедшего Тао. Тот проходит через зал, забирает листы со своими партиями, на минуту останавливается у дивана, смотрит на лицо Чонина - на приоткрытые губы, подрагивающие брови и капельки пота на висках, облизывает враз пересохшие губы собственные и почти выбегает из зала. Девятым камнем, нарушившим покой в тихой заводи Тао, становится секс с Сехуном. Их он находит в гостиной ночью на полу, на толстом ковре. Сехун упирается локтями и коленями в пол, высоко вскинув бёдра, и кусает ребро ладони, чтобы не выдать себя ни единым звуком. Тишину в комнате разрывают неровное тяжёлое дыхание и характерные шлепки. На обычно невозмутимом лице Сехуна сейчас огромная палитра эмоций. Чонин тянет его за плечо вверх и удерживает одновременно за пояс. Сехун почти что садится на член Чонина и жмурится, но тут же начинает двигаться сам, насаживаясь резче и чаще. Чонин кусает его за плечо и задаёт ещё более быстрый темп. Тао с горечью и отчаянием думает, что скоро останется единственным, кто не трахался с Чонином. Потому что... Потому что он так не может. Он вообще не представляет, как Чонин и все остальные переходили непосредственно к сексу, что говорили и предлагали... Потом Тао перестаёт думать, потому что перестаёт думать всегда, когда любуется движениями Чонина. Потому что Ким Чонин - его персональное наваждение. Его личный камень, постоянно разбивающий водную гладь спокойствия в сердце, уходящий на дно и оставляющий после себя разбегающиеся на поверхности круги. Десятый удар - Чанёль, который всё же смог, хотя их близость с Чонином злая, пламенная. Тао не сразу понимает, что между ними происходит. Это случается после того, как отсняли часть, посвящённую дню рождения Чанёля. В той самой комнате с камерами, где Чанёль принимал подарки. Все расходятся, а Тао забегает в операторскую, чтобы обработать собственные видеозаписи. И видит на мониторах Чонина и Чанёля. Чонин пытается уйти, а Чанёль его не выпускает, хочет поцеловать, но Чонин уклоняется и ускользает. Он быстрый и гибкий, словно угорь, а Чанёль кажется рядом с ним неуклюжим и неловким. А потом в комнату заходит Бэкхён. Тао безотчётно записывает всё, что происходит дальше. Потом, придя в себя, пересматривает запись и снова мечтает сойти с ума. Потому что в этот раз круги по воде разбегаются сильнее и быстрее, ведь удар двойной. Бэкхён стонет в объятиях Чонина, Чанёль смотрит на них обоих и высвобождает из брюк стоящий член. Этот член обхватывают губы Бэкхёна, а он сам мерно раскачивается от резких движений Чонина. Потом уже Чанёль толкается меж разведённых ног Бэкхёна, и спустя минуту Чонин пристраивается к нему и задаёт такой темп, что кажется, будто он намерен вбить Чанёля в Бэкхёна. Тао в отчаянии приходит к выводу, что ему нравится смотреть на Чонина. Уже просто смотреть - достаточно. Потому что Чонин по-прежнему лучше всех семи чудес света, лучше рассвета в Гималаях и лучше всех видов планеты Земля из космоса. В сто раз лучше. В тысячу. Тао перестаёт считать те камни, что разбивают гладь пруда и порождают разбегающиеся круги, потому что их количество ничего не меняет. Потому что Чонину нужно отдыхать, и его сердце свободно. Потому что он никогда ни с кем не целуется даже в шутку, но целоваться он любит - Тао точно знает, потому что нельзя трогать свои губы так чувственно. По-детски мило, но чувственно и эротично. А ещё Тао иногда всё же пытается понять, почему Чонин не трахается с ним. Со всеми остальными, но не с ним. Они снова ждут посадки и тонут в аэропортном шуме, и Тао вздрагивает, когда что-то тяжёлое приваливается к его спине. Оглянуться он не успевает, потому что на правое плечо ему роняют голову. Чонин. Он плотнее прикрывает глаза, стоит, слегка покачиваясь и стискивая в пальцах рукав рубашки Тао. Тао едва дышит и косится на взлохмаченные тёмные волосы, разглядывает слегка припухшее после сна лицо, когда резкие черты приобретают обманчивую временную плавность. Губы Чонина блестят от бальзама со вкусом клубники, и он тихо и размеренно дышит, щекоча своим дыханием шею Тао. Эта щекотка возбуждает так, что Тао всерьёз опасается смотреть на собственные брюки в районе паха. Им пора идти, и Тао неуверенно делает шаг вперёд. Чонин сонно следует за ним, продолжая крепко держаться за рукав. Он так и не просыпается до конца, поэтому Тао, пользуясь случаем, устраивает его в кресле у окна и сам садится рядом, подставляя плечо. Он сам пристёгивает и отстёгивает ремни, когда это требуется, поправляет подушку и греет собственные ладони о горячую руку Чонина. Чонин просыпается через два часа и ищет воду. Тао молча отдаёт ему свою бутылку. Раньше он бы подурачился, чтобы попытаться привлечь к себе внимание, но теперь в этом нет смысла. Внимание Чонина не привлекается теми способами, что Тао уже успел испробовать. Чонин возвращает ему бутылку, пару минут сидит спокойно, потом выбирается из кресла и уходит. Через полчаса Тао тоже выбирается из кресла - он слишком расстроен, потому что Чонин, скорее всего, пересел ближе к остальным или опять с кем-нибудь... может быть. Тао толкает дверь туалета и застывает на месте, обнаружив внутри Чонина. Тот один, в расстёгнутых брюках и со стояком. Чонин облизывает губы, резко затаскивает его внутрь и закрывает дверь на замок. Они оба с трудом переводят дыхание и стараются друг на друга не смотреть. Через миг в туалете гаснет свет, и Тао испуганно бросается к Чонину, налетает на него и крепко обхватывает руками. Чонин что-то успокаивающе говорит, но Тао не слушает. Он не может слушать, потому что чувствует бешеный пульс Чонина, вдыхает его запах, ощущает жар его тела. И в бедро ему упирается член Чонина. В темноте найти губы Чонина, оказывается, так легко. И ещё легче - поцеловать. Тао улыбается, когда горячие ладони забираются ему под рубашку и согревают поясницу. Тао боится темноты, но не тогда, когда держится за Чонина. За Чонина, который пытается его оттолкнуть, но он не позволяет. "Не могу!" и "Не так!" мешается с "Всё равно!" и "Пожалуйста". Спор заканчивается глубоким поцелуем, от которого у Тао подкашиваются ноги. Он целовался с девушками, но никогда и никто не целовал его вот так - жадно и подчиняюще. Копошение в одежде, локтями и плечами о стены - в узкой и тёмной кабинке слишком мало места, но им хватает. Внезапно вспыхивает свет, что весьма кстати. Тао торопливо облизывает пальцы Чонина, неаккуратно. По подбородку стекает слюна, но это уже неважно. Чонин прижимается бёдрами к его бёдрам, их члены трутся друг о друга, превращая желание в одержимость. И Чонин заглушает его стон поцелуем, когда вводит в его тело пока один палец. Это получается легко, потому что Тао любопытен и теперь неплохо разбирается в игрушках. Чонин об этом не знает и выглядит несколько удивлённым. Тао это нравится, он охотно перехватывает инициативу в поцелуях и припадает к сочным губам, о которых мечтал с момента их первой встречи. Губы упругие, немного шершавые, сильные, но удивительно чувственные. Чонин реагирует на любое - даже самое легчайшее - касание. Довольно лишь кончиком языка провести по самому контуру нижней губы, а Чонин уже как будто пьян от удовольствия. Они продолжают целоваться, потому что Тао был прав - Чонину это нравится. И Тао почти не замечает двигающихся внутри него пальцев - это просто приятно и уже не отдаёт неудобством. После они кое-как устраиваются у раковины, Тао хватается за плечи Чонина и приподнимается. Он закрывает глаза, чувствует прикосновение скользкой от смазки головки, мягкие поглаживания вокруг входа и сам медленно опускается. Чонин прижимается губами к его шее и тихо стонет, впиваясь пальцами в его бёдра со всей своей ошеломляющей страстью. Чонин как пламя в его руках - так и просится в танец. Чонину нужно гореть и двигаться, чтобы быть. Тао шепчет его имя. Всего лишь имя. Этого достаточно, чтобы они оба наконец-то сошли с ума вместе и добровольно. Они бросают себя друг к другу, оставляют синяки - на бёдрах и плечах, задыхаются, но всё равно продолжают искать губы друг друга. Это всё дико и непривычно, и Тао кажется, что Чонина слишком много, больше, чем представлялось. И странно ощущать Чонина внутри, его пламя - внутри. Он горячий и несдержанный, совсем не такой, каким кажется, когда спит или дремлет на ходу. Жадный, страстный, пылкий... Идеальный - для Тао и в его глазах. Кончиком языка по сочным губам - это вырубает Тао надолго и так, что он забывает обо всём на свете. Он горит и хочет сгореть. Он обнимает Чонина и старается открыться как можно сильнее. Он умирает от быстрых и ритмичных толчков и желания сделать Чонина частью себя навсегда. И он уже просто хрипит от удовольствия, что как будто кругами разбегается по его телу - от центра живота. И Тао изо всех сил сдерживается, чтобы кончить как можно позже. Всё равно кончает раньше и цепляется за плечи Чонина, пока тот двигается внутри него сильно и резко. Тао не успевает отойти от оргазма полностью, когда Чонин затапливает его внутри горячим и с силой прижимается к его бёдрам, стиснув пальцами ягодицы. Они хрипло дышат и невольно улыбаются, когда осознают, что делают рваные вдохи и выдохи синхронно. Тао проводит пальцами по шее Чонина и вновь пробует на вкус сочные губы, на которых почти не осталось клубничного бальзама. Их поцелуй прерывает стук в дверь и недовольный голос стюардессы. Они одеваются быстро и слаженно, несмотря на тесноту, и снова жадно целуются. Тао ловит губами тихий стон Чонина и накрывает ладонью его пах, ощущает возбуждение через ткань брюк. - Может... Чонин качает головой, торопливо целует его и смахивает его ладонь, затем открывает дверь. Они добираются до своих мест и падают в кресла. Чонин падает беспечно, Тао же морщится от неудобства. Чонин не извиняется, не просит прощения и не выглядит виноватым - он просто протягивает Тао подушку, и его глаза как будто сияют. Непривычно. Через пару часов выключают свет в салоне, и Тао умиротворённо закрывает глаза, чтобы через миг распахнуть их и зажать себе рот ладонью. Потому что Чонин стоит на коленях меж его разведённых ног и медленно расстёгивает его брюки. Тао умирает в ту самую секунду, как губы Чонина касаются головки его члена. Он не дышит, не думает и не слышит биения собственного сердца. Потому что впервые Ким Чонин стоит на коленях и прикасается идеальными губами к члену. К члену Тао. Через несколько минут кресло поскрипывает под ними, но им уже плевать, увидят их или нет. Брюки свисают с левой ноги Тао, застряв на лодыжке. Внутри у него всё горит, но Чонина ему всё равно мало. Он жадно хватается за Чонина, сжимает его бока коленями и кусает собственные губы, чтобы не стонать и не скулить от двойного удовольствия, растекающегося по телу вместе с кровью, словно наркотик. Каждый толчок в унисон с ударом сердца, и хочется, чтобы это не кончалось никогда. Тао теперь точно знает, что похож на некогда спокойный пруд, в который бросили камень. Камень давным-давно на дне, но на поверхности до сих пор разбегаются круги. Круги разбегаться вечно не могут, это понятно, но кто-то словно зациклил весь процесс, поставил на бесконечный повтор. Камень разбивает водную гладь, уходит на дно, к берегам бегут волны, утихают - и камень опять летит в воду. И всё сначала... "Камень" зовут Ким Чонином, когда он спит или занимается своими проклятыми танцами перед зеркалами. И зовут его Каем, когда он танцует на сцене или попадает под прицел камер. И этот "камень" до сих пор нарушает покой Тао и заставляет его сердце колотиться в груди, как безумное. Смуглая кожа, резкие черты лица, неприятно-пристальный взгляд, хищная грация в каждом движении и жесте. И кончиком языка по сочным губам. Последнее всегда вырубает Тао надёжно и наверняка, заставляя проигрывать в любом споре. Но ему всё равно, потому что Ким Чонин лучше семи чудес света. Ким Чонин как произведение искусства. Его личное произведение искусства.