Когда я тебя разлюблю

Когда уйдет эта грусть, Когда закончится сон, Когда растают со снегом мечты, Когда под вечер опять зазвонит телефон, Когда смогу я все забыть и уйти, Тогда не буду тебя я все время искать, И полюблю, что имею уже, Не буду себя я пытаться спасать, Тогда я поверю судьбе. Ольга Партала, «Когда уйдет эта грусть».

Поздняя осень… На улице – холод и промозглая слякоть. В грязных лужах растоптанным месивом утопают опавшие листья. Их падает так много, что дворники не успевают все убрать. Из серых туч, непроницаемой пеленой зависших над городом, моросит неуверенный дождик, иногда замирая в сомненьях и раздумьях: падать, не падать? Окно моей комнаты открыто настежь, батареи почти не греют, а я сижу на кровати лишь в тонких штанах и старой футболке с надписью «Tokio». Я один. Уже несколько лет. И даже то, что у меня есть любимый, семья и друзья, этого не меняет: друзья разъехались по разным городам, поступив туда, куда хотели, отец и сестры – остались в Каракуре, возможность навестить их выпадает редко. А любимый… это не он есть у меня, а я у него: так любимая кукла принадлежит только своей хозяйке, но кому принадлежит сама хозяйка? Он холоден, неприступен, равнодушен и нерушимо спокоен. Он приходит тогда, когда считает нужным. Он неотразимо прекрасен и всегда добивается своего. У него есть целая армия поклонниц и поклонников. Он выбрал себе в спутники меня. Ни семья, ни друзья ничего о нас не знают. Когда мы вместе – я просто безумно, непорядочно счастлив. В этот момент я вижу только его, но мне достаточно. Кажется, он уже стал моим наркотиком. Еще я начал курить. Когда его нет : ему не нравятся сигареты. Но когда он рядом мне самому нет никакого дела до никотина. Эта отрава – всего лишь жалкая имитация того, что я ощущаю, находясь рядом с ним. Мои друзья, несмотря на то, что наши встречи стали весьма редки, догадались, что что-то случилось. Я пытался притвориться, что все хорошо, но, наверно, мои глаза не могут лгать. Я способен заставить свои губы растянуться во вполне правдоподобной улыбке, но как заставить глаза не кричать, если душа заполнена тоской и болью? Расхлябанный ветер бесцеремонно врывается в мою комнату, хулигански раскидывая по столу листы конспектов и тетради… точно так же мои друзья врывались в мою жизнь, взбаламучивая ее было успокоившуюся зеркальную гладь в поисках причины. Вот только я и сам не знаю, где же: он похож на кота, который ходит сам по себе, не говоря, куда уходит, не сообщая, когда вернется… Оставляя мне, как свои следы, грусть и одиночество. С того момента, как я его встретил, моя жизнь стала похожа на изменчиво-дурной сон: вроде не страшно, но что-то давит на грудь, не дает проснуться. Стоит ему уйти и разноцветный калейдоскоп событий и счастья сменяется серой патокой из скуки, тоски и одинаковых, как по какому-то шаблону, дней. иногда я настолько растворяюсь в этой рутинной одинаковости, что теряю счет дням. Когда-то давно, но все еще недавно, я верил, что ты изменишься и мечтал о том, как в скором будущем мы сможем быть вместе всегда, просто быть, не скрываясь и не таясь, без всего недосказанного и мешающего нам… мне… Но мечты – они как снег: рано или поздно растают. Мне жаль, что я не могу стать для тебя воздухом, ведь воздух – есть всегда, без воздуха – ты не выживешь… Да, я эгоистично хочу быть для тебя всем миром. Как рано и быстро сейчас темнеет… Совсем недавно было светло, а теперь уже вечер, почти черное небо над этим городом и, разрываясь, звонит телефон. Сначала один, потом второй. Я не смотрю, чей или чьи номера высвечиваются на дисплее, мне все равно, мне пусто и одиноко и совсем не хочется общения. С каждым днем я все больше и больше замыкаюсь, ухожу в себя. Мне все труднее общаться с людьми, находить общие темы для разговора. Иногда я часами могу сидеть в Интернете на каком-нибудь форуме, а потом, заскучав, бросаю все и выхожу на улицу. Но и там мне места нет. Я знаю, если бы ты был рядом, все было бы по другому. Но жизнь жестока и не знает сострадания. Ты тоже не приемлешь слабости: никаких «мог бы», «возможно», «наверно». Только «я смогу», «я сделаю», «я буду», «я должен». Но это ты. А я… слаб и устал. Я хочу забыть тебя и уйти. Я хочу бросить курить и начать жить заново. Без тебя. Хочу сменить место жительства и номер телефона. Хочу, чтобы ты больше никогда не нашел меня. Хочу… больше не искать тебя. Не вглядываться в серую толпу, в чужие лица, в поисках одного, единственного, родного и любимого профиля. Я хочу, чтобы жизнь была как раньше – заиграла цветом, звуком, запахом, прикосновениями и чувством, что все будет хорошо. Я хочу как раньше – любить мир, удивляться самым обыкновенным вещам, просто взглянув на них под другим углом. Я хочу любить мир, не тебя! Я словно утопающий, пытаюсь спастись, выплыть на берег, но почему-то не удается, и все, на что я оказываюсь способен – это просто держаться на плаву и наивно верить, что найдется добрый человек, который кинет мне спасательный круг. Мне внезапно опять становится тесно в моей маленькой, однокомнатной квартирке. Плавно встав с кровати, потягиваюсь, разминая застывшее и замерзшее тело, закрываю окно. Пытаюсь быстро собраться и выйти, наконец, на ночные улицы, но что-то мне все время мешает: я то уроню что-то, то любимый джемпер вдруг оказался испачкан, затем я не мог найти сигареты и зажигалку, а потом, как финальная нота, порвался шнурок на кроссовке. Радовало только то, что телефоны, наконец, заткнулись. Раньше от такой непрухи я бы обязательно взбесился, но сейчас я как столетний старик – чувствую, что слишком устал, чтобы злится. Думаю, что в следующий раз, когда увижу тебя, то скажу, что нам надо расстаться – это единственное, что я тебе еще не говорил. Все остальное – было: это и скандалы, и объяснения, и ненависть, и прощение, и… много чего еще. Конечно, я могу сказать тебе: «Женись на мне, я буду тебе верной и преданной женой и всегда буду тебя ждать», но раз уж тебя не интересует моя любовь, то свадьба тоже, черт побери, не катит. и ждать, мне, кстати, надоело. Одевшись и обувшись, я постоял пару минут перед зеркалом, ища, все ли одето так как надо, ничего ли не торчит. Кивнув напоследок своему отражению, наконец вышел. Конечно, пока я одевался, то согрелся, но руки все равно дрожали, а ключ не попадал в замочную скважину. Еще мне казалось, что чей-то внимательный взгляд сверлит дырку в моей спине. Я оглянулся, но никого не было. Точно! Совсем никого нет. Даже Гакудо-сана, старика призрака со скверным характером, который умер недалеко от моего дома и всегда вылетал со мной поболтать. Для умершего Гакудо-сан слишком любопытен и никогда не упустит случая посплетничать. - Гакудо-сан? Где Вы, Гакудо-сан? Я могу рассказать Вам кое-что интересное. Я позвал, но старик все не шел. Ох, как это странно. Постояв немного и подождав, я, пожав плечами, продолжил путь. Но успел сделать только несколько шагов: оторвав взгляд от ступеней, я посмотрел в самый конец лестницы и замер. Сердце, остановившись на целую вечность, затем полетело куда-то с бешенной скоростью, глухо стуча в груди и разгоняя по крови адреналин вперемешку с зарождающейся эйфорией. ОН… Он стоял внизу, как всегда невозмутимый и непроницаемый, волосы собраны в хвост, на шее – его излюбленный белый шарф без единого пятнышка, а сам он закутан, как в доспехи, в темное пальто. Его выразительные глаза бесподобного цвета, но сейчас почти просто черные, смотрели на меня и сквозь меня. Кисти рук, как всегда затянутые в перчатки, выражая легкую брезгливость, касались перил. Захотелось плюнуть на все и на гордость в том числе и, сбежав вниз, попытаться прижаться и обнять. Я всегда раньше так делал, а он всегда уклонялся от меня. Но в этот раз, вместе с безумным счастьем, в груди зарождалась злость на самого себя: я ведь хотел… хочу все закончить, разорвать и уйти. - Я слышал, ты с кем-то разговаривал. Ты говорил по телефону? Молча, сжав зубы, иду к нему… Нет, просто иду, куда подальше, прочь. Его голос, глубокий и чарующий, хочется сдаться. Наплевать на все. Я буду не я, если сдамся. - Ты купил себе микронаушники, Ичиго? А почему тогда не отвечал? Я звонил тебе сегодня весь вечер, и на мобильник, и на домашний. Хотел сходить с тобой в дельфинарий, но ты все не отвечал… Ичиго? Легкое недоумение в твоем голосе: я веду себя сегодня непривычно, не так, как всегда. Между бровями, на лбу, еле заметная складочка – ты удивлен и пытаешься понять, что же происходит. А я молчу. И пытаюсь пройти мимо тебя. Хватаешь за руку, крепко, не отпускаешь, несмотря на то, что я пытаюсь вырваться. Хочешь заглянуть мне в глаза. Но я отворачиваюсь. - Ичиго? Что-то случилось? Идеальный момент, чтобы сказать, но я все еще медлю. - Ичиго?.. Пытаешься поймать меня и обнять. Ловлю себя на том, что я не против. Понимаю, что сдаюсь. Я собираю осколки, оставшиеся от моей воли и, не глядя, бросаю тебе, как грязную тряпку в лицо, слова: - Отвали от меня! Не желаю тебя больше видеть. Я нарочито груб, а ты не ожидал. Ослабляешь хватку и я вырываюсь, быстрым шагом удаляясь от тебя, еле удержавшись от того, чтобы не перейти на позорный бег. Хотя, возможно, надо было бежать, наплевав на свою болезненную гордость: ты приходишь в себя неимоверно быстро и догоняешь в два счета. Хочешь снова поймать. Но я не уверен что вырвусь и во второй раз, а поэтому – отпрыгиваю. Сердце словно в тисках и трудно дышать. - Ичиго, как это понимать? С какой такой радости ты на меня кричишь? Разве я сделал что-то не то? Чем я заслужил такое обращение? Объясни мне, будь так добр. Ты спокоен и больше не делаешь попыток ко мне прикоснуться. И это хорошо: потому что во мне прорастают первые ростки гнева. Чем выше они, подобно бамбуку, вытягивались, тем живее я себя чувствовал. Адреналин, азарт, предвкушение предстоящей битвы захлестывали меня с головой, заглушая метанья и боль. Потом я пожалею, точно пожалею, но будет поздно: мой мост уже заминирован, осталось лишь нажать на кнопку «пуск» и он взлетит на воздух. Чувствую себя так, словно мы с тобой все еще еле знакомы… и это восхитительное ощущение. - Что тебе объяснить Бьякуя?! Ты и сам все прекрасно понимаешь. Я почти спокоен. Мой голос не дрожит. - Нет. Скажи. Я не понимаю, чем мое желание сделать тебе приятно могло так тебя… расстроить. Сам того не ведая, ты дал мне прекрасную зацепку, ты словно сам открылся навстречу моему удару. - Вот именно, Бьякуя, что твое! Твое желание! Твое и только твое! Все твое! Приходишь, когда хочешь, уходишь, когда хочешь и тебя не волнует, что думаю об этом я! И твое желание меня «порадовать» - это ничто иное, как обычное эгоистичное желание показать, насколько «хорошим» ты можешь быть, показать, как мне не выгодно бросать тебя. Смотрите, какой я любящий и заботливый! Какой внимательный! Смотрите все!.. Хотя нет, не смотрите!.. Ты говоришь, что у нас не долно быть друг от друга секретов, но на самом деле, под «нами» ты подразумеваешь почему-то только меня. А сам? Почему ТЫ молчишь? Ты не доверяешь мне! Держишь на расстоянии! Я, не отдавая себе в этом отчета, все повышал и повышал голос. - Я готов отказаться ради тебя от всего, что тебе не устраивает в моей жизни! Я, черт возьми, бросил сверхвыгодную работу только потому, что тебе не понравился завкадрами! Я не общаюсь с теми, кто тебе не нравится, не хожу никуда с одногруппниками! Я все, все для тебя делаю: «Да, Бьякуя, да, родной, как скажешь»! а ты не можешь даже просто доверять мне и быть рядом! Кажется, я задел тебя: ты сильно изменился в лице, губы сжаты в тонкую ниточку, брови нахмурены, глаза горят, а твоя ладонь словно ищет несуществующую катану. На миг мне стало страшно. Но ненадолго: - Ты не понимаешь! Твой голос тих и глух, но слова – словно красная тряпка в руках тореадора. - Конечно! Куда уж мне! Я никогда ничего не понимаю. И ты весь такой от этого несчастный! Так иди и найди того, кто тебя, такого бедного, понимает, а про меня забудь! Нафига тебе такой тупой идиот как я?! Я кричал и жестикулировал и, возможно, был слишком громок. Не знаю, что произошло, но ты смотрел на меня пару мгновений, а потом, внезапно успокоившись, стал двигаться так быстро, что я ничего не понял и решил, что ты исчез. Я растерялся. А когда ты, появившись будто из пустоты, схватил и потащил куда-то, я испугался. Ты прижал меня к холодной стене и, наклонившись ко мне, прошептал на ухо: - Я никогда не думал, что ты идиот. Наоборот, я считаю, что ты очень проницательный, Ичиго. Чувствуя, что еще немного – и просто позорно, как девчонка, сорвусь в истерику, прошептал: - Отпусти меня… Пожалуйста… Я больше не хочу быть с тобой. Ты обнимаешь меня, одна рука – на моей талии, а вторая – на затылке, и наши губы так близко, что я чувствую твое дыхание. Твои слова хоть и тихи, но торжественны, словно ты даешь клятву не мне, а какому-то своему неведомому божеству и каждое слово отпечатывается в моей памяти и сознании. - Клянусь тебе, Ичиго, я никогда и ни за что тебя не отпущу. Я никому не отдам тебя. Я защищу тебя от всего. Ты будешь счастлив, Ичиго, обещаю. - Слишком много «я» в твоей речи, не находишь? Это эгоцентризм, Бьякуя. И он не лечится. Хочешь, чтобы я был счастлив – отпусти. Хочется все простить и остаться. Но я упрям. Вот только… - Ичиго… Согласен, я… вел себя не очень красиво. Но… я боялся, что знание может нас разлучить, может повредить тебе, боялся, что ты пострадаешь. Ичиго… Ичи, дай мне шанс, мы ведь можем попробовать еще раз. Да, я упрям. Но ты упрямее. И мой мост оказался не мостом, не Акаси-Кайкё, не Ченьян, не Алькантара, а всего лишь гнилыми досками, перекинутыми через обмелевший ручеек. Ты перешел его камням, даже не замочив ног. И весь тот порох, что я так долго собирал, был потрачен впустую… А может, и нет. Может, если бы я проявил меньше решимости, ты бы не пошел на компромисс. В любом случае, то, что в этот раз я так легко тебе сдался, еще не значит, что так будет всегда. Так что, Бьякуя, тебе стоит быть готовым к тому, что я не стану больше терпеть. И, как только ты захочешь вернутся к тому, что было, так сразу, в этот же момент, доски моего моста разъедутся у тебя под ногами. Ты даже не заметишь, как я пну эти трухлявые деревяшки. Зато холодная чистая водичка прекрасно остудит твой пыл. Или, может, в следующий раз я даже сумею тебя разлюбить.