В следующий раз

«Нет у нас никаких отношений», - помнится бросил мне Сайлас Фенек. Наверное, это лучший совет, какой можно дать» © Чайна Мьевиль «Шрам» Лондон, 04.00 Мне были хорошо знакомы эти золотистые волосы и запах дорогого саке, которое сгущалось от каждого движения тех красных губ около моего уха. Сейчас она далеко стояла около дверей, успокоительно сжимая свои кулаки, и ее густые, жесткие брови пшеничного цвета едва хмурились над карими глазами. Я улыбнулась, проводя онемевшей рукой по потрескавшимся губам. Ох, как же по этой злой роже видно, что мне рады. Всегда знала, что тетя меня просто обожает. Сейчас ее лучезарно-адский взгляд был направлен на мою джинсовую куртку с жирным пятном высохшего болота; из едва уцелевшего кармана выглядывала пачка сигарет - тетя хоть и страстная любовница алкоголя, она не любила запах табака. - Неплохо, - сурово говорила она, постукивая каблуками по запыленному полу. - Твоя мама была бы горда за тебя. Женщина продолжала рассматривать комнату: бледный потолок, дешевый паркет и это ужасное количество и качество мебели: мини холодильник, стол, диван-кровать, бесцветный, выцветший ковер и кресло. Я засмеялась. - Я фанат нищеты. Она остановилась возле моей голой ноги; я давно забыла о пижаме, которая определено где-то еще лежала под кучей одежды в чемодане и пришла к тому состоянию, что становилась пригодной лишь для мойки пола. Я сидела на кровати в черных трусиках, на плечах старая, грязная куртка и... я точно не ожидала таких поздних гостей. - Цунаде, - прошипела я, глядя, как она коснулась моей толстой тетради. - Это и есть то, ради чего ты путешествуешь? - она открыла рукопись и оттуда заблистало белье пустых страниц. - Цунаде! - Это и есть результат того вдохновения, которое ты искала, прошлявшись по всем британским барам? - Положи на место, - говоря по буквам, начала я. - Что? - она схватила меня за волосы и прижала к дивану. - Тебе придется много чего объяснить, - грозно зашептала она в мои уши и это горячее ее дыхание заставило меня задуматься, что не только я шляюсь по британским барам. - Отпусти меня. Женщина грубо отпихнула мое худощавое тело так, что ее два хвоста-кнута ударили по голой шее. На полу одиноко лежала тетрадь. Неправда. Я писала. Я все еще могу писать. Могу. Тетрадь издевательски взмахнула страницами - пустыми страницами... - Я завтра зайду за тобой, - небрежно бросила Цунаде через спину. - Пора домой, детка, ты загуляла. ... пустые страницы, сверкало белье и... Я все еще могу. Мои руки коснулись этого надоедливой рукописи. - Сакура? Ты меня слышишь? ... мои пальцы коснулись твердого переплета и... - Сакура? Я таки написала что-то за это время. - Сакура?.. Жирным шрифтом в конце было выписано: Говорят, звук ломающей кости - самый страшный. В действительности, звук безвыходного положения куда более страшный. Ох, это безвыходное положение, когда ломаются кости. 23. 03. 14 - ... Сакура, - ее рука мягко очутилась на моем плече. Прошел год, как я ничего не пишу. Хоть сейчас меня и мучил зуд в пальцах - так хотелось изменить запись, прибавить, что... ох, это безвыходное положение, когда слышишь лишь безвыходное положение. – Сакура... Но я ничего не сделала. # Токио, 10.30. Вся трагедия жизни человека основана на человеческих ошибках. Моя же - результат чужих. Цунаде Сенджу - это родная сестра моей уже мертвой, пусть земля ей будет пухом (как принято говорить), матери, Мебуки Харуно. Именно за ее грехи я отбываю в этом аду, давно пропахшем бедностью и запахом дешевого пива из какого-то лондонского паба, что иногда попахивал застоялою спермой, но, к счастью, только ею, а не вкраплинами моей девичьей, целомудренной крови - единственное, чем я гордилась; я не стала в своем положении шлюхой, или лучше, whore. Моих плеч никогда не касались жесткие руки мужчин, не оставляли отвратительных синяков и... как я уже сказала: девственность - единственный предмет достоинства Сакуры. Все, чем я гордилась когда-то, бесповоротно сломалось, как в прошлом мое правое плечо, и, возможно, они разломались пополам одновременно. - Приехали, - радостно вздохнула спереди золотоволосая женщина, плавно потянувшись - подушка свободно упала на подлогу - а ее соседка сбоку, тихонькая и послушная Шизуне, напугано сбилась в кучку, подальше от этого сонного, раздражительного чудовища. - Ох, как же я выспалась! - продолжала Цунаде... Я вызывающе фыркнула, теряя взгляд в окне самолета, наблюдала эту плавную посадку чудесной техники; эге-ж, выспалась, только ты это и сделала, пока мы все терпели этот резкий храп и упоминания о каком-то Наруто, которого она зачастую, сквозь сон, называла идиотом. Я опять посмотрела на нее. Как будто на свое многообещающее будущее, которое вот-вот уже приблизилось. В Лондоне, вместе с родителями, жилось лучше. Чтобы там не говорили, но японцы более консервативны, чем англичане – относительно традиций. Мне к глазу припала дружелюбная фраза: "Приятно вас опять видеть" на крыше аэропорта и я подумала, что будет трудно привыкнуть не видеть часто надписи, которые не представляют собой иероглифы. Мы быстро выскочили из металлического нутра чудесной техники, и я не успела опомниться, как тетя своим могучим, грудным голосом позвала такси и как оно медленно дрожа вместе с водителем приблизилось к нам. Шизуне упрямо позапихала все мои мелкие сбережения в багажник, при этом часто поправляя свои коричневые пасма, как и ее глаза, а я за это время уселась на сидение, раскрыв Эдгара По "Пропасть и маятник". - На Шикая 21, пожалуйста, - говорила Цунаде. Я подняла многозначный взгляд на нее. Мое я думало, что будет жить отдельно от своей родни - мечты наивной девочки. Но определено режиссер моей жизни решил экспериментировать. Проверяешь на сколько меня хватит? - Цунаде, - шепотом начала я, продолжая читать - а мой любимый дедушка еще не сдох, или я таки должна с ним поздороваться? Карие глаза грозно посмотрели в мою сторону. - Милая, он приготовил тебе праздничную встречу. Сенджу Хаширама. А ты еще тот провокатор. Когда-то он выгнал мою мать, лишил наследства и все в таком духе за тот знаменитый грех. И только после ее смерти таки понял, что сделал глупость. А я же стала для него искуплением грехов. Могу поспорить, эта внезапная опека - его рук дело. - Прекрасно. Я направила глаза в книгу. Ох, этот звук безвыходного положения. # Коноха, 05.00 Он посмотрел на фотокарточку, едва коснувшись загрубелыми щепотками крошечных лиц. Мужчина сидел на толстом ковре, одною рукой держа горький, крепкий чай и его глаза с уровнем скорости явления воспоминаний становились темнее и более темными, пока их совсем стало не видно. В комнате для чайных церемоний пахло угасшей свечой и каким-то специфическим облегчением. Хаширама был несколько рад, что уже не видит суровых и обиженных глаз изумрудного цвета младшей дочки из семейной фотографии, вот только из глубин сознания доносились голоса, которые шептали о том, как скоро... как скоро он встретится с такими глазами в живую. # Имение клана Сенджу, 06.59. Наверное, единственная приятная вещь, которая постигла меня в моем резком будущем, - кровать. Моя комната была просторна, много омеблирована, с большим зеркалом в дорогой, деревянной раме, стол, на котором гордо сверкала металлическая спинка ноутбука, шкаф, подушки, ковры, шторы, книжные полки, диван, телевизор и..., и..., и..., и окно с наипрекраснейшим в моей жизни пейзажем: деревья с розовыми верхушками и... здание компании, хорошо знакомого мне, клана Учиха. Учиха. Я вдруг резко вспомнила те черные волосы, которые ласкали мои губы и... как он холодно вымолвил: "это конец, Сакура." Фраза долго мерещилась в моих ушах, ударялась в сознание, вместе со слезами, которые одна за другой капали вниз - люди умеют обезвреживать удары в спину чужих, но не родных. По крайней мере я, точно. А тогда, разбитая полностью трагедией, со своим разбитым плечом, я и не думала, что мне еще разобьют сердце - мнения наивной девочки. "Ты сама виновата." - я часто говорила сама с собой. - “Ты его переоценила". Хм... кто-то недооценивает, кто-то переоценивает. Я же теперь просто не ценю. # 07.00 Прозвонил будильник. Звук сильно прошелся по моим барабанным перепонкам так, что я мигом вырвалась из размышлений. И как раз вовремя, потому что плоть стала вспоминать те красные ожоги от мужских, твердых губ. Вставать рано - для меня никогда не было проблемой. Не было, пока я не должна была просыпаться утром после ночной пьянки - голова, вторая часть тела за мощностью боли, после мужских яиц. Я девушка. Следовательно, голова для меня - первая. Однако большинство сомневается, что я отношусь к тем каблукокопытным. Нет, с внешностью я похожа на феминное существо, но характер... На такие мысли я лишь улыбаюсь, потому что когда-то меня можно было назвать полноценной девушкой. Мне было пятнадцать. Вспоминаю, я тогда носила лишь юбки. Чем более короткие - тем лучшие. В таком возрасте мы прекрасные юные создания: хорошие, стройные фигуры, длинные ноги балерин, деликатные руки, длинные волосы, мои достигали вплоть до коленей и были неестественного, розового цвета на фоне бледно-розовой кожи и пара огромных изумрудных глаза. Ну и большой лоб. "Но это признак мудрости" - говорю я себе. "Ну-ну". А теперь мне 17. Я смотрю на себя в зеркало и... не узнаю. Не вижу больше ту улыбающуюся девочку с фотографий с разостланным по воздуху розовыми волосами, с которыми переплетались лепестки рано зацветшей сакуры. Правильно. Я обрезала эти волосы. Обрезала волосы и обрезала себя. Хех. Я осмотрела уже полностью отражение в зеркале: черные, потертые джинсы, черные кеды, зеленая футболка с Елвисом Прессли, купленная в лондонском секонде, - эта убогая одежда на не менее убогом на женские принадлежности теле и розовые волосы, что едва касались плеч, были завязаны в гордый, пестрый хвост. Изумрудные глаза подрисованы карандашом - я вовсе не похожа на бывшую себя девочку-отличницу и в учебе и в жизни. Я такая неформальна. Я такая, хм..., странная. Это должно было звучать как сарказм. # Кухня, 08.00. Утренний кофе за столом со всей родней - это кульминация издевательств режиссера моей жизни. - Доброе утро. Хаширама Сенджу был вылитым японцем. Он всегда одевал лишь древнее, семейное кимоно главы клана, что передавалось каждому следующему поколению и, что странно, ткань блистала новизной. Вот настоящий хлопок, или, которая еще у беса ткань, но это точно не то дерьмо, из которого делают футболки. Я всегда была уверена, что дедушка носит с собой спрятанный нож для харакири, но когда наступил момент разоблачения маминого греха - он его не вытянул. Сейчас Хаширама, лицо которого было покрыто глубокими морщинами, спокойно попивал свой чай; его длинные, темно-коричневые волосы, которые почему-то так и не поседели, волной здоровых пасм лежали на широких, мужских плечах - я даже немного залюбовалась, а потом спрятала лицо за чашкой чая. Черт, трудно опять привыкнуть к этим низким столам и сидении на коленях. - "Академия Н"., - хрипло начал господин Сенджу, - наилучшая школа во всей Японии, Сакура, - он многозначительно посмотрел на меня. - Это заведение посещают представители из известных и богатых семей, таких, как Хюго, Узумаки, Яманако, Учиха, - я поперхнулась, услышав знакомое слово, – и, конечно, Сенджу. Теперь мы смотрели прямо друг на друга. Это было в его стиле: положить на кровать буклет о "Академии Н"., расписание уроков, которое подтверждало мысли о том, где я теперь буду учиться, и список школьных кружков, делая акцент на двух: театр и медицина (Хех, теперь никто в этой семье не видит меня больше в роли бойца. Как и я.), а утром Хаширама начнет выводить своим хриплым голосом все то, что я прочитала в буклетах, таким образом показывая неоспоримость его решений. - Харуно, - холодно отрезала я. - Мой клан - Харуно. А не Сенджу. Мужчина резко ударил кулаком по столу. Ударная волна прокатилась по всей комнате так, что чай тети Цунады вылился на ее пышную грудь, спрятанную под халатом. - Мы уже все обсудили с директором, - тихо начал он опять. - И если ты хочешь что-то уточнить относительно вопросов "Академии Н.", то директор тебе может еще что-то рассказать, более... - Хаширама на мгновение задумался, и я уверена, что он хотел сказать "более упорнее, чтобы ты согласилась", но он продолжил, - более детальнее. - Ну, и где этот ваш директор-семпай? Хаширама медленно выпрямил руку и показал длинным, сухим пальцем на тетю: - Цунаде, пойдешь к школе вместе с Сакурой. - она глянула на него, кивнула и нехорошо покосилась на меня, оттирая халат от только что появившегося пятна. Ого. Вот так новость. Я буду учиться в школе своего дедушки, и директор - моя тетя. Меня явно испытывают. - Хе... хе... хе... - засмеялась я. - Резко же вы взялись за мое воспитание. Хаширама посмотрел на меня умоляющими глазами, интересно, осознавал ли он это? Правда, я уже не думала об уровне его самосознания, вдруг я представила, как моя мама смотрела на него, когда тот бешено кричал и рычал - определено, тоже умоляюще. - Благодарю за беспокойство, - хладнокровно говорила я, вставая с места. - Цунаде-семпай, я буду ожидать вас на веранде. И определено, он также прошел мимо этого умоляющего взгляда со всей жестокостью собственного безразличия. # "Академия Н", 08.25. Я представила, как коснулась носком кеда этой густой, зеленой, сочной травы и едва удержалась, чтобы не упасть прямо здесь, на эту поляну, которая, по правде, пахла чем-то таким... дорогим. Определено, в этом винное здание "Академии Н.", которая пренебрежительно сверкала мне своей начищенной дождями крышей. Однако размеры этого учреждения завораживали: главный корпус был окружен человеческими скульптурами, и латинскими названиями так, что здесь запахло какой-то... Европой; широкие главные двери из крепкого дуба и со сплавами серебристого металла; около длиннющих, широких колонн стояли подростки и бойко что-то обсуждали; уверенна, это будущие политики, и определено, их разговор ограничивается разговорами ни о чем. Эта школа, действительно, веяла престижностью, зажиточностью и буржуазийностью. Как раз для меня, верного fanaticism of poverty. Я еще тщательнее прижалась челом к окну автомобиля и продолжала рассматривать все, аж... - Сейчас выбьешь мне окно. - сухо сообщила мне Цунаде, делая движения, которые означали: "Может ты уже таки откроешь двери"? За мгновение я уже стояла на улице. С розинутым ртом, пытаясь охватить одним взглядом всю величину конструкции. - Мы опаздываем, - мягко говорила женщина, заметив мое кое-какое детское увлечение. - Внутри там еще лучше, чем снаружи. Еще мгновение, и я стою около главного входа. - Что же, приветствую тебя, Сакура, в "Академии Н".! - Цунаде схватила рукой мраморную щеколду и я даже не успела заметить, как эта щеколда главных дверей перевоплотилась в щеколду кабинета №333. В голове были лишь нечеткие воспоминания о высоких потолках и очумелых взглядах лиц в брендовых дранттях. Конечно, на их фоне я - просто бомж. - Если что, в моем кабинете висит одежда от Дойче Сапфо, специально для тебя, и черные хорошие туфли. - шептала мне Цунаде, когда мы еще сидели в машине; я гордо отказалась. Одежда - это лишь рамка. Человек - это картина. Нельзя, чтобы рамка, была более красивее картины. Но глядя на всех их... денди. Теперь я жалею. Передо мной открылись двери и первое, что я увидела, была белая копна высоких волос и подкаченого мужчины в маске, который интеллигентно держал длинными пальцами книгу и что-то зачитывал ученикам. - Доброго дня, госпожа Цунаде! - хором поздоровались дети. Цунаде мягко улыбнулась. Но уверенно. - Какаши, - женщина обратилась к нему, в конце концов отпустив мою ладонь из потных объятий ее рук, - в вашем классе появилось пополнение, будьте ласковее, объясните, Сакуре, все, что касается организаторской информации школы и вашего класса, потому что у меня неотложные дела. Не лги, старая сучка, я видела, как ты прятала саке от Шизуне под своим столом. И я была не единственной, кто так подумал, потому что мужчина на имя Какаши кисло вымолвил "Ладно, госпожа Цунаде". Она вышла из кабинета и двадцать одна пара глаз воззрилась на меня. Прекрасно. - Что же, Сакура, приветствую тебя, надеюсь, тебе все понравится, - говорил Какаши и указал рукой на пустую первую парту. - Садись, это кресло очень долго ожидало, когда наконец его уже кто-то займет. Я улыбнулась. Потому что: 1. Это первый взрослый человек, который вызывал у меня симпатию. 2. Я сидела одна. - Что же, тема сегодняшнего урока "Американская литература ХІХ в.", - начал Какаши-семпай, едва вздохнув и положив книгу на свой стол; как я поняла, это не был учебник... а эротические рисунки на титульной странице книги, заставили меня задуматься, или это точно книга. - Но давайте немного поговорим, что вы читали из этого. Хоть у меня большие сомнения в том, что вы вообще читаете. Темно-серые глаза мужчины прорезали пополам звук легкого шептания в классе - все тщательным образом опустили голову, ожидая когда учитель спросит хоть кого-то и желательно, чтобы это были не они сами. Какая-то блондинка с большими голубыми глазами рассматривала глянцевый журнал; интересно, как она что-то видит, если один глаз закрыт длинными пасмами золотых волос? Девушка бросила непроизвольный взгляд на меня и опять продолжила рассматривать платье из страницы - но этого взгляда мне было достаточно, чтобы установить, что она - типичная сука с фанатичным увлечением модой и сплетнями - определено из женской половины класса она выступает как лидер. Рядом с ней сидела красноволосая с неприятным хитрым взглядом и в очках еще одна девушка - от самого начала она смотрела на меня косо, едва улыбаясь удушающей улыбкой. Ну да, я же в потертой одежде, такая вся серая мышка, очутилась в среде королей. Современная история о золушке. - Пусть новенькая отвечает, - смеясь выкрикнула красная и тыкнула на меня своим пальцем с отполированным ногтем. Учитель трудно поднял веки: - Карин, в твоих советах я еще пока что не нуждаюсь, но... - он перевел взгляд на меня, - мне интересно, какой уровень знаний у прибывшей. Я сдвинула плечами; литература всегда была моим любимым предметом, поэтому рассказать да еще и об американской - нет проблем. Я подошла к доске и уверенно всем улыбнулась. - Кто-нибудь из вас знает, кто такой Стивен Кинг? - все удивленно переглянулись, это явно не касалось урока, но одна девочка таки подняла руку, хотя и застенчиво; ее необычная, глубокая внешность сразу врезалась в мою память: длинные волосы, черные в такой степени, что перелиливались темно-синим, а эти фиалково-серые глаза... хм... такая внешность мне знакома. - О, аж один человек. - сарказтично подчеркнула я и продолжила, - Стивен Кинг - известный современный писатель ужасов, американец. Его именуют королем этого жанра, хоть он далеко не единственный, кто пишет подобные страшилки. Например, американец ХІХ века Эдгар По. Я продолжила рассказывать кое-что из биографии, кое-что о произведениях, сделала акцент на том, что он, 24-им женился на своей двоюродной 12-ней сестре: - В эти времена это было нормой, потому вряд ли его называли педофилом, и так дальше... - на этой фразе Какаши улыбнулся, а остальная прыснули от смеха. Быть оратором для меня никогда не было проблемой, я свободно чувствовала себя среди людей - это заметила черноволосая Карин, что только и делала, что злилась и... багровела. Как потом выяснилось, она - отличница, а такие не терпят конкуренции. – Что ж, спасибо Сакура, надеюсь, кто-то захочет увлечься классикой. А теперь посмотрим, что скажет мой любимый ученик, - он посмотрел на глупо улыбающегося парня, - Наруто, к доске. Я села на место, одновременно с тем желтоволосым парнишкой, который гнило начал что-то бормотать совсем не по теме: - Ну, Какаши-сенсей, вы же знаете, я, я... занят был! - парень начал оправдываться, размахивая руками и потирая щеки, которые были покрыты тремя симметричными шрамами с двух сторон. - Но я почитаю, я обещаю! - Наруто поднял большой палец вгору и с этим движением прозвенел звонок. Учитель скептически на него посмотрел. Я уже собиралась выйти из кабинета, за остальным стадом подростков, как кто-то крепко уцепился в мое больное правое плечо и заорал писклявым голосом: - А ну, стой! - красные волосы Карин сделали из нее копию жертвы инквизиции, казалось, ее голова горит. - Хочу предупредить, что... - она подступилась ближе, - ты никто. Поэтому не светись. Обычная тактика "крутых" школы - запугивание. Но я об этом не думала, глаза ослепила невыносимая боль, что прорастала от плеча. А еще гнев. Очень опасный гнев. - Отпусти, - сказала я, возвращая голову к очень широким глазам малинового цвета. - И не подумаю. Что ж, Карин... Ты сама напросилась. Академия Н. Ее едва загоревшая кожа на мгновение прогнулась под твердым кулаком, что со скоростью ядовитой стрелы врезался в ее челюсть; Карин моментально улетела в коридор. Но я не остановилась. Схватила ее за красные волосы, прежде чем она успела приземлиться и тогда резко подняла на ноги наглую девушку: - Запомни, - шипела я, чувствуя как пульсирует адская боль в плече. - Никогда. Не. Касайся. Меня. Из малиновых глаз, спрятанных за стеклами очков, стали течь слезы, скупые слезы ребенка, которого впервые поставили на место, а затем ее голова едва кивнула, соглашаясь с тем, что я оторву в следующий раз эти жесткие волосы цвета помидора, если она еще раз меня коснется. - Х-хорош-шо, Сакура... Я, дрожа от гнева, отошла от нее; колени дрожали, губы дрожали, руки дрожали... - когда-то мои нервы были более крепкими. - Карин, с тобой все хорошо? Карин! Какие-то девушки собрались кучкой вокруг девушки, ощупывали ее задранные локти и что-то успокоительно шептали пока та рыдала на полную громкость. О, боже... и нужно было мне перетереться с истеричкой?.. Приветствую, Харуно, первый день в школе - ты успешно его просрала. Пользуясь моментом, я решила убежать с места преступления, потому мигом двинулась в сторону... там, где есть тишина - я надеюсь, она там еще существует. Но не успела я подумать, как головой врезалась во что-то твердое и... что пахнуло дорогим адеколоном. - Черт! - крикнула я, обходя это что-то и стала бежать с последних сил далеко–далеко... Но не успев убежать за угол, мои глаза встретили знакомые черные волосы и... этот взгляд... холодный, но... ... очень похожий на Итачи. # ... мои легкие быстро хватали ужасный от пота воздух в то время, как я с грохотом остановилась в темноте коридора; "Академия Н." была огромной, большая часть которой - это пустота и отсутствие криков детей. Я оперлась о стенку и устало сползла на пол, до сих пор дрожа - мой организм отвык от потрясений, на протяжении года я успешно пряталась в тенях, и мое спокойствие долго оставалось девственником... но всему наступает конец и мне опять придется выковывать стальные нервные клетки. Но сейчас не об этом. Я вспомнила тот взгляд. Так смотрят лишь Учихи. Мои интересы были связаны с интересами Итачи Учихи - это была и будет главная причина, почему меня свели с этими покерфейскими лицами. Я - боец. То есть, я была бойцом. "Ты была сильным бойцом, Сакура". - говорил он мне, когда я лежала в больнице с опустошенными глазами, - "То, что ты... - он смолк. - Прости". Итачи любил касаться моего лба, поэтому за той фразой последовало привычное движение: его два пальца, которые сталкиваются... - обычно я смеялась, но тогда губы свело в горькую, кривую гримасу. "Это конец, да"? - срываясь на рыдание, спросила я. "Да, это конец, Сакура". Я была бойцом. Но мне льстило не то, что он это признал, а то, что я таки что-то значила для него. "Куда вы?" - застонала я. "В зал, Сакура". "Нет, не оставляйте меня одну! Останьтесь! Итачи-семпай! Итачи!!!" Он остановился. И тогда его темно-серые глаза заблестели на свете светлых ламп и я увидела себя в них, кричавшую ему, такую жалкую и зависимую от его присутствия. Определено, именно тогда он удостоверился в том, что никогда не был мне просто учителем. "В следующий раз, Сакура.» # Я до сих пор сидела на полу темного коридора, молясь о том, чтобы эта темнота спрятала все воспоминания, или же лучше зачеркнула их жирной линией чернил. Я, конечно, прекрасно знала, что не верну ни его... ни время... ни свою нормальную руку и... Глаза накрылись веками, а губы задрожали в издевательской улыбке. Какая же я все-таки эгоистка: из всех моих желаний и стремлений звучит только одно имя человека, который откровенно меня предал, а я даже не думаю о возвращении родителей. В одну минуту я захотела встретиться с ним, чтобы крикнуть: "Эй, посмотри, что ты сделал со мной?! Посмотри, какая я эгоистичная, высокомерная тварь! Посмотри, Итачи!!! - Ненавижу, – прошептала я в пустоту этих черных стен холодного коридора. – Да, - вдруг холодно заметила я. – Ненавижу.