Gegen Alle.

***** Первое, что бросается в глаза, это то, что его темно-каштановые волосы такого оттенка, который близок к его естественному цвету. Не пережженные многочисленными укладками и не обесцвеченные до светло-рыжего, отросшие пряди мягкие и приятные на ощупь. Настолько, что хочется вцепиться в них сильнее, что Ифань и делает, закусив нижнюю губу и глядя на него сверху вниз из-под полуопущенных ресниц. Лухан чуть приподнимает голову вверх и смотрит на него с легким недовольством. Он явно хочет сказать пару не слишком лестных слов, но его рот занят членом Ифаня, поэтому он лишь мстительно прикусывает головку, слегка, и возбуждение становится еще сильнее. Ифаню нравится, когда грубо. Особенно когда большие светло-карие глаза Лухана, мутные, затуманенные возбуждением, насмешливо смотрят на него снизу вверх. Лухан крепко сжимает пальцами его бедра и, издав громкий сдавленный вздох, берет его член глубже, так, что головка упирается прямо в горло. Ифань дергает его волосы сильнее, шире разводя ноги и наблюдая за тем, как распухшие розовые губы двигаются по его стволу. Лухан говорит, что после возвращения в Китай он выглядит мужественнее и взрослее. Ифань считает, что, даже если гэгэ уедет на край света, перестанет бриться и пострижется налысо, он все равно останется все тем же до одури смазливым хорошеньким мальчиком с широко распахнутыми наивными глазами. Лухан по-прежнему не выглядит на свой возраст, и после возвращения на родину он внешне мало отличается от того самого гэгэ, которого он впервые увидел в тренировочном зале SM. Но он стал роднее и ближе. Таким, каким раньше не был никогда. Лухан смыкает губы на его головке, и Ифань выдыхает, чувствуя, что разрядка близка. Гэгэ смотрит на него, прищурившись, и приоткрывает рот, видимо, собираясь додрочить ему рукой, но Ву хватает его за плечи и притягивает ближе, щелкая по изящному носу. - Глотай, - говорит Ифань на корейском, и карие глаза Лухана вспыхивают. Он выдыхает и втягивает его член глубже, скользя по уретре кончиком языка и лаская основание изящной ладонью. На указательном пальце красуется подаренное Сехуном кольцо, и Ифань думает, что гэгэ все-таки чересчур сентиментален. Он выгибается и ударяется головой о пластиковую стенку кабинки, крепко придерживая голову Лухана и кончая ему в рот. Тот глухо стонет, но не отстраняется, плотно сомкнув губы. Ву тяжело дышит, закрыв глаза, и мягко поглаживает гэгэ по темным мягким прядям. Хорошо, что он их больше не красит. Впервые за долгое время они не напоминают на ощупь сухую солому. - Молодец, - вновь на корейском говорит Ифань и, ухмыльнувшись, стирает сперму в уголке рта Лухана. Он знает, что того бесит, когда Ву говорит с ним не на мандарине. Это вызывает так старательно запрятанные куда-то на дно души болезненные чувства и воспоминания. Лухан вытирает рот краем его рубашки и коротко отвечает, тоже на корейском: - Пошел на хуй, Кевин. Он поднимается с колен и отряхивает помятые брюки: - Блядь, менеджер опять будет спрашивать, где я ухитрился так изгваздаться. - А ты опять скажешь, что упал, - Ифань притягивает его к себе и грубо засасывает светлую кожу чуть ниже линии подбородка. – Главное, вовремя сотри сперму с лица, а то шалость не удастся. Он никогда не думал об этом раньше. Гэгэ был красивым, и выебать его хотели многие их одногруппники, даже папенькин сынок Чунмён, уверяющий, что помолвлен с наследницей крупной корпорации. Их отношения были вполне близкими, но не настолько, чтобы это доходило до скиншипа или даже чего-то большего. Но после того как Ифань остался один на один с целым клубком противоречий, недосказанностей и скомканных чувств, он остро понял, что нуждается в таком человеке, с которым можно было бы разделить всю эту неопределенность. И когда он узнал, что Лухан сейчас находится в Пекине, он, не задумываясь, набрал его номер телефона. Их ненавидят, презирают и превозносят до небес. Им регулярно звонят адвокаты, рассказывая о новых условиях будущего судебного процесса. Ни Лухан, ни Ифань не хотят об этом думать и просто белозубо улыбаются на камеру, повторяя, что все хорошо. Даже если на самом деле хочется спрятаться от окружающих в какой-нибудь темный угол и просто помолчать. Кожа Лухана мягкая и пахнет медом. Ифань ласкает кончиком языка напряженный сосок, отчего гэгэ стонет и дышит громко, прерывисто, на надрыве. Член Ву вновь стоит, и ему до боли хочется вогнать Лухану. Но гэгэ любит, когда все делается нежно и постепенно. Поэтому Ифань целует его впалый живот, кончиками пальцев очерчивая контур выступающих косточек таза. Сегодня фанаты ждут их первой встречи за долгое время. Кто-то считает, что они даже не кивнут друг другу, кто-то уверяет, что они обнимутся как старые друзья. Ифань знает, что максимум, что им позволят сделать менеджеры, так это перекинуться парой слов и неловко улыбнуться. «Вам нельзя показывать, что между вами слишком хорошие отношения», - сказал ему позавчера менеджер по телефону категоричным тоном. Ифань согласился с ним и повесил трубку. А после продолжил трахать Лухана на продавленной кровати в занюханном мотеле на окраине Пекина. Люди ровным счетом ни черта не знают. И от этого возбуждаешься еще сильнее. - Ифань, ты здесь? Голос менеджера раздается прямо возле закрытой двери их кабинки. Ву, трахающий поскуливающего Лухана сразу тремя пальцами и надрачивающий его напряженный член, ухмыляется и смотрит на гэгэ в упор. Тот зажимает рот повлажневшими ладонями и едва сдерживается, чтобы не застонать в голос. Ифань наклоняется и проводит губами по его впалому животу, продолжая двигать пальцами, раздвигая тугие влажные мышцы. Кожа Лухана влажная от пота и одурительно горячая, и член Ву болезненно дергается, когда он думает о том, что в любой момент менеджер может их застукать. Ох, черт, да если он будет чуть внимательнее, он наверняка прислушается и услышит тяжелое дыхание Лухана, который уже на грани. Ноги его почти не держат, а светло-карие глаза, мутные, лихорадочно блестящие, смотрят на Ифаня с немой просьбой: «Выеби меня как можно скорее». - Ифань! Боже, куда этот мальчишка подевался? Неужели в гримерке? – голос менеджера становится все тише, пока не стихает окончательно. Лухан громко стонет и жалобно выдыхает, подаваясь навстречу его руке: - Ифань-а… Давай же… Заниматься сексом с Луханом запретно. Не потому, что он парень, а потому, что он Лухан. У них одно темное прошлое на двоих и одно общее неопределенное будущее. Нет любви с первого взгляда, но есть ненависть, которую к ним испытывают одни и те же люди. Они нуждаются друг в друге, и меньше чем за год гэгэ стал ему ближе, чем за те несколько лет, проведенных в тесном соседстве друг с другом. Потому что нет никаких придуманных образов и фальшивых улыбок. Нет всепоглощающей усталости и чувства безнадежности, когда ты пытаешься достучаться, а тебя пинают и тычут носом в твое происхождение и национальность, как безродную собачку. Есть только Лухан и Ифань, которые только-только начинают знакомиться друг с другом по-настоящему. - Ифань… - стонет Лухан, когда он входит в него, крепко придерживая за бедра. Гэгэ выгибается в его руках, и Ифань, не сдержавшись, прикусывает влажную кожу на его загривке, оставляя некрасивый красный след. Ему нравится оставлять на Лухане метки. Если люди, которые каждый день поливают их грязью, их увидят, они будут злиться еще больше. Гэгэ упирается руками в стенку кабинки и подается бедрами ему навстречу. Внутри него до одури жарко и тесно, и Ифань не сдерживает хриплого стона, когда гладкие мышцы сжимаются вокруг его ствола. Обоим хорошо до пустоты в голове, хотя в первый раз было очень больно, и морально, и физически. Расставаться с прошлым всегда больно. Особенно, когда вы оба являетесь друг для друга живым воспоминанием. Но постепенно Ифань начинает забывать Лухана-из-того-времени. Лухан, которого он крепко прижимает к своей груди, порывисто целуя в мягкие губы, нравится ему намного больше. Язык гэгэ скользит в его рот, и Ифань рвано выдыхает, ощущая, как член начинает пульсировать. Лухан слегка отстраняется и, задыхаясь, шепчет, утыкаясь лицом в его ключицы: - Черт… Я… почти… С его темных волос падает маленькая капелька пота. Ифань хочет слизнуть ее языком, но вместо этого наклоняется и вновь целует Лухана, опуская ладонь ниже, прямо на его возбужденную эрекцию. Пальцы сжимают влажную головку, и гэгэ гортанно вскрикивает, выгибаясь и вздрагивая в его руках. Ладонь становится мокрой от чужой теплой спермы, и Лухан судорожно хватается за его плечи, шепча на мандарине что-то бессвязное, порывистое и очень искреннее. Ифань не слышит его, потому что гэгэ сжимается вокруг его члена, и он кончает второй раз за день, хватая ртом воздух и чувствуя, как каждая клеточка тела будто бы наполняется жарким свинцом. Через полчаса Ифань войдет в холл и там встретит Лухана. Они улыбнутся друг другу и даже немного поговорят, приведя в экстаз сотни тысяч фанатов по всему миру и заставив людей поверить, что все еще может быть хорошо. Потом они разойдутся, и Ву будет надеяться, что на брюках не осталось пятен спермы, его или Лухана. Когда он окажется дома, он наконец-то сможет сбросить образ улыбающегося принца и, устало прикрыв глаза, ненадолго погрузиться в собственное одиночество. А потом – набрать знакомый номер, чтобы услышать его голос. Потому что гэгэ чувствует то же самое. А пока можно прижать Лухана к себе и поцеловать во влажный от пота висок. Некоторое время тот молчит, а потом коротко выдыхает: - Я скучаю. По кому, он не уточняет. Но Ифань и так знает, хотя имена никогда не бывают названы. Их слишком много, и почти каждое на так теперь ненавистном Лухану корейском. - Я знаю, - отвечает он и на мгновение ощущает то самое отвратительное царапающее нутро чувство. – Я тоже. - Но у меня есть ты, - внезапно добавляет гэгэ. – Ты теперь другой. Ты такой… Он не договаривает и тянется к губам Ифаня, порывисто его целуя. Он намного ниже, и ему приходится слегка приподняться на носках, чтобы оказаться практически с ним вровень. Ву смотрит на его темные волосы и по-детски невинное лицо, и у него почему-то щемит сердце. Он притягивает гэгэ к себе и порывисто прижимает его крепче, чтобы быть намного ближе. - Родной… - слышит он судорожный шепот Лухана. – Ты родной. Ифань утыкается лицом в его макушку и шепотом говорит ему ответные слова, нелепые и совсем не крутые. Искренние, на грани, и почему-то на корейском. Так больнее. Так ближе. Время летит так быстро, и пора начинать задуманный спектакль. Ифань поправляет рубашку и слегка отстраняется, натягивая обратно трусы и слегка помятые брюки. Лухан аккуратно застегивает маленькие пуговицы рубашки и, помедлив, говорит: - Представь, как эти люди из Интернета будут нас ненавидеть, когда увидят совместные фотографии. Ифань приглаживает волосы и, протянув руки вперед, поправляет пиджак на худых плечах Лухана: - Моя фантазия слишком скудна, чтобы представить такую феерию ненависти. Давай, иди первым, я выйду минут через пять, чтобы никто ничего не заподозрил. Гэгэ громко смеется и, помедлив, толкает дверь, выходя из кабинки. Ифань одергивает пиджак и следует за ним. - Эй, Лухан-гэ! Он оборачивается и смотрит на него светло-карими глазами. - Если бы они увидели, как мы трахаемся практически у них под носом, они бы возненавидели нас еще больше. Лухан снова смеется и слегка качает головой. Затем, глубоко вздохнув, расправляет плечи и, толкнув дверь, выходит за порог. У нас одно прошлое. От которого хочется убежать. Не знаю, что ждать от будущего. Но в настоящем я хочу быть рядом с тобой. The End.