Addiction

— Давай потрахаемся, — плюхаясь на кровать, Бан тяжело откидывается на её спинку, медленно приподнимает веки и лениво облизывает языком пересохшие губы. Кинг вздрагивает, оборачиваясь, сильнее сжимает в руках Частифолл. Для пьяного у Бана чересчур цепкий и внимательный взгляд. — Ты перебрал, Бан. Кинг хочет хмыкнуть, хоть как-то показать, что не воспринимает его слова всерьез, но вместо этого просто отворачивается. Подставляет под острый взгляд беззащитную спину. Наступившее напряжение, повисшее между ними, Кинг чувствует не то что кожей, душой. Нестерпимо хочется увидеть под окном их комнаты спящую Диану, прямо сейчас. Его маленькую девочку, его утешение. — Насколько я помню, Элейн наказала тебе помогать мне. — И какое это имеет отношение к тому, что ты предложил? — Смотри на меня, когда я с тобой говорю. Арлекин хмурится, хочет уйти отсюда, улететь, не продолжать этот разговор, не быть нянькой… — Кинг. …но он ведь действительно обещал. Кинг становится в пол-оборота к Бану, не поднимая глаза. — Какое это имеет отношение к тому, что ты предложил? — повторяет Кинг медленно, словно боится, что язык подведет его на полуслове. Бан коротко пожимает плечом. — Просто помоги мне. — Что ты имеешь ввиду? — У нас в народе это зовется мужской потребностью, и мне эту потребность уже невмоготу сдерживать. Кинг вскидывается, пораженно глядя на Бана, издевательски расслабленно раскинувшегося на кровати. — И после этого ты еще будешь утверждать, что любишь Элейн?! — Кинг чувствует, как горят от злости щеки и не хватает воздуха. В голове не укладываются слова Элейн о том, что именно этот отвратительный человек смог перечеркнуть семьсот лет ее одиночества. Он ведь помимо того, что вор, так ещё и грубиян, с полным отсутствием морали и представлением о приличном поведении. — Не хочу ей изменять. — Так не изменяй! — Кинг с размаху швыряет реликвию. И вместо подушки он бы предпочел увидеть сейчас в голове застывшего Бана копье. Руки непроизвольно сжимаются, ногти впиваются в ладони до боли. Если бы убить Бана было в его силах, Кинг бы сделал это прямо сейчас, немедля, не раздумывая, не сожалея. А Элейн… что ж, он и без того уже достаточно обещаний нарушил. — Ты отвратителен! — шипит, отбрасывая в сторону Частифолл. Ладони горят там, где остались покрасневшие полумесяцы. Кинг тянется к пуговицам на своей куртке, зло вырывая их из петель, через мгновение куртка, а за ней и черная кофта, летят туда же, куда приземлилась подушка. Все это время Бан жадно следит за каждым его судорожным движением. Кинг чувствует этот взгляд, словно он действительно осязаем, не ускользают от него и топорщащиеся чересчур узкие штаны. Коснувшись ремня на бриджах, Бан вдруг накрыл его руки своей. Арлекин замер, нерешительно поднимая взгляд на него, и чуть не отклоняется назад, когда Бан резко подается вперед, внимательно вглядываясь в его черты лица. — У тебя когда-нибудь был секс? Горячее дыхание иголочками ласкает лицо, Кинг хмурится сильнее, снова чувствуя, как непроизвольно начинают краснеть щеки. — Конечно был, не держи меня за ребенка. Ну не то чтобы это был прямо секс, так, просто… — Эй, Кинг, — губы Бана растягиваются в до неприличия широкую ухмылку, — дрочка пару раз с лучшим другом не считается. — …сволочь, — Кинг опускает голову, чтобы Бан не видел его некрасиво краснеющее лицо, зато обзор, открывающийся на алеющие уши, просто отличный. От невесомого касания губами к уху Кинг вздрагивает, но когда Бан склоняется к нему, еле успевает упереться руками в его грудь и увернуться от поцелуя. — Не смей делать этого, — как-то жалобно вышло, Кинг жмурится, ругая сам себя, не хватало еще разреветься для полного счастья. Бан бесшумно, но тяжело дышит, уткнувшись вместо неудачного поцелуя в шею, молчит. Это напрягает. Напрягает, когда он вот так молчит и лишь смотрит своими невозможными глазами. — Бан, давай разберемся с твоими потребностями побыстрее. Грех лисы фыркает ему в шею и ведет по ней шершавым языком снизу-вверх. Кинг снова пытается отстраниться, но большая ладонь вдруг хватает его за затылок, крепко сжимая пряди волос, и вот Арлекин уже упирается лицом в подушку. Второй с него стягивают бриджи. Бан склоняется над ним, вжимаясь своими бедрами, трется. Ягодицы охлаждает кожа брюк, отвращение к себе сейчас даже сильнее, чем к Бану. Кинг прикусывает губу, до побелевших костяшек сжимая края подушки. Бан практически опускается на него, прижимаясь всем телом, впивается зубами в загривок, вылизывает шею — и предательская змейка возбуждения обхватывает низ живота жарким кольцом, Кинг подается назад бедрами. Ненавидит себя за это. — Ты пахнешь с ней совершенно по-разному, — Бан замирает, глубоко вдыхая запах его волос. — Почему? — П-потому что ты идиот, Бан, — хочется сказать еще что-нибудь едкое, но мысли путаются в голове и дышать нечем. Кинг поворачивает голову и слышит над ухом смех горький, горестный, еще чуть-чуть, и Кинг в нем захлебнется, а потом звук расстегиваемой молнии и плевок. Один, второй. Кинг знал, на что шел, знает, что будет сейчас, и знает, что будет всхлипывать от боли потом, но Частифолл все еще лежит на полу, когда Бан наваливается сверху, игнорируя тихую мольбу отпустить. — Не волнуйся, к утру даже болеть не будет, — хриплый голос над ухом, Бан слизывает капли пота с его предплечья, вбивается сильнее, только под конец двигаясь медленнее, размашистей. Кинг покорно ждет до конца, но не двигается, когда Бан отстраняется. Не двигается, когда с бедер вытирают стекающее семя, не двигается даже тогда, когда Бан стягивает с него бриджи до конца и, укладывая на бок, укрывает одеялом. И каждый раз одно и то же чувство. Кинг опустошён, напряженное до натянутой тетивы тело с трудом, но расслабляется, хочется пролежать так еще как минимум сотню-другую лет… каждый раз? Кинг вздрагивает, распахивая сонно прикрытые глаза. Чувствует движение ладони на своей голове и проваливается в сон. *** — Ммм, Элейн… — пуская слюну, бормочет Бан, запуская руку Кингу под кофту и поглаживая плоский живот. Кинг хмурится спросонья, останавливая движение чужой руки вверх по груди. Голова чугунная, кажется, он снова перебрал вчера, подначенный хмельным капитаном. С трудом приподнявшись на локте, Арлекин отдергивает кофту вниз и, вытирая рукавом с уха чужую слюну, косится на Бана покрасневшими глазами. Тот неприятно причмокивает, тихо вторя имя сестры. «Думаю, каждый раз обнимая меня, он представляет живую сестру», — Кинг качает головой, откидывая со своих бедер тяжелую руку, садится на кровати. У босых ступней на полу оказывается одиноко лежащий Частифолл в форме подушки. Арлекин берет его в руки, прижимает к себе, лицом погружаясь в тепло частицы священного древа. Обычно это его успокаивало, но сейчас отчего-то по спине пробегают мурашки. — Элейн… — ворочается Бан позади, и Кинг не знает, завидовать ему, этому бандиту, или сочувствовать. Ведь он, хоть вина перед ней у Кинга гораздо больше, в отличие от Бана, сестру во сне не видит совсем. А в последнее время, все чаще просыпаясь с Баном в обнимку, и даже не всегда после грандиозной попойки, он сны видеть перестал и вовсе. По крайней мере ему так кажется, ведь попытка вспомнить их отзывается головной болью и ломотой во всем теле. — Кинг? Чего встал так рано? — от звучания хрипловатого голоса Кинг непроизвольно вздрагивает, поворачивая голову в сторону. Бан потирает кулаком один глаз, вторым рассеяно наблюдает за ним. — Ты меня обслюнявил всего, вообще-то. — Бан весело хмыкает, хватает Кинга за капюшон и тянет на себя. — Пусти, я пойду в свой гамак! — Кинг возмущенно шипит. — Если отдашь мне Частифолл. Арлекин фыркает, запрокидывая голову назад, чтобы заглянуть греху лисицы в глаза. — Ни за что, Частифолл тебе не абы какая-то там подушка для обниманий. — Тогда заткнись и спи, — Бан широко зевает, пропихивая свою руку между Частифоллом и Кингом, прижимает того ближе к себе и отворачивается. Арлекин закатывает глаза, лежащая поперек живота рука держит так сильно, что если он попробует подняться в воздух, то Бан, наверняка, клещом поднимется вместе с ним. Так и не придумав достойного ответа, Кинг отворачивается следом, не уверенный в том, что уже уснет снова. Но через какое-то время ладони, сжимающие Частифолл, расслабляются. Одна из них соскальзывает на кровать, и живот уже не сжимают — его аккуратно поглаживает большой палец чужой руки.