Море в его глазах

«Феи не должны любить» – именно так сказала когда-то Реул Горм, отчитывая посмевшую ослушаться Нову. Тинкербелл помнит. Тинкербелл помнит также и то, как она тогда удивилась. Почему? Почему те, кто дарят людям счастье, не могут испытать его сами? Это, в конце концов, несправедливо. Даже как-то неправильно. Нова лишь силилась сдержать слезы, но Зеленая фея, уже тогда отличавшаяся опасной бунтарской жилкой, сподвиглась-таки задать этот вопрос правительнице. На что получила лишь краткий ответ, сопровождаемый тяжелым взглядом – «феи любят только один раз». Голубая фея была суеверна. И наверняка очень, очень несчастна. «Феи не должны любить» – повторяет про себя Тинкербелл, угощаясь паршивым, пропахшим соленой рыбой ромом из фляги Джонса. Она совсем не умеет пить – после первого глотка на нее нападает кашель, после второго становится трудно дышать, а третья, насильно влитая, порция стремится вверх по пищеводу. Капитан «Веселого Роджера» смотрит на нее, и по его лицу нельзя понять, хмурится он или улыбается. Он появляется на Острове не так уж часто, но и не особенно редко – Тинкербелл, если честно, все равно, какие у Джонса дела с Питером. Главное, что он никогда не забывает навестить ее. Каждый раз она каким-то образом (шестое чувство, не иначе) умудряется услышать его быстрые шаги, и невероятным усилием воли заставляет себя не подбегать к окну. Она его не ждет. Нет, не ждет, не ждет – повторяет про себя Тинкербелл. И чувствует, как расползаются в счастливой улыбке губы, когда в деревянную дверь ее домика на дереве раздается стук. Они подолгу разговаривают – фея любит и умеет слушать. Тинкербелл знает о капитане многое: гибель его брата, предательство короля, которому он клялся служить верой и правдой, козни Черной Бороды, и... и Мила. Точнее, ее тень. Ее призрак. Такой осязаемый, что, кажется, Тинкербелл слышала шуршание ее платья и запах ее любимых азалий. Но Милы не было в живых, а состязаться с мертвой – глупо и бесполезно. Так думала фея, закрывая за капитаном дверь, и до крови закусывала губы. Завтра Пэн начнет отпускать похабные шуточки, глядя на ее бледное опухшее лицо, а она, вяло огрызнувшись, швырнет ему под ноги сверток с пыльцой. Врезать бы ему по смазливой морде, да Тинкербелл слишком уж все равно, что он там о ней думает. «Феи не должны любить» – Тинкербелл натянуто улыбается, хотя ее сердце кровоточит. Призрак Милы ушел, испугавшись света Эммы Свон – твердой, как камень, и прямой, как стрела. Такой же обжигающе холодной и безупречно красивой, как ледяные статуи в Лапландии, о которой ей когда-то рассказывал Джонс. Теперь он ей ничего не рассказывает – всем его вниманием завладела Спасительница. Тинкербелл ничего не хочет знать. Тинкербелл надевает открытые зеленые платья и уходит вечерами в «Кроличью нору». Восхищенные мужские взгляды вначале приносят ей долгожданное удовлетворение. Затем – раздражение. После – скуку. Фея знает, что только один человек во всех существующих мирах способен зажечь в ней огонь; у этого человека ярко-голубые глаза и улыбка, от которой к лицу приливает кровь и становится тепло даже в январе. Не прощаясь, Тинкербелл покидает очередного кавалера и уходит домой – в обшитую деревом квартирку в мансарде. Остаток ночи она проведет в одиночестве у окна, всматриваясь в крупные, по-неверлендски яркие звезды. Феи могут любить лишь один раз в жизни. ...Тинкербелл изумляется, когда, зайдя вечером в «У Бабушки», она замечает за дальним столиком Крюка – изумляется, потому что он в одиночестве и сильном подпитии.Уйти сейчас, когда он ее уже заметил, прямо-таки неприлично; с независимым видом фея садится напротив пирата. Запустив пальцы в растрепанные волосы, он долго исподлобья за ней наблюдает и молчит. Ей не нужны слова. Тинкербелл знает, что он несчастен. Знает, что Снежка целиком и полностью оправдывает свое имя – она холодная добродетель, которой трудно принять выбор дочери. Знает, что Дэвид никогда не будет доверять Джонсу – то, что однажды пират спас ему жизнь, не в счет, Чарминг всегда будет делить мир на черное и белое. Знает, что Генри любит погибшего отца и по сто раз на дню расспрашивает о нем Эмму. И еще она знает, что Свон до сих пор хранит их с Нилом общую фотографию тринадцатилетней давности. Тинкербелл не замечает, как перемещается поближе к капитану. Правой, здоровой рукой он притягивает ее к себе, под ошарашенные взгляды припозднившихся посетителей; фея ловит эти взгляды и высокомерно вздергивает подбородок. Их не касается. Эту ночь он проводит у нее. На следующий день Тинкербелл сталкивается с Эммой на улице и дерзко хохочет в ответ на ее ледяной взгляд. Тинкербелл все равно. Тинкербелл направляется к пристани. ...Когда она всходит вверх по сходням, Крюк разговаривает о чем-то со Сми; заметив ее, он широко улыбается и подает ей руку – как-никак, он все же пират с хорошими манерами. Жемчужно-серое грозовое небо над их головами предвещает шторм, но Тинкербелл не боится. Она всей грудью вдыхает соленый морской воздух, и все, что ей нужно – это море, отражающееся в глазах Киллиана Джонса, капитана Крюка. «Феи не должны любить» – сказала когда-то Голубая фея, которая была суеверна и очень, очень несчастна. Тинкербелл помнит. А она, Тинкербелл, счастлива.