Лабиринт

Oomph! – Labyrinth

“Кап-кап, - несколько капель обрываются с покрытого плесенью потолка, разбиваясь мириадами микроскопических, незаметных глазу брызг. – Кап-кап” Монотонный звук сводит с ума, гулко отдаваясь в подсознании, но на данный момент он мой единственный спутник. Давно исчезли приталенные пиджаки, сковывающие движения, и галстуки, не позволяющие сделать и вздоха. Завершились интервью, которыми я пытался помочь ей хоть как-то, я больше не увижу Цезаря с его бледно-фиолетовыми надушенными волосами. Помочь? Ей? Мысли замирают, я почти слышу, как они бьются в моей голове, безуспешно пытаясь вырваться на волю. Вскакиваю со своей койки, начиная мерить шагами камеру – зачем, если я и так прекрасно знаю, здесь всего четыре шага? Четыре крошечных шага, ограничивающих теперь меня, сковывающих в клетке, из которой мне никогда не выбраться. Влево, вправо, упереться в шершавую стену ладонью, налево, направо, прямо и вновь сначала. Едкий, отчего-то гнусавый голос нашептывает о том, что я умру здесь – скоро или нет, без разницы. Единственный, кто навещает меня здесь, – капитолийский врач, вкалывающий очередную порцию ядовито-желтого яда в вену и оставляющий пресную, безвкусную еду. Вероятнее всего, я бы уже давно сошёл с ума от тишины и одиночества, если бы не мысли о ней. Я вижу Китнисс, стоит только закрыть глаза: по-прежнему красивая, с заключенными в радужках глаз грозовыми небесами, с темно-русой, изящно заплетенной косой и улыбкой на слегка полноватых губах. Она почти не изменилась в моей памяти, вот только взгляд стал совершенно другим. Отстраненным, колючим, злым? Пустым? Сложно сконцентрироваться, особенно учитывая то, что в каждое посещение врач увеличивает дозу. День за днём. Раз за разом… Влево - вправо - и вперёд, Только это тебя ждёт. Влево - вправо - и вперёд, Только это тебя ждёт. Кровавые сцены, показываемые мне прежде, и не думают стираться из памяти – я вижу, как она отпускает тетиву, а в следующий миг русоволосый мальчишка падает наземь. Китнисс на экране смеется, её смех леденит душу, хочется заткнуть уши, остановить это любым способом, но не выходит. Придя в себя, трясу головой, обнаруживая себя стоящим на коленях. Острые камни прорезают тонкие бело-серые брюки, впиваясь в кожу, и только эта боль позволяет заглушить голоса, звучащие в голове. Экрана больше нет, нет и врачей, нашептывающих мне о том, насколько ужасна Китнисс и её поступки, и только мне суждено остановить её. Все эти голоса звучат теперь в моем сознании, не желая отступать. Кажется, я уже сошёл с ума. Твой разум сдал свои посты, Твой прежний мир сменил черты. Всё здесь, малыш, в твоих мозгах - Беги, беги - быстрей, чем страх. Страх. Он вспыхивает в груди, заполняя каждую клеточку тела, стоит мне подумать о том, в кого я превратился. В кого превратилась Китнисс?.. Растерянно скольжу взглядом по стене, поднимаясь с колен и медленно подходя к решетке. За ней коридор, вот только там никого нет. Мысли путаются, бреду назад, почти не замечая вошедшего ко мне врача. Сколько времени прошло с его последнего визита, сколько ещё яда мне предстоит получить, и как долго я продержусь? Гнев и непонимание. Эмоции заполняют все сознание, стоит капитолийцу выскользнуть из палаты. Поднимаюсь, стремительно подходя к решетке, и впиваюсь в холодный металл пальцами, оцарапывая тонкую, ставшую сухой кожу до крови. С каждым днём, с каждой минутой все сложнее понимать, кто же я. Сложнее осознавать, отчего я шёл на столь многое ради такой девушки, как Китнисс. В подсознании возникает очередная сцена, которую бы мне никогда не увидеть, если бы не вездесущие камеры Капитолия. Она сидит в объятиях Гейла, на них обоих серая форма, а лица выглядят усталыми, измотанными. Вот только в следующий миг Китнисс подается вперёд, накрывая губы охотника, поцелуем, таким, каким он никогда не предназначался мне. Страстным, кружащим голову от одного только вида, заставляющим каждую клеточку тела вздрогнуть, не желая верить. И кто же ты? Не знаешь ты. Что есть любовь? Не помнишь ты. Все зеркала привыкли лгать, Никто не хочет поддержать. Мысли, мысли - сотни образов, светлых и темных, кроваво-алых и тепло-оранжевых, как закатное солнце - они окружают, не оставляя ни на миг. Врач приходил в последний раз два дня назад, я знаю это из-за того, что выставленная неподалеку от моего узилища охрана меняется раз в сутки. Меня оставили умирать?.. «Вот уж вряд ли» - тут же одергиваю себя, горько усмехаясь. Влево, вправо – и вперёд! Касаюсь израненными пальцами решетки, проводя ними по обжигающим холодом прутьям. Приступ. Они появились совсем недавно, но этот оказывается невероятно сильным, сжимает тело в пружину, а в следующую секунду все плывет перед глазами, и только гулкий стук моего сердца достигает слуха. Опомнившись, сжимаю ладонь в кулак, тут же вздрагивая. Ключ. Широко открываю глаза, смотря перед собой и видя охранника, лежащего с другой стороны решетки. Он подошел слишком близко, замешкался, а теперь лежит со свернутой шеей, а ключ, ранее висящий на его поясе, у меня в кулаке. Я убил его. Осознание ударяет по голове обухом, но уже секундой спустя я судорожно втягиваю воздух, стремительно отпирая замок. Выйдя, опускаю взгляд, вглядываясь в очень знакомые черты. Это один из тех, кто пытал Порцию. Её крики снятся мне почти каждую ночь. Красная пелена вновь накатывает, но на этот раз я не борюсь с приступом, снимая с пояса охранника длинный нож. К сожалению, это единственное оружие, что было при нём, но я собираюсь дорого продать свою жизнь даже с ним. Шагаю вперёд, входя в лабиринт коридоров, и вижу образ Китнисс, в очередной раз вспыхивающий в подсознании, затмевающий все остальные – кроваво-алые, агрессивные мысли. Влево, вправо и вперёд! Снова поворот. Это лабиринт. И никто не скажет, где же Зло и где Добро, Бедное дитя моё! Отойдя от камеры так далеко, стоит заподозрить подвох, но я не обращаю на это внимания, чувствуя лишь пульсирующий гнев в груди. Яд, прожигающий мне вены так долго, вырвался на свободу, пропитывая каждую клеточку тела, впиваясь в кожу и затмевая разум. Лезвие ножа сверкает в моей руке и очередной охранник в белоснежной форме падает наземь, пытаясь сдержать хлещущую из раны на горле кровь. Усмехаюсь, вздергивая бровь, стоит ему протянуть ко мне руку, словно бы в нелепой просьбе о помощи. Прислушался ли он, когда убивал мою группу поддержки – помощников Порции, глупых и никому не мешающих? Нет, он упивался их страданиями, измываясь над ними часами, лишь для того, чтобы причинить мне боль. Я помню каждое лицо – они отпечатались в моем подсознании, будто бы выжженные там огнём, искорёженные наслаждением от собственной власти, но яснее других я вижу только одно. Китнисс усмехается, манит пальцем, шепча о том, что никогда меня не любила. И никогда бы не полюбила, несмотря на все мои поступки. По её губам скользит улыбка – ядовитая, как тот яд, которым меня накачивали, и ,одновременно с этим, отстраненная. Ей плевать на то, где я, плевать, что со мной делали, и она будет только рада, если я погибну в этом чертовом бесконечном лабиринте. Стискиваю руку, ощущая рукоять ножа и забывая об испустившем дух капитолийце. Подхватываю пистолет, который валяется неподалёку от него – выхваченный из кобуры, но так и не снятый с предохранителя, и срываясь с места, вновь ныряя в пучины лабиринта. Всем сердцем, всеми ещё не сгоревшими в море яда обрывками души вожделею увидеть Китнисс, заглянуть ей в глаза, задаваясь вопросом о том, как человек может быть таким монстром. Как он способен на такую жестокость, которую мне показывали на экранах, на предательство и лицемерие. Заглянуть в глаза перед тем как спустить курок, пуская смертоносную пулю в последний, обрывающий чужую жизнь полёт. Тук-тук, дай войти, В свои сны меня впусти. Тук-тук!.. Тук-тук!.. Всполохи приступа медленно отступают, готовые вот-вот вернуться, но я все же замечаю мелькнувшую серую форму. Совсем как та, в которой были Китнисс и Гейл, сидящие друг от друга так близко. Взгляд становится немного более чётким, но всего лишь на пару коротких мгновений. Выстрел грохочет в воздухе, отдача проходит по руке до самого плеча, а один из мужчин в серой форме опирается о стену, съезжая по ней вниз. Его пальцы, приложенные к предплечью, испачканы кровью, она струится сквозь них, капая на грязный пол. “Кап-кап”, - вновь этот звук, преследующий меня столько долгих дней – и глухой стон. Но моим вниманием уже безраздельно завладела Китнисс. На её глазах – слёзы, они медленно катятся вниз по бледным впалым щекам, но я в ответ лишь усмехаюсь. Она смотрит на меня, её взгляд опускается вниз, скользя по пропитанной чужой кровью одежде. Её взгляд выражает боль - всепоглощающую, горькую - и вину пополам с сожалением. Китнисс бросается ко мне, но я вновь предупреждающе поднимаю пистолет, готовый выстрелить, несмотря на то, что на меня направлены дула, по меньшей мере, трёх автоматов. Возможно, я и не успею выстрелить, но очень постараюсь, в этом я уверен, чувствуя, как сознание вновь становится мутным. - Нет! – её вскрик повисает в воздухе, и её спутники отчего-то слушают, не спеша выстрелить. – Пит… ты должен позволить нам помочь тебе, - она всхлипывает, медленно приближаясь шаг за шагом, несмотря на опасность, которая ей угрожает. Китнисс переводит взгляд влево, всего на миг, но я не обращаю внимания, отступая назад и вскидывая пистолет ещё выше, впиваясь пальцами в рукоять до боли, прошивающей суставы. - Очень душещипательно, Китнисс, - едко бросаю, вскидывая бровь. – Я почти поверил. Чем же ты можешь мне помочь? Резкий толчок слева и боль, пронзающая висок, заставляет меня уронить пистолет, отчаянно бросаясь в сторону. Нелепая, самоубийственная попытка, но никто не стреляет, лишь смотрят нечитаемыми взглядами, а кто-то позади, заламывает руки, вынуждая опуститься на пол. - Стать самим собой, - неожиданно шепчут у самого лица, когда боль и темнота почти поглощают меня полностью. Волна гнева вспыхивает в груди, поднимаясь выше, захлестывая сознание, стоит мне узнать голос. – Просто позволь мне помочь… Её голос едва уловим, она монстр, которого я всеми силами души хочу изничтожить, но… отчего же она хочет мне помочь?