Приятный день одной дамы

   "О Боже, это так... неловко..." – думала она, стоя в очереди шмыгающих носами, шумно высмаркивающихся, сглатывающих слюну подступивших рыданий людей.    Ей не казались неправильными собственные мысли, но она считала, что они могли бы быть где-нибудь в другом месте, например, не здесь. Желательно не здесь. Она сделала ещё один шажок в своих чёрных тесных туфлях. И даже подобное нехитрое действие заставило её поджать губы так, если бы она и это превратила в нечто подозрительное для окружающих. Но никто не обернулся, тёмные спины продолжали дожидаться своей очереди доступа к лицу покойника.    "Как же мне не... – смяла она в кулаке сухой платок. – Как же..."    На неё никто не пялился по крайней мере откровенно. Тихонько огибали взглядами линию плеч, словно такая схема была принята на общем собрании, когда решался вопрос о пригласительных на просмотр трупа и других организационных пунктах мероприятия.    "Зачем я пришла? Уйду сразу после... – ещё один, добившийся аудиенции покойника, степенно прошёл мимо к тем редким стульям позади. – Уйду, зачем я, уйду".    Она облизала кровавую помаду, стерев контур губ и размазав липкую краску по передним зубам кончиком языка. Медленно, постоянно останавливаясь и двигаясь по считанным сантиметрам, она приближалась к тому, чтобы заглянуть в слепок лица из пудры. Миновав острые концы ботинок, смотрящих в потолок, идеально выглаженные брюки, стрелка которых резала пространство, она замерла напротив рук.    "Не смогу! – прижала она платок к носу. – Пожалуйста, пусть я уйду..." – Сердечный приступ... в таком возрасте... он в лучшем мире...    Её оглушал шёпот, дребезжащий и пропадающий местами, как если бы кто-то нервный настраивал громкость на людях. – Кто она... была с ним, знаете, мне неприятно об этом говорить, но он умер... о господи... тише, прошу...    Ещё шаг и вот, скоро она останется наедине с хозяином торжества. Все чувствовали себя обязанными куску плоти, возлежащему в гробу из красного дерева, все говорили мокрые слова, собираемые платками, и отчего-то считали это тело человеком. И оно, бывшее когда-то амбициозным мужчиной с бульдожьей одышкой, принимало внимание как должное – со статичным выражением складывающихся в лицо морщин.    Последний раз она видела на нём необычное оживление, момент яркого осознания собственной смерти – события крайне нелепого и будоражащего во время занятия любовью. Угасание ощущений в глазах до падающего за веки зрачка и тяжесть влажного вонючего тела на ней. Тогда казалось, что он ещё дышит. Обманчивое впечатление из-за скатывающихся капелек пота по мясистой спине.    Когда наступила её очередь прощаться, она нависла над покойником, вцепляясь скрюченными пальцами в белоснежную обивку гроба, и смотрела не моргая так долго, что не знала ничего больше – лишь ритуальную маску человека из кожи, будто такой нелепый обман мог повлиять на решение плоти разлагаться.    Ей хотелось сказать так многое, но это не представлялось возможным. Людей вокруг было достаточно для того, чтобы не делать, а просто стоять, боясь своего сбившегося дыхания.    "Лишь бы не заметили, – выдыхала и вдыхала она через рот пустой запах покойника. – Поскорее бы всё закончилось..."    Отсчитав достаточное количество секунд, она выпрямилась и на негнущихся ногах прошла к свободному месту. Люди опять становились в очередь, оттягивая неизбежное погружение умершего в пучину земли. Она никак не могла понять, что ими движет, заставляет вновь и вновь подходить, смотреть. Разве можно испытывать хоть какие-то светлые чувства, когда знаешь, когда все знают, как умер этот человек? Позорная, глупая, грязная смерть стирает всю жизнь, делает его никем. Просто идиот, умудрившийся сдохнуть в самый неподходящий для подобного момент. Такой смерти стыдятся или мерзко над ней шутят, но никак не хранят тёплые воспоминания о прошлом трупа. Пусть он хоть тысячу раз святой, все запомнят лишь финальную черту, последние аккорды его существования.    Она поднялась, одёрнув задравшуюся юбку и лихорадочно прокручивая мысль, что сделала это чересчур громко. Звук хлопнувшей ладони по ткани заставил её слегка поморщиться, и размеренное цоканье каблуков, разоблачавшее побег, вскоре превратилось в частый стук, как стучал бы телеграф при наборе строчки "помогите".    Миновав высокую ограду, отделяющую похоронное бюро от остального летнего мира, она попыталась вздохнуть свободно, но вместо этого издала тихий писк, отчего согнулась и виновато улыбнулась иномарке в отдалении. Быстро шагая в сторону проезжей части, она чувствовала жуткую усталость, боль в ногах от туфель-душителей и холодный пот на разгорячённой от палящего солнца спине. За ней по пятам следовала мысль о том, что другие видят влажную кофту на ней, презрительно усмехаются и думают бог весть что...    Она споткнулась, когда рядом прошла пара молодых людей, затем ускорив шаг с навязчивой мечтой деть себя... ну хоть куда- нибудь.    "Как же всё..."    Лицо стекало с макияжем к подбородку, и вязкие капли тонального крема она стирала уже запястьем.    "Я просто хочу, чтобы это закончилось..."    В забытьи она свернула к выжигающему глаза солнцу и почти побежала, прижимая сумочку к груди.    "Чем быстрее, тем лучше", – решила она, не доходя до виднеющегося зелёной точкой светофора. Судорожно посмотрев по сторонам, осторожно ступила ногой на пустую проезжую часть.    Она бесстрашно, специально медленно шла, открывая на ходу сумочку, но остановилась как вкопанная, стоило в общей свалке из косметики и бумажек увидеть бледно-жёлтую розу. Шелковистые лепестки, спрятанные в тесноте чёрной ткани, смотрелись намного естественнее, чем на асфальте, за удаляющейся процессией служителей покойнику и его деревянному гробу.    "Но всё равно, – цветок упал на дорогу, – ненавижу розы".    Каблук смял лепестки и прокрутился дугой, вдавливая их в пыль. – Осторожно! - завопили откуда-то сзади, и она отпрыгнула вперёд, к бордюру, вновь извиняюще улыбаясь.    "Это было бы так нелепо, если бы меня сбили..." – снисходительно успела подумать она прежде, чем услышала дикий, опасно близкий гудок, с которым полетел куда-то стремительно мир, из хаоса цветов превращаясь в затягивающую темноту.