Кровь

1 - Что, если в наших клетках – частички души? Что, если пересаживая органы или переливая кровь люди отдают часть себя? - Нет, Шульцев, души не существует. - Этого не может быть! Вы никогда не думали откуда берутся все эти электрические импульсы в нашей нервной системе? Что если это наша душа? Что если все эти идеи о загробной жизни – это всего лишь игра нашего сознания? - Вы сегодня пили таблетки? - Только не говорите, что и загробной жизни нет! Что тогда нас ждет после смерти, – На худом, бледном лице пациента проявились капельки пота. Его белое, как труп после сытного обеда отбеливателем , тело напрягло каждую мышцу, словно кошка готовящаяся порвать мышь или голубя. Вместо атаки он только заорал не своим голосом: - Тогда что? Что? Гнить в земле, или быть пеплом? Вечный сон? Наше сознание такое бесполезное, что даже не может дать нам вечную жизнь, или хотя бы какую-то лабуду в которую все верят? - Сеанс на сегодня окончен. Следующий прием завтра в это же время, - холодным, профессиональным тоном отвечал психотерапевт. - И это вс… Больной, оборвавшись на полу слове, вылетел из кабинета не без помощи санитаров-бугаев. Врач, на бейджике которого было написано крупным черным шрифтом: « Валентин Сергеевич» встал из-за своего рабочего дубового стола, и подошел к зеркалу, минуя кушетку, будто ничего не произошло, и в его кабинете никто не орал про загробную жизнь и трюки сознания. Он просто выкинул его из головы. Как обычную работу, отработанный материал. Что удивительно, для него всякий его пациент был всего лишь работой. Он никогда не чувствовал привязанности, или даже попросту, не считал за людей больных. Он смотрел на них как на сломанные часы, которые надо починить и настроить, да настроить так, как будет угодно господину в дорогом костюме. Валентин Сергеевич подошел к зеркалу, чтобы повнимательнее разглядеть свой костюм, не заляпал ли кто-то его слюной? В отражении на него смотрел мужчина, что называется «среднего возраста». Каштановый волос, который уже начинал седеть. Негустые брови, гладко выбритое лицо с парой морщинок. Некогда сильная шея была очень контрастна с его лицом и руками. Она была удивительно бела. Такими белыми бывают только две вещи: обескровленные трупы аристократок и зубы у негров в рекламе зубной пасты. Он уже сто лет не был на пляже, и только изредка, летом выходил прогуляться по побережью. После смерти жени он проделывал это все чаще и чаще из года в год. Из тумана воспоминаний, словно футбольный мяч в лицо вратарю, его вывел стук в дверь. Дама, которая стучала была не самой учтивой и не дожидаясь ответа вошла. Она была тоже, что называется, в среднем возрасте. Но только по ее лицу было видно тяжелую жизнь с тоннами бед. Раньше, наверное, она была очень красивая. Большие сине-зеленые глаза, аккуратные брови, мягкие черты лица, и удивительная бледность. Но поверх всего этого время, как влюбленная пара оставляет следы на дереве, оставило свой отпечаток. Глубокие морщины, и шрам на левой щеке. Голос ее был тихим и теплым, каким он обычно бывает у матерей : - Здравствуйте, Валентин Сергеевич, я по поводу Шульцева. Врач , как обычно, идет мимо и бросает дежурную фразу: - Сейчас приема нет. Приходите в часы приема. - Это и не займет много времени. Он идет. Она кричит ему в спину: - У него слабый организм. Не давайте ему много антибиотиков. У него половины органов нет. Валентин Сергеевич с детства увлекался естественными науками. И уже в свои 15 лет он был самым, что не наесть, настоящим рационалистом. Ему повезло, что его родители были холодны к религии, но в церковь ходили, как и все, но и не тащи за собой тогдашнего пятнадцатилетнего Валю. Но когда все очень плохо все же верят в Бога, верно? Не успев опомниться, как Валентин лежал уже в больнице с глубокой раной на шее. Он попытался подняться на локтях, что у него получилось не без малых усилий. С такими же усилиями он еле двигая языком хриплым голосом, и предельно тихо произнес: - Как? - На вас накинулся ваш же пациент. Санитары забыли закрыть дверь и… - Кто? – еще тише произнес врач на месте пациента - Не помню его имени, что-то странное. Поляк или вроде того. 2 Дальнейшее его пребывание прервалось через три дня. Его пациент наложил на себя руки, и он нужен был, чтобы сдать все отчеты. Валентин Сергеевич уже через час был готов выдвигаться, и заказал себе такси. По его виду можно было сказать, что он чувствовал себя лучше. Пострадавший оправился от кровопотери, и кожа его стало почти такой же какой была раньше, но еще чуть-чуть отдавала белизной. В мыслях же его царил полный хаос. Такой как во время терактов. Мысли бегали туда-сюда, путались между собой, иногда даже сталкивались. Случалось даже какие-то приступы очень навязчивых идей. Поездка для Валентина пронеслась будто скоростной поезд в сети «Синкансэн» . Его переполняли очень смешанные чувств. От радости к горю он переходил быстрее, чем Усэйн Болт пробегал свои дистанции. Но одна мысль неожиданно начала биться в его голове быстрее других. Это были слова его пациента имя которого уже не мог вспомнить. Это были слова о душе и органах. Всего лишь пару слов, которые складываются в предложение смогли взбесить его до белого каления. Лекарь рассудка сам потерял рассудок, и быстро ворвался внутрь больницы. Не обращая внимание, он побежал к своему кабинету. На пути к своей цели он увидел целую свору людей: журналисты, полицейские, санитары. Все они стояли возле одной палаты. Палаты возле которой на него напал пациент. Неожиданное видение метнулось у него в глазах, словно атака кобры. Тощий, бледный парень прыгает на кого-то и вцепляется в глотку впереди идущему. Валентин Сергеевич, который не раз давал советы по самообладанию особо буйным пациентам сам стал таким. Он бросился в толпу. Рвал и метал, в прямом смысле слова. Он выкалывал глаза, грыз шеи, пытаясь добраться до артерий. Уже меньше чем через двадцать минут, он шел , весь окровавленный в свой кабинет. Сзади он оставил , как потом напишет газета: «3 трупа, 6 с тяжелыми травмами, остальные не пострадали». На столе в кабинете его ждала одна единственная бумага – чек за лечение. В красивой белой папке, по центру с змеями, чашей и крестом, что складывались в знакомый всеми герб. И единственное, что ему бросилось в глаза: «Донор – Шульцев Владимир Викторович». Резкое видение опять набросилось на него. Палата. Тощий и бледный парень грызет рукава смирительной рубашки. Вскоре кровь, много крови. Валентину Сергеевичу резко захотелось это повторить. И опять же. Кровь. Уже чуть меньше.