Солнце

Рассветы в урбанистических спальных районах почти всегда одинаковые. Красный круг солнца, как глаза у пятнадцатилетнего наркомана укуривающегося курительными смесями в подъезде. Круг этот окружён багровыми облаками, опять же как кровь подростка-наркомана на лице после очередного неудавшегося спуска с лестницы после накурки. Но этот рассвет был особенным. Лучи солнца пробирались в дома, как домушники готовые вскрыть тебе фомкой череп, если приспичит отлить или отложить личинку не вовремя. Это лучи несли эффект в точности наоборот. Они давали тебе жизнь. Давали возможность прожить еще один день. Двадцать четыре часа таящие в себе кучу опасностей, но почему-то так недооценённые человеком. Для кого-то эти спасительные лучики не приходят. Кому-то грабители вскрыли череп фомкой, кто-то будучи обдолбаным упал с лестницы и свернул шею, а у кого-то банально остановилось сердце. Каждый рассвет спасителен, но порой, ради спасения приходится убивать. 1 Говорят, что если сильно резко встать, когда ты лежишь, можно потерять сознания. Но у тебя нет времени даже банально потерять сознание, когда слышишь, что трещит и ломается твоя деревянная дверь. Как говорил мой покойный отец: «Мой дом – моя крепость». После этого он обычно бил мою мать. Папа думал, что она хочет его отравить из-за его пристрастию к огарячительному. Только почувствует что-то неладное в своем супе и сразу бросит матери в лицо эту фразу и свой хилый кулачек. Я, кстати, пошел в папу. Тощий, загорелый, невысокий брюнет с карими глазами. Моя одноклассница часто говорила, что мои глаза всегда смотрели на что угодно, будь то кролик или милая овечка, или кадры расчленения трупа и казнь наркобарона с поразительной зачарованностью. Так же и сейчас. На меня бежит, не то что здоровый, но крупнее меня, парень замахнувшись монтировкой. А я смотрю на него. Вот уже монтировка возле моей головы. Отнюдь молодой человек промазал, и дал мне еще семь секунд, чтобы помянуть родителей еще раз. От папы, кроме телосложения, я взял любовь к спиртному, а от мамы – смекалку. Мать моя убила отца бутылкой из-под водки. Она сначала разбила ее папе об голову, а потом «розочкой» тыкала в него, пока не умерла от сердечного приступа. Как любила выражаться моя мать: «Все делается для чего-то». Как же она была права, она даже не представляет. Я, если это можно так назвать, «экранизировал» убийство папочки. В главных ролях: Я – мамочка Грабитель с фомкой – папочка. К большому сожалению моя мамочка не имела реакцию кошки, и пропустила пару хороших ударов по ребрам и голове от папочки. Но между ним все таки вскрыла его наглые артерии на шеи. 2 Когда лежишь в собственной крови, ты становишься таким набожным. Вспоминаешь все молитвы, которые слышал от старой бабушки по маминой линии. Пожилая дама всегда обращалась к Богу, когда слышала крики. Крики ей казались схожи со смертью. Смерть в своей сущности – всего-на-всего крик испуганной женщины. Громкий и пронзительный, будто ты слышишь его через очень тонкую стену. Смерть, как и крик, дезориентирует, но стоит тебе опомниться, и ты уже не понимаешь где ты. Так было и со мной. Я лежал, и видел прекрасный лик женщины. Она склонилась ко мне и что-то сказала, но я не слышал ее голоса. Ее голос для меня был словно хор поющих мальчиков в небесном хоре Бога. Ее лик освящался тусклой лампочкой. Аккуратные черты ее лица казались такими же плавным, как и береговая линия на каком-то курорте в Испании. И вот, свет решил погаснуть, и божественный лик перед моим взором исчез. 3 Старые стены с облупившейся на них голубой краской встретили меня ранним утром. Осмотревшись, я увидел свой вчерашний «божественный лик». На деле это была довольно миловидная дама с носом картошкой. На пышной груди было вышито ее имя «Наталья». Большие мешки под глазами, последствия усердной работы в ночные смены, на удивление скрашивали ее серо-голубые глаза. Такого же цвета обычно небо возле каких-то заводов или фабрик. Ее голос, казавшийся мне хором ангелочков, на самом деле был немного сиплый, но в то же время отдавал писком. - Все в порядке? – абсолютно холодным и профессиональным тоном заговорила она, - У вас черепно-мозговая травма. Вы пролежите тут не больше двух недель, и мы вас выпишем. Можете не волноваться, ваша страховка полностью покроет лечение. Больничные будни были настолько же спокойные, как и пруд в котором плавают утки в погожий осенний день. Но единственное что меня волновало – отсутствие людей. Кроме Натальи, и себя я больше никого не видел. Хоть и не гулял особо по больнице, но даже обычных разговор или шума я ни разу не услышал. Медсестра объясняла это тем, что в таком промышленном городе все лечатся при своих фабрика. «Капитализм, что с него взять?» смеялась она и одаривала мрачную палату сове лучезарной улыбкой. 4 Как и было обещано, через две недели меня выписали. От начальства пришло письмо, что я отправлено в отпуск для того чтобы, как было сказано «Оправиться от травмы». И тут я начал замечать еще одну крайне странную деталь. Люди в городе казались мне на одно лицо. Я никогда не обладал феноменальной зрительной памятью, но, по крайней мере, отличал людей. На улицах же люди казались мне, разве что, разного роста и телосложения. Не знаю, может, мой мозг отвык от такого количества информации после госпиталя, и через некоторое время все будет как прежде? В школе я не был отличником, а биологию я вообще не учил. Моей стезей было логическое мышление. Все науки, которые не требовали усердной зубрежки, я задавал на твердые пятерки. В отличии от моего приятеля – Олега. У этого парня была феноменальная память. Все формулы, правила и теоремы давались ему так же легко, как моему папе избить до потери сознания маму. И вот, как говорится «Вспомнил лучик, а вот и солнце» Олег позвонил мне. Его голос казался мне абсолютно другим, но узнал я его сразу, как обычно птенцы принимают за свои мам что-то непохожее, но первое, что увидят. Олег хотел встретится в баре неподалеку, чтобы, так сказать, «Поздравить с выздоровлением» и рассказать кое-что, что он назвал «Ну, тебе это понравится.» 5 Мы встретились в старом баре. Старые стулья, стойка повидавшая не один танец, и не одну морду. Олег уже был поддат и закричал, увидев меня: - Ооо, какие люди! Присаживайся я взял тебе пенного, твоего любимого,- он говорил будто бы не своим голосом. Нет, он не орал. Его голос, который раньше был дольно-таки низким, стал чуть выше. Я бы мог даже сказать, что он был почти как мой. - Представь себе! Выиграл я, значит, кругленькую сумму в лотерею,- его голос становился все больше и больше как мой,- иду я такой, и нахожу пятерочку. Ну, значит, думаю, куплю себе билетик, может авось что-то и поимею с этого. Вот, значит, подхожу я к прилавку, выбираю. И, значит, там билетики все разных цветов были. Ну, я думаю, мол, возьму под цвет машины, которая меня чуть не сбила утром. Беру, значит, стираю эту пленочку, или Бог знает как ее там кличут, и выиграл 5 косарей. Не, ну представь, на ровном месте. 5 штук. Все-таки, мне верно Людка говорит, что Сатана в деталях. Точно. Сатана в деталях. Все это время я не замечал одного. У всех была одежда как у меня. Серые спортивные штаны, черная футболка, серая олимпийка и черные кроссовки. Все это время, все эти люди были мною. Их лица, их телосложения. Все они – это я. Но стоило мне моргнуть, и они исчезли. Просто испарились. Как мыльный пузырь в безграничном поле кукурузы. Но исчезли не только люди, но и бар. Я видел только яркий свет, который бил мне в глаза. Не менее отчетливее я услышал знакомый до боли звонок, и тут же прозвучало: - Хорошо, Олежка, сейчас допишу про очередного клиентика, и к тебе. Тишина. - Ему какой-то парень нехило фомкой по башке заехал. Хах, да, против лома нет приема. 6 Городские закаты абсолютно непримечательны большинству. Для них это недолгое эстетическое наслаждение всего лишь обыденность. Для них всегда есть дела поважнее. Кто-то смотрит свой любимый сериал, кто-то пьет свое любимое пиво, а кто-то, как я, уже имеет достаточно времени, чтобы обойтись без этого.