Замороженные во времени

Зарывшись в изучение человеческого тела с головой, Виктор с самого детства напрочь позабыл о своих братьях. Они росли где-то вдалеке от него, занятые девушками и алкоголем, легкими и не очень наркотиками, проблемами, делением наследства и прочими дрязгами. Виктор же наивно полагал, что, забрав всю библиотеку и свои малочисленные пожитки, он навсегда оставит родственников там, далеко. Рядом с могилой матери, в утешающих объятьях отца. Там, где ему было душно и опустошённо. Но сейчас перед ним стоит самый старший из братьев, Малькольм, помолодевший лет на пятнадцать, и Виктор абсолютно не представляет, что делать с этим дерьмом. Ведь нельзя же пригласить кого-то, кто выглядит на восемнадцать, выпить чаю или раскурить сигару, когда этот «кто-то» появился в закрытой лаборатории буквально из пустоты да ещё и занял рабочий стол новым, неизвестным телом? Виктор устало вздыхает, смотрит то на брата, то на тело, и коротко кивает сам себе. Признаться честно, он ожидал, что этой ночью из темноты к нему выйдет Калибан. Малькольм определенно был лучше, чем он. Любой был лучше. Безусловно, он догадывался о том, что в их семье он не один получился с экстраординарными способностями и выбрал не самую прямую жизненную тропинку. Но чтобы так? Брат, с птичьей шеей и встрёпанными волосами, смотрится в тайной лаборатории удивительно органично. А его уверенная поза, сладкая улыбка и быстрые, беспокойные пальцы карточного шулера подсказывают Виктору, что всё это ему не привиделось. – Помоги мне, и я помогу тебе, братец. Малькольм смотрит на него серьёзно и спокойно. В его глазах Виктор не видит больше ни превосходства, ни насмешки. Сколько бы ни искал, даже на самом дне, он не находит и сострадание. Огня азарта, что делал глаза Малькольма зеленее всех в их семье, тоже нет. У Виктора вот, например, серые глаза серийного убийцы. Так всегда шутил один из средних братьев, с болотной ряской в глазах. Кажется, он умер несколько лет назад. А вот Малькольм не только явился после долгого отсутствия, но и ещё в таком странном виде. – Ты мастер своего дела. Почини мне этого человека. Малькольм непривычно малословен. Обычно он болтал без умолку, постоянно разводил всех на пари, и его было действительно невозможно заткнуть. Все эти факты Виктор вспоминает, осторожно осматривая тело. Жизнь, что была до начала его экспериментов, выплывает из ила подсознания, противно распускаясь подробными воспоминаниями. Сотней неловкостей она колет Виктору пальцы, когда он расстегивает грязный плащ на трупе. Человек на его столе необычен: уж слишком странный у него шрам через всё лицо, глубокий, но без единого шва. Выгоревшие на солнце волосы – но абсолютно белая кожа. Плащ пахнет прелыми листьями и дикими цветами. В груди у трупа рваная дыра, внутри которой должно быть сердце. Но его нет. – Оно у меня. Брат словно читает его мысли. Тихий, шепчущий эту фразу, как само сокровенное на свете, как страшный секрет, он протягивает Виктору нескладную мальчишескую ладонь, на которой бьётся, окутанное мистическим фиолетовым сиянием, сердце. Вначале Виктор удивлённо вскидывает брови, но затем в нём просыпается тот самый мальчик, который сжав кулаки, вызубривал название всех костей и вен, и мистическое сердце превращается в орган, готовый к операции. Дезинфицируя руки и труп, поправляя свет и подготавливая инструменты, Виктор впервые волнуется настолько сильно. Даже создание Калибана не так не затронуло его. Сейчас он не просто создаёт что-то новое – он помогает сам себе. Согласившись угодить брату, научившемуся делать подобные вещи, Виктор уже знает, что попросит у него взамен. Возвращая сердце к жизни, в своих мечтах он видит на своём столе совсем другое тело – и знакомое вплоть до каждой прожилки сердце. То, что замерло уже во второй раз. С каждым стежком, со звоном инструментов и тихим дыханием рядом Виктор проваливается в мечты всё больше. И ему становится искренне интересен человек, лежащий перед ним. Возможно, узнав о нём больше, он перестанет путать его с Протеем. – У него есть имя? Вскинув бровь, Малькольм впервые ухмыляется. На молодом, совсем мальчишечьем лице мелькает что-то слишком взрослое, даже старческое, и он лукаво смотрит на Виктора. – У всех должно быть имя, не так ли? Ты стал часто грешить этим, Виктор. Да, у него есть имя. Феликс. Почти как огненная птица, живущая вечно. Виктор смотрит на Феликса и мысленно соглашается с братом. Этому человеку подходит это имя, а он сам – подходит имени. Да и сама ситуация как нельзя лучше намекает ему на то, что этот человек не сможет умереть просто так. В детстве Малькольм ни с кем не делился своими игрушками. Сейчас, видимо, он перешёл на нечто более крупное. Обрезая нитки, Виктор делает последние измерения и трогает пульс. Постепенно труп, лежащий на его столе, превращается в живого человека. Впервые чувствуя себя неуместным гостем в своей же тайной лаборатории, Виктор складывает грязные руки за спиной и отходит от стола. Малькольм безмолвно кивает ему, с невероятной, трепетной осторожностью помогая Феликсу сесть на стол. Тот ошарашенно моргает и оглядывается, но, заметив Виктора, тут же пытается встать на ноги, выпрямляется и весь подбирается, уже сейчас готовый служить Малькольму. Подозрительно осматривая Виктора, он не видит, какими глазами смотрит на него Малькольм. Но это видит Виктор, и ему хватает всего нескольких секунд, чтобы разгадать настоящие мотивы своего брата. От этого становится немного легче. Чувство того, что он сделал послушную марионетку для битья, уходит, сменяясь непривычным воодушевлением. Малькольм обнимает Феликса со спины, цепляясь тонкими пальцами за его плащ, и вместе они отступают в темноту. Та шипит тропическим ливнем, холодной ночью и ветрами, которые треплют фартук Виктора. Когда брат исчезает, так и не пожелав отцепиться от того, кого так бесцеремонно принёс к Виктору, со стороны самого тёмного угла, в который Виктор не заглядывает уже как с неделю, доносится шебуршание. Тёмная фигура, пошатываясь, поднимается, и Виктор, не чувствуя под собой ног, делает первый шаг навстречу к своему возлюбленному созданию.