Я обвожу взором серебряное кольцо. Он подарил мне его в день нашей свадьбы. Тогда я подумала, как бы оно нечаянно не слетело с руки, а сейчас сама снимаю его с безымянного пальца.
«Вы любите его; Вы разлюбили меня?»
Один безответный вопрос. Я задаю его себе сквозь застывшие слёзы. Долго стою у окна, глядя пустыми глазами во тьму, долго прислушиваюсь к едва различимому голосу сердца. Но оно молчит. Молчит и Франциск. Молчит лес, припорошенный декабрьским снегом. Царит холодный комнатный полумрак. И только совесть знает, что с этих отчаянных слов началась его гибель.
December 5, 1560
"Я писал Вам много раз,
но Вы были с ним.
И я перестал писать.
Вы держите в руках последнее письмо, Мария. Простите небрежность моего почерка и чернильные разводы по правому краю листа — выводить буквы пером мне становится всё сложнее. Сегодня придворный писарь растерянно опустил глаза и предложил свою помощь, однако я отказался. Следующие слова не терпят посторонних лиц. Прошу и Вас уберечь их от графа Конде. Во имя нашей моей любви к Вам.
Я умираю. По крайней мере, так говорят Башу. Десяток лекарей, стоя за полуприкрытой дверью, обеспокоенно переглядываются, и я замечаю, как брат хмурится, а после безнадежно закрывает глаза. Он опускает голову, глубоко вздыхает, словно не в силах хранить печальную весть. Затем Себастьян по обычаю переступает порог и подходит к моей кровати. Утешительно хлопает меня по плечу. На любой откровенный вопрос у него один нерушимый ответ:
— Твое состояние лучше. День-другой и сможешь покинуть постель, — он никак не может смириться. Но я не хочу так! Я скажу Вам правду. Поставлю на этом крест.
К полуночи 5 декабря 1560 года Вы останетесь совсем одна. Сегодня ночью, когда Вы вернетесь из Нотр-Дама, служанка уберет мою подушку и покрывало. Ваши фрейлины настежь откроют окна, потушат свечи и вынесут канделябр. Баш долго будет сидеть у погасшего камина, вороша седые угли кочергой. Рядом застынет Клод, но она не посмеет прикоснуться к нему, боясь задеть свежие раны. Она выйдет бесшумно, притворит дверь так, что лёгкий поток коридорного света ляжет лучом на вымытых изразцах. Моя мать никогда не появится в этой комнате. Она прикажет ее запереть и не пустит туда даже Вас. Послушайте свекровь: не ходите в мои покои. Дайте затхлому воздуху выветриться из серых стен, чтобы он не напоминал Вам обо мне.
Дорогая Мария... Так уж и быть, я не осмелюсь назвать Вас своей. Вы моя по законам Мирским и Небесным, однако тело Ваше и душа более не мои. Вы посчитали, что они нужнее другому. Вы отдались самозабвенно. Людовик не смел, да и не желал отталкивать Вас от себя. Он получал Вашу улыбку и взгляды, и робкое пожатие руки во время встречи. Сколько поцелуев Вы подарили ему, скажите? Сколько таких слов, что мне нельзя ни ведать ни слышать, он прошептал Вам? Может, я это заслужил. Возможно, так мне и надо. Король мог бы обезглавить королеву за ее измену. Так поступил бы мой отец. Любой другой правитель, чье сердце не знает жалости. Но я бы никогда не ранил Вас. Помните, я обещал Вам защиту? Вы всё еще под ее надежным крылом. Пока я дышу. Не спрашивайте, что будет когда... Я не хочу думать о том, какая боль постигнет Вас из-за меня. Из-за того что я покидаю Вас и не могу это остановить.
Простите, что ухожу. Простите меня.
Сейчас поздний вечер. Утром я смотрел на солнце. Знаете, это странно, Мария, что когда я уйду, оно будет так же светить и так же исчезать под вечер, а потом так же восходить снова. Всё в жизни останется прежним: Ваши волосы будут развеваться на ветру, а пальцы перебирать складки на платье. Фрейлины будут одевать Вас каждое утро, монотонно затягивая корсет. На завтрак будут подавать все тот же вишневый пирог, к которому Вы питаете особую неприязнь, и милый мальчик-конюх будет говорить невпопад об ужасной погоде и плохом самочувствии почти всех объезженных лошадей. Ничего не изменится, как это ни дико. Ничего. Значит и Вы не тревожьтесь, что в этих мгновеньях больше не будет меня.
А пока... Пока я могу говорить с Вами — не в живую, конечно, а через строки — ответьте на этот вопрос. Не мне, а себе самой, так как я не застану Вас уже никогда.
Ответьте честно, не колеблясь:
Вы любите его; Вы разлюбили меня?
Переведите взгляд на руку. Видите то серебряное кольцо, что я подарил Вам? Снимите его, если питаете чувства к Конде, или оставьте, если всё еще и несмотря ни на что любите меня.
Мои чувст... к Вам неизмен...
Фран.."
Он не успел дописать. Чернила размазались, расплескались. Теперь они и вовсе растеклись от слёз.
Губы сильно дрожат. Ничего не вижу, кроме белого тумана и кольца — оно лежит у меня на ладони. Иду ватными ногами по незнакомому коридору. Его тело несут куда-то вниз. В ушах шум. Смешиваются голоса. Спускаюсь по лестнице, где мы играли в детстве. Слышу его озорной смех. Это призраки? Он держит меня за руку. Мне кажется, я иду с ним сейчас. Он смотрит на меня слезящимися глазами и говорит: "Это ты убила меня. Ты разбила меня и моё сердце". В груди грохочет сломанный механизм. Дает сбой. Я опираюсь о мраморную стену залы. Какие-то лица. Баш с помертвевшим взглядом. Заплаканная, с растрепанными волосами Екатерина. Ее пальцы судорожно подергиваются. Она опирается о Клод. Я прислоняюсь плечом к стене. Одни и те же слова: "Мария убила меня. Она убила меня". Съеживаюсь, точно замерзший ребенок. Мир разбивается на тысячи осколков. Нет, наверное, это я разбиваюсь на осколки, как град.
***
Я рядом с ним. В последний раз смотрю на мужа и лунный свет, превозмогая затянувшуюся метель, играет с его руками. Стою на коленях, пока он лежит там. Вокруг цветы, почерневшие от холода. Мрачное одеяние не скрашивает неестественную белизну моего лица.
— Почему я живу, а Вы..? — шепчу и вожу по еще неостывшей от жара щеке. — Бледное, состарившееся лицо и белые, точно выгоревшие на солнце волосы... Это Вы, Франциск? Скажите мне, что это неправда... Когда я смотрю на Вас, мне кажется, что здесь не тот человек, которого я любила, — это словно пыль, я боюсь, что с одним моим вздохом около его груди, он улетит вместе с ветром, — нащупываю его мерзлую руку, где нет пульса. На секунду прикасаюсь губами. — Не оставляйте, прошу Вас, не оставляйте меня.
Но он ушел вчера. К полуночи 5 декабря 1560 года.
В 4 часа утра 6 декабря я положила свое лицо ему на грудь и ждала, пока мое кольцо около его кольца вынудит немое сердце забиться.
