Диета - дело тонкое.

У них всегда все было хорошо. Несмотря на совершенно разные страны, привычки и языки – у них все было хорошо. Конечно, объединяющие вещи никто не отменял, например, безудержный ржач в любом месте и времени, подколы старших по команде и любовь к кинематогрофу… Пусть даже у нее к итальянскому, а у него – к американскому. Все было мирно, весело и уютно, они были хорошей парой и некоторые уже даже успели их поженить… Все было хорошо. До этого момента. Именно до этого момента… Йоханнес, вольготно разлегшись на кровати в собственном номере, явно и нагло нарушал режим. Нарушал со смаком, иногда даже причмокивая от удовольствия. Ибо не каждый день удается стыбрить у младшаков-биатлонистов сникерс. И пусть ему никогда это не простит один забавный начинающий спортсмен, Йоханессу было плевать. О, этот великолепный вкус… Господи, как хорошо, что нет Тарьея, а то он непременно бы сожрал половину, попросив «Откусить кусочек, ты мне брат или не брат?!». Бе-младший ел и думал, что вот оно, счастье. Вдруг в дверь, как всегда без стука и как всегда не особо одетая вошла Габи. Ну как, вошла. Влетела. Вбежала. Снесла пол двери… Как вам больше нравится. Йоханнес подавился от неожиданности, хотя уже было давно пора привыкнуть к выходкам эксцентричной чешки. Пока парень пытался откашляться, Соукалова, не сказав ни слова приветствия, тут же кинулась к зеркалу и стала вертеться перед ним. - Я так и знала! – завопила она, шлепнув себя ладонью по пятой точке, прикрытой лишь короткими шортиками, ничего на самом деле не прикрывающими. – Я так и знала! - Габи… Что случилось?! – перепуганный Йоханнес было дернулся к ней, желая узнать, в чем причина такого варварского обращения с великолепной, по его мнению, частью тела, но Габи, не ответив ни слова, также стремительно выбежала из номера. Пока норвежец обалдело смотрел вслед своей пассии, та вновь вошла(читай – вбежала, влетела, снесла оставшуюся половину двери) в номер, но уже с джинсами в руках. - Вот! – сунула она их под нос обескураженному Бе. – Вот! - Что? - Это я тебя хотела спросить! Это что?! - Д-джинсы… - заикаясь, выдавил из себя биатлонист. Соукалова побелела от злости. - Чьи?! - Т-твои. Твои! Точно твои! – Йоханнес на всякий случай попытался оправдаться, хотя не мог припомнить за последнее время ни одного своего «залета», связанного с джинсами. – Я ни при чем! Слышишь, я ничего не трогал! - Тьфу, да сдался мне ты! – фыркнула Габриэла и принялась натягивать на себя штаны. Налезли они ей с большим трудом, а молния и вовсе не застегнулась. Девушка показала руками на молнию и трагичным голосом выдала: - Я толстая! Йоханнес сначала вообще не въехал в суть вопроса. Только сидел на кровати и пытался понять, что происходит. Как назло, еще и английские слова, никогда не бывшие в его голове в достаточном количестве, окончательно решили вылететь из рыжего пристанища. Наконец, немного собравшись с мыслями, он попытался утешить девушку: - Да что ты, котик, ты не толстая… - Конечно нет! Я просто скромная, и поэтому под жиром решила спрятать свою прекрасную фигуру! – взвыла Соукалова. – Я похожа… Похожа… О Боже мой, я похожа на Шумилову! Габи, испугавшись своему сравнению, даже рот ладошкой прикрыла. Йоханнеса, честно говоря, уже давно и прочно пробивало на «ха-ха», но он решил держаться до последнего. - Скорее на Макарайнен, - улыбнулся он. – У тебя великолепные бедра! На заметку. Когда ваша девушка переживает по поводу лишнего веса, то не стоит ей говорить, что у нее «прекрасные бедра». Если вы, конечно, не планируете в ближайшее время развязать третью мировую войну или не желаете покинуть этот бренный мир. Габи побагровела. Затем посинела. Затем на лице ее отразилась вся цветовая гамма, предшествующая ядерному взрыву. - Как. Ты. Сказал?! Йоханнес, постепенно отступая в угол комнаты, только испуганно мотал головой, боясь усугубить свое и без того шаткое положение. - Бедра? Бедра?! Знаешь что, милый мой?! – прорычала Соукалова. Дальше последовали такие ругательства, на какие даже русский язык богат не был. Завершилось все очень неожиданно. – Мы худеем! Понятно?! С этого момента! НИ! ГРАММА! СЛАДКОГО! ПОНЯТНО?! Бе-младший молча и испуганно смотрел на девушку. - Я спрашиваю, ПОНЯТНО?! Норвежец мелко-мелко затряс головой. Габи, моментально стянув с себя джинсы, швырнула их в своего горе-парня ( тот ойкнул по причине тяжелой бляшки на ремне и не слишком удачной траектории) и, шипя нечто неразборчивое, выскочила из номера, видимо, совершенно позабыв, что она в данный момент выглядела как модель из журнала плей-бой. Йоханнес стоял и смотрел вслед удаляющейся попе. Ничего лишнего, по его мнению, там не было. Потом он перевел взгляд на шоколадку, так и оставшуюся лежать на кровати. Поскольку, своей фигурой норвежец был доволен не меньше, чем фигурой Габи, то он уже протянул руку к сникерсу, чтобы восстановить потерянное душевное равновесие, как в номер вновь влетела Габриэла, и, выхватив сладкий батончик у Бе-младшего практически изо рта, демонстративно бросила его в мусорку. Прошипев нечто невразумительное и отвесив норвежцу подзатыльник, девушка вновь унеслась к себе в комнату(как надеялся Йоханнес, уже на весь остаток вечера). - Оу… Габи, что произошло? – смущенно нахмурился Бьерндален, когда чешка переступала порог норвежского номера. - Засохни, гербарий! – рявкнула девушка на обалдевшего от такой наглости Уле и, гордо подняв голову, удалилась в сторону чешских номеров. Проводив пятую точку Соукаловой и присвистнув, как бы одобряя вид сзади, Бьерндален зашел в комнату. - Все случилось? – как бы невзначай поинтересовался старший норвежец у Бе. - В каком плане? – все еще не приходя в себя, бессмысленно уставился на него Йоханнес. - Ну, я так понимаю, все, ты уже перестал удовлетворять нашу безудержную чешку? – продолжал веселиться Уле. – Слушай, ну если у тебя там не получается, ты это, не расстраивайся… Хочешь, могу помочь... Йоханнес пару раз хлопнул ресницами и, словно бы и не слыша того, на что непременно еще вчера устроил целый скандал или даже приличную драку, поинтересовался: - Уле, вот скажи, я толстый? - Чего-о-о?! – такого поворота сюжета Бьерндален точно не ожидал, а потому даже слегка растерялся. - Вот и я думаю, что не толстый, - вздохнул Бе. - И? - И тогда какого черта ей нужно, чтобы я худел! – заорал рыжий биатлонист и, словно потеряв над собой контроль, тоже вылетел из номера, но в сторону, противоположную направлению движения Габи, напоследок не забыв бешено хлопнуть многострадальной дверью. - Дурдом, - пожал плечами Бьерндален. Потом, посерьезнев, подошел к зеркалу и наклонился поближе к отражающей поверхности. - И почему она сказал гербарий? – пробормотал он, задумчиво разглядывая свое лицо… - Ну Га-а-аби… - Нет. - Ну кошечка… - Я сказала нет. - Ну я куша-а-ать хочу… - Еще один гудок с твоего перрона, и твой зубной состав тронется! – предупредила Габриэла, продолжая невозмутимо целиться по мишеням. Йоханнес, вспомнив тяжелую пряжку джинсов, благоразумно промолчал. Перед глазами от голода появились черные круги, а желудок похоже решил исполнить сальто-мортале, не спросив согласия у своего хозяина. - Чертова самодурка! – прошипел вслед счастливой чешке Бе-младший. - Что, нелады на личном фронте? Йоханнес от неожиданности даже вздрогнул и, ругнувшись, повернулся на голос, чуть не поцеловавшись при этом со Свендсеном. - Оу, оу, друг, полегче, - захохотал тот. – Я не из этих… - Тьфу. Да пошел ты! – рыкнул Бе и вновь отвернулся к своим мишеням. - Чего это ты такой нервный стал? И бледный… И худой… - обеспокоенно оглядывал его Эмиль. Форма на рыжем норвежце и впрямь выглядела несколько мешковато, хотя обычно была даже чуть мала (что не раз доказывали полосатые трусы, проглядывавшие через натянувшуюся ткань). – Йоханнес, а у тебя все в порядке? Ты давно у врачей был? Бе-младший устало вздохнул, и, убрав винтовку, грустно посмотрел на товарища. - Да все у меня нормально. Мы это… Худеем. - А-а-а, это проходили, - понимающе махнул рукой Свендсен. – Ну и как? - Неделю уже. Я три кило сбросил… И сил никаких нет… - Это ты еще ничего… Помнится, я до семи дотянул, когда вдруг кое-кому вздумалось «в форму прийти», - сочувственно похлопал Бе-младшего по плечу норвежец. - Зачем?! – Йоханнес схватил друга за руку. – Зачем я ей нужен?! Она что, думает, что если я тоже ничего жрать не буду, то она быстрее похудеет?! Свендсен только печально смотрел на безумно вращающего глазами товарища и улыбался. Даже в таком злобно-голодном состоянии Йоханнес выглядел ужасно влюбленным. - Терпи, друг мой, в этом смысл нашей нелегкой доли, - философски заметил Эмиль. Йоханнес, забывшись тревожным сном, облизывался. Ему снилось мясо. Много-много мяса, целые груды вкуснейшего стейка… Вдруг, услышав громкий стук, он вздрогнул и очнулся. - Габи, это ты? – задал самый глупый вопрос в этой ситуации биатлонист. Темнота ничего ему не ответила. Норвежец, подождав пару секунд, встал, решив отыскать пропавшую куда-то посреди ночи девушку, ибо мужская ревность рисовала самые невообразимые картины. Потом, стараясь не шуметь, он стал продвигаться по номеру. Дойдя до кухни, он наощупь включил свет и обалдел. Прямо около холодильника, с видом самого высшего блаженства на земле, впившись зубами в котлету, стояла Габриэла, хлопая глазами и слепо щурясь на яркий свет. Наконец, заметив вопросительный взгляд Йоханнеса, она, не выпуская котлету из зубов, изобразила крайний испуг на лице. - Ой! Где я?! - Я не могу! – закатился в приступе неудержимого смеха Бе-младший. – Ой, какая классная диета! - Йоханнес… Я… Я просто… - растерянно обвела взглядом кухню Габи и, покраснев, отвернулась. Норвежец, все еще ухахатываясь, подошел к своей девушке и крепко ее обнял. Габриэла продолжала смотреть в сторону. Похоже, она впервые в жизни чувствовала дикий стыд перед своим возлюбленным и не знала, что сказать, что было крайне несвойственно для чересчур бойкой на язык чешке. - Габи, солнышко мое… - Нет, Йоханнес, мне стыдно… Мне так стыдно! Я подвела и тебя, и себя… Я не похудела ни на грамм! - Послушай меня! – Бе поцеловал совершенно расстроенную Соукалову в щеку. – Ты самая красивая, прекрасная, великолепная девушка, которую я когда-либо видел! И я обещаю всегда быть с тобой, не зависимо ни от каких килограммов, только… - Только? – испуганно вскинула она голову. - Только ты тогда пообещай мне, что мы никогда, НИКОГДА больше не будем худеть! Габи, всхлипывая, тут же закивала и потянулась к Йоханнесу, будто ища поддержки. - Ну, иди же ко мне… - пробормотал норвежец, также подавшись на встречу девушке, так и не выпустившей котлету из рук. – Иди ко мне, мое сочное, вкусное мясо! И, уклонившись от губ Соукаловой, Йоханнес с радостью впился зубами в самую вкусную, на его взгляд в данный момент, котлету… А в это время, лежа без сна, один биатлонист все шептал: - И все же, почему она сказала гербарий?...