Одна из историй столичной пустоши

— Чёртовы гладкомордые, — доносилось мне вслед, когда я, печатая шаг и закинув лазерную винтовку за спину, шагал по подземелью, направляясь в здешний бар. — Чёртовы гули, — пробормотал я в ответ, не особенно стараясь, чтобы меня не услышали. Я не мог сказать, что не понимаю гулей и их нетерпимость к людям, которым посчастливилось избежать сильного радиоактивного воздействия, равно как и понимал людей, которые испытывали отвращение к тем, кто выглядел как полуразложившийся труп месячной давности, но сам предпочитал соблюдать полный нейтралитет. Ходить по столичной пустоши с плакатом «гули тоже люди» я не стану, но и шарахаться от них не собираюсь. В пустоши есть гораздо более страшные вещи, чем разумный и в общем-то мирный гуль... — Чего уставился? – рыкнул на меня выходивший из бара мирный гуль. Флегматично промолчав, я подождал, пока задира не освободит проход, и зашёл внутрь помещения, довольно уютного, учитывая царившую в мире разруху. Было видно, что за ним пытались ухаживать, то ли из эстетических соображений, то ли из желания привлечь побольше посетителей. Взглянув на бармена, который несмотря на довольно сильно разложившееся лицо, выглядел сущим пройдохой, вернее всего было второе предположение. — К нам пожаловал чужа-ак, — протянул он, оглядев меня с ног до головы и особое внимание уделив видневшейся из-за моего плеча рукоятке лазерной винтовки. Что-то решив для себя и угнездив мою персону в определённое место ранговой таблицы клиентов, гуль улыбнулся: — Чего желаете? Улыбка на его лице выглядела жутковато, если честно. Кожа местами висела сухими струпьями, водянистые глаза щурились и беспокойно перебегали с места на место, редкие волосы кое-как зачёсаны назад, а пальцы переплетались между собой очень ловко, я готов был побиться об заклад, что он отлично умеет вскрывать замки. Неприятный тип, к такому лучше не поворачиваться лишний раз спиной и стоит внимательно следить за своими карманами, иначе запросто можно лишиться нескольких патронов, которых и так вечно не хватает, или крышек, которых ещё меньше, чем патронов. — Покажи, что есть на продажу. Полный ассортимент товаров. — О чём ты... – начал гуль, но, видимо, что-то увидел в моём скептическо-флегматичном взгляде и расплылся в ещё более кошмарной улыбке: — А-а, опытный покупатель! Таких я люблю больше всего... На миг присев за барной стойкой, он через пару секунд выложил на обшарпанную и местами черневшую подпалинами поверхность по одному образцу имевшегося товара – звякнули шприцы стимулятора, мед-х и психо, сухо стукнулась баночка баффаута и – о чудо – рядом лёг винт! Увидев мои блеснувшие глаза при виде винта, гуль понимающе осклабился: — Чудом осталось четыре штуки, будто вас ждали! Будете брать? — Буду, — коротко ответил я, не желая вступать в дискуссию о наркотиках. Да, я наркоман, периодически страдаю от зависимостей. Когда я только вышел из убежища 101 и узнал о существовании наркотиков, я думал, что буду собирать их только для продажи, а не для использования, но когда два супермутанта-мастера расстреливают тебя из минигана, а третий бежит со здоровенным железным молотом в руке и с совершенно недвусмысленными намерениями, то без увеличения скорости реакции и лишней силы никак не обойтись, если хочется выжить. Счастье ещё, что я быстро приобрёл у Мойры в Мегатонне мини-лабораторию, отдав почти все свои сбережения, и могу выводить химикаты из организма совершенно бесплатно без посредства врачей, иначе никаких крышек бы не напасся. Бросив на барную стойку положенное количество крышек, я сгрёб четыре винта, стараясь не соприкоснуться с ловкими руками гуля, с которых так же сильно, как и на лице, облезала кожа. Бармен, заметив это, бросил на меня украдкой презрительный взгляд, но не сказал ни слова, за что ему огромное спасибо. Я, конечно, не брезглив, приходилось в жизни и трупы обыскивать разной степени свежести, и в мёртвых диких гулях копаться, но удовольствия я от этого не получал. А бармен оказался достаточно сообразителен для того, чтобы поостеречься ввязываться в ссору с запыленным путешественником с пушкой за спиной, добравшимся незнамо из какой задницы живым в город гулей. Отойдя от стойки, я прошёл мимо столиков и собрался уже выйти из бара, когда моё внимание привлёк гуль, стоявший в углу бара и безразлично смотревший куда-то поверх голов в стену напротив. Чувствовался профессионализм уже просто в одной выправке, не говоря уже в холодном отрешённом взгляде, из которого на самом деле не ушло внимание, оно просто не было заметно с первого взгляда. Это было весьма необычно для гуля, не говоря уже о том, что он абсолютно проигнорировал моё появление и вслед мне от него не доносились ругательства в адрес очередного «гладкомордого». Слегка удивлённый, я подошёл к нему, но прежде, чем я открыл рот, он посмотрел на меня пронзительным взглядом и отрезал: — Поговори с Азрукхалом. – Ни пренебрежения, ни симпатии, абсолютно безликий хрипловатый голос. — Я только... — Поговори с Азрукхалом, — повторил он, взглядом указывая на бармена и вновь уставился куда-то в стену, показывая, что разговор окончен. Даже несмотря на язвы и поражённое радиацией лицо, было видно, что он поджал губы и больше не скажет ни слова. Общаться снова с тем скользким типом у стойки мне не хотелось, но этот странный гуль меня заинтриговал, и я отправился выяснять подробности. Оказалось, что это был почти что универсальный солдат, подчиняющийся любому, у кого находится его контракт, и беспрекословно выполняющий любой приказ, который ему отдаст хозяин. Видя, как Азрукхал довольно потирает руки, говоря об этом, я молча посочувствовал солдату, попавшему к такому хозяину. А впрочем... что мне мешает перекупить его и отпустить? За мной и так уже волочился шлейф добрых дел, аж самому противно иногда становится, но сволочам на пустоши живётся труднее. И хорошо, если какие-нибудь борцы за добро не наддадут в придачу к трудностям жизни под зад хорошим зарядом картечи, я слышал, Регуляторы иногда таким занимаются... Впрочем, я могу и не отпускать гуля. Держать рядом зомби, конечно, не слишком приятно, но лишний ствол и прикрытая спина не повредят, особенно если этого гуля растили как солдата. Робота таким ангелочкам, как я, не нанять, покупать себе раба я не намерен, потому что ненавижу работорговлю и, столкнувшись с работорговцами, даже разбираться в их делах не стал, вычистил к чёрту весь комплекс Парадиз-Фоллс и не жалею об этом. Однако одному на пустошах, конечно, хорошо, ни от кого не зависишь и ни за кого не несёшь ответственности, но я уже много раз жалел, что рядом нет даже не слишком умелого союзника, который мог бы отвлекать огонь на себя, пока я прицеливаюсь и снимаю головы с плеч из ближайшего укрытия. Да, точно, укрытие... — Ты сказал, он солдат? Наёмник? – переспросил я у бармена Азрукхала. – Он умеет бесшумно красться? — О, разумеется. Он умеет всё, что должен уметь любой путешественник, который хочет выжить на пустошах, — ухмыльнулся Азрукхал, почуяв личную выгоду и расхваливая свой товар. Он прекрасно понимал, к чему я веду такие расспросы. – А чего не умеет, тому очень быстро научится. — В таком случае, если он не против вылезти из относительно безопасного подземелья и пошататься по пустошам, я его найму. За сколько ты отдашь его контракт? — Ты не понял, — снисходительно проговорил бармен с лёгким хрипом, присущим почти всем гулям. – У него не может быть желаний. Его желания – это воля хозяина, я же говорил, он из тех, кому промыли мозги и вместо них вставили беспрекословное подчинение. Так что, сам понимаешь, такой наёмник стоит дорого... — Сколько? – я начинал терять терпение, меня всегда раздражала торговля. Если бы это не был город гулей, я бы уже давно приставил к его виску пушку помощнее, это обычно очень сильно ускоряло процесс установления цены, устраивающей обе стороны, но проблемы с целым городом мне не нужны. — Две тысячи крышек. Чертыхнувшись, я остро пожалел о том, что навык бартера мне абсолютно чужд, я всегда предпочитал учиться науке, обращению с оружием и взлому замков, что гораздо больше, по моему мнению, пригождается на пустоши, чем умение торговаться. Но в такие моменты, как сейчас, я начинаю в этом сомневаться. Не то чтобы у меня не было крышек, где-то три тысячи наберётся, но я их очень долго зарабатывал, одно время чуть ли не караванный путь организовывал, стаскивая Мойре в Мегатонну оружие и припасы на продажу, которые мне самому были не нужны, а уж чего стоило зачистить Арлингтонскую библиотеку ради довоенных книг, которые можно было потом выгодно продать... А если гуля убьют в первой же мало-мальски серьёзной схватке? Пройдоха-бармен, видя моё раздражение, начал с чувством описывать достоинства наёмника, и было ясно, что цену он не сбавит ни на крышку, так что мне оставалось решать, ввязываться ли мне в авантюру с попутчиком или продолжить путешествовать в одиночку. Я обернулся на наёмника и констатировал, что тот стоит на прежнем месте, не шевелясь, абсолютно безразличный к окружающему миру и, по всей видимости, собственной судьбе. Что ж, по крайней мере, он не из болтливых и скорее всего не будет надоедать, а если быстро погибнет в бою, то, может, и к лучшему. Я сильно сомневаюсь, что жизнь у этого Азрукхала лучше, чем обычная работа наёмника, пусть и рискованная, а в деле наёмника по крайней мере не так сильно зависишь от мелких прихотей хозяина. — Вот твои крышки, — бросил я на барную стойку засаленный мешочек. Тот как по волшебству исчез с обшарпанной поверхности, и вместо него лёг обтрёпанный лист, некогда, видимо, бывший из плотной хорошей бумаги. — Договор есть договор, мне крышки, тебе контракт, — довольно проговорил Азрукхал, снова потирая руки и тут же развязывая тесёмки мешочка, чтобы пересчитать крышки. Сделку он явно считал выгодной. – Всё, он твой. Можешь лично сказать ему об этом. Что ж, пойдём знакомиться. Захватив контракт, я бегло просмотрел его, заметил, что он бессрочный, а также, наконец, узнал имя своего нового приобретения – Харон, после чего я направился в угол бара, заново разглядывая гуля-солдата. Ничего необычного в нём на первый взгляд не было – обычная кожаная куртка, дробовик за спиной, отталкивающий вид полуразложившейся плоти – ну и не повезло же гулям с внешностью... Харон, заметив, что я его разглядываю, снова бросил один короткий пристальный взгляд: — Поговори с Азрукхалом. — Твой контракт теперь у меня, Харон, — спокойно ответил я, намеренно не предъявляя бумагу и с любопытством ожидая реакции. — О. – Ёмкий комментарий сопроводился слегка ожившим взглядом, скользнувшим по мне с ног до головы, профессиональный взгляд хорошего воина, оценивающего боевые качества по малозаметным внешним признакам. После небольшой паузы, требовавшейся, чтобы переварить новость, он продолжил: – Стало быть, ты мой новый наниматель. Тогда, если ты не возражаешь, перед тем, как я начну выполнять твои приказы, позволь уладить одно дело. Не слушая ответа и этим заинтриговав меня ещё больше – он же должен в теории ждать моих приказов, разве нет? – Харон подошёл к барной стойке и скрестил руки на груди: — Это правда, что ты продал мой контракт? Азрукхал обнажил в улыбке подгнившие зубы: — Правда. А ты что, хочешь попрощаться? Вместо ответа Харон прежде, чем кто-либо успел дёрнуться, выхватил дробовик из-за спины быстрым, точным движением и выстрелил Азрукхалу в голову, почти что приставив дуло ко лбу. Прогремел выстрел, оглушительно громкий в небольшом помещении, Азрукхала отдачей швырнуло на стену, голову снесло начисто, кровь расплескало по барной стойке... В баре наступила мёртвая тишина, а Харон, как ни в чём не бывало, закинул дробовик обратно за спину и повернулся ко мне: — Теперь я готов служить тебе. – Поймав мой ошарашено-настороженный взгляд, он пояснил: — Азрукхал был мразью, и я всего лишь получил возможность очистить от него мир. А теперь, к добру или ко злу, я служу тебе. Поймав несколько изумлённых взглядов жителей Подземелья, присутствующих при нашем разговоре, я решил отложить выяснение отношений на потом. — Пошли, — коротко бросил я, решительно направляясь из бара. Харон молча последовал за мной, едва заметно кивнув головой, и по его виду можно было не сомневаться – теперь он беспрекословно выполняет мои приказы. Только вот если я вдруг решу уволить его или кому-нибудь отдать его контракт, не попытается ли он отстрелить мне башку так же, как Азрукхалу? Уже взявшись за ржавую ручку двери выхода из подземелья гулей, я вспомнил, что винт-то купил, но не приобрёл стимпаков, а без них не то что наёмник, но и я не продержусь слишком долго. Вблизи Исторического музея не было никого, кто мог бы продать мне их, так что придётся возвращаться. К счастью, не к Азрукхалу... Где-то здесь, кажется, была клиника, там точно должны продавать стимпаки, так что я молча развернулся и направился на её поиски. Я - истинный наркоман, увидел винт и забыл обо всём на свете! Харон, что примечательно, молча тенью следовал за мной и не говорил ни слова, это давало надежду на то, что мы сработаемся. Клиника меня встретила подозрительно знакомыми хрипами диких гулей, которые, к счастью, были за решёткой, и ни с чем не сравнимым запахом лекарств, которому не мешал даже вездесущий, забивающий ноздри налёт гари и золы. — Чем обязаны? – рассеянно спросил гуль-доктор, практически не отвлекаясь от пометок в каком-то списке. Бросил взгляд на меня, на Харона позади меня, заинтересовался, отложил карандаш в сторону. — Мне бы пополнить припасы, — ответил я. – Стимпаки есть? — Этого добра — сколько угодно, — кивнул гуль, выдвигая ящик письменного стола и доставая ворох шприцов с активной смесью, стимулирующей быструю регенерацию тканей. При точном уколе один стимпак мог залечить вывих или даже перелом, что не раз спасало в передрягах на Пустоши. — Мне двенадцать, — сразу решил я, отсчитывая нужное количество крышек. — Заходите, если ещё припасы понадобятся, — добродушно ответил гуль, придвигая мне двенадцать шприцов, а остальные ссыпая обратно в стол. Затем неуверенно глянул на меня и спросил словно бы между делом: — Харон просто следит за порядком или вы его новый наниматель? Я дёрнул бровью: — Новый наниматель. Какие-то проблемы? — Нет, совсем нет, наоборот. У вас есть несколько минут на разговор? — Есть. В чём дело? – я скрестил руки на груди, пытаясь понять, что могло понадобиться от меня этому гулю. — Дело в том, что я уже давно занимаюсь исследованиями, поисками причин превращения людей в гулей, и уже немало преуспел в этом. Я мог бы вам объяснить свою научную теорию, если у вас есть такое желание... — Извините, но дело не столько в желании, сколько во времени, поэтому давайте ближе к делу, — попросил я. Доктор внимательно посмотрел на меня и вздохнул: — Мне не хватает подопытных гулей. Не диких, их легко отловить в окрестностях и в подземных метро, а разумных. Все жители подземного города в один голос поддерживают мои исследования, потому что это может быть их единственной надеждой, но после двух неудачных экспериментов с летальным исходом ни один больше не соглашается на добровольное тестирование опытных образцов вещества, способного в теории замедлить и затем обернуть вспять процессы разложения, которые делают здорового человека гулем. Я уже давно усовершенствовал рецепт и полностью исключил летальный исход, но, к сожалению, этот аргумент никого не убеждает. — И вы предлагаете... – я машинально обернулся на невозмутимого Харона. — Да, — кивнул врач. – Его предыдущий наниматель, Азрукхал, запрещал ему участвовать в экспериментах, боялся попортить товар, но я уже говорил, что исключил летальный исход. К тому же, сначала я начну с буквально микроскопической дозы, которая почти никак на нём не скажется, даже если вещество идеально работает, так что вы не подвергаете вашего наёмника никакому риску. – Заметив, что я несколько озадаченно смотрю на доктора, он добавил: — Крышки не проблема. Я буду платить за каждую инъекцию. Сто крышек вас устроит? Весомый аргумент. Хоть за мной и числилась масса добрых дел, большинство из них я делал из-за банальной выгоды, да и все так живут, если на то пошло. Тот же ТриДогнайт, активный боец «светлой стороны», без зазрения совести проповедует ту же философию – «я тебе ключик от склада с оружием, а ты мне тарелку для радиовещания...» — Если Харон согласен, то я не против, — кивнул я. Доктор нетерпеливо тряхнул головой: — Вы, наверное, ещё не совсем в курсе... Харон не может быть с чем-то согласен, он выполнит любую вашу волю, у него нет своей. Решение целиком зависит от вас. — Нет своей воли? – иронично хмыкнул я, вспоминая, как мозги Азрукхала разлетались по стенам. Повернулся к Харону, слышавшему весь разговор, спросил прямо: — Ты согласен на эксперименты этого уважаемого доктора? Харон коротко глянул на меня: — Как скажешь. Чёрт. Терпеть не могу таких вот «роботов». — Я спросил тебя о твоём мнении, а не о том, выполнишь ли ты мою волю, так что выкладывай, что ты думаешь об этом. — Мне всё равно. Я раздражённо выдохнул воздух: — Это приказ, если тебе так легче. Приказ ответить! Снова короткий взгляд – и спокойный безэмоциональный голос: — Я ответил. Мне действительно всё равно. Я пожал плечами и согласно кивнул доктору: — Договорились. Тот, не скрывая радости, засуетился, спешно отсчитывая крышки и готовя первую инъекцию: — Вам нужно будет периодически появляться в нашем подземелье для обследований и регулярных инъекций, пусть Харон также отмечает изменения в самочувствии. Каких-то значимых результатов можете не ждать, скорее всего мне понадобится ещё не менее тридцати лет, чтобы добиться существенной отдачи, но ваш вклад в науку просто неоценим! Я мило улыбнулся, пряча крышки в потайной карман боевой брони. *** Первая инъекция на Хароне никак не сказалась, по крайней мере сразу, так что оставаться в подземелье смысла больше не было, следующая экспериментальная инъекция будет только через неделю минимум. Полученные крышечки тихо позвякивали в кармане, и, абсолютно довольный жизнью, я вышел из подземелья гулей в холл Исторического музея, раздумывая, куда направиться теперь. У меня было несколько незаконченных дел, но ни за одно из них не хотелось браться, не проверив моего нового спутника в бою, иначе может случиться так, что я действительно зря заплатил две тысячи. Нужно было какое-нибудь место, где не слишком жарко, но и достаточно опасно, потому что на ком-нибудь вроде радтараканов проверять воинское умение – верх глупости, я ещё десятилетним мальчишкой из пневматической винтовки был способен их прибить. Проблема в том, что мы сейчас находились на развалинах Вашингтона, а тут очень мало «не слишком жарких» мест... Я задумчиво остановился перед пыльным чучелом мамонта с отломанным бивнем, попинал постамент, на котором тот стоял, от моих пинков бетон, после ядерных взрывов потерявший большую часть своей прочности, начал крошиться, и я поспешно прекратил своё занятие. Можно было допинаться до того, что это чучело, покачнувшись, рухнет мне на голову, и никакие стимпаки не помогут. Конечно, на пустоши всё, что могло рухнуть, уже рухнуло, но осталось ещё порядочно мест, где один неверный толчок или шаг может спровоцировать обвал. Харон в двух шагах от меня молча и безразлично ждал моего решения, что, кстати, на удивление не напрягало... Сплюнув на злополучный постамент, я направился к неприметным боковым дверям музея, решив не выходить из него, а просто разведать, насколько безопасны эти развалины рядом с поселением гулей. Оставалось только надеяться, что супермутантов здесь нет, а с любой другой мелкой шушерой я справлюсь, если наёмник окажется никудышным в бою. Когтей смерти тут нет – и слава богу... Я присел, машинально переходя на бесшумный шаг, как всегда делал при разведке местности, точные выстрелы из укрытий немало экономили стимпаки и патроны, так что скрытность, как ни крути, оказывалась необыкновенно выгодной и требовала только терпения. Уже подойдя бесшумным шагом к двери, за которой начинались неизведанные развалины помещения музея, я спохватился, что не отдал должной команды Харону, но, обернувшись, обнаружил его присевшим в нескольких шагах от меня, сосредоточенного и бывшего в полной боевой готовности. Одобрительно хмыкнув, я толкнул дверь, мысленно засчитывая пару очков в пользу своего зомби-приобретения, он пока что оправдывал мои надежды. Едва распахнув дверь, я услышал очень знакомый характерный хрип диких гулей, мерные полугудки-полущелчки автоматических турелей и периодически повторяющиеся автоматные очереди. Судя по тому, что не было слышно ругательств и криков, а только разъярённое шипение диких гулей, я констатировал, что гули нарвались на автоматическую турель, которая их расстреливает. Вот и хорошо, пусть разбираются друг с другом, а я разберусь с выжившими... Осмотревшись вокруг, я заметил на втором этаже открывшегося передо мной холла светящееся табло терминала, наверняка отключающего автоматические пушки. По второму этажу быстро пробежал дикий гуль, скрывшись в одном из проходов, послышалась новая автоматная очередь... — Вот ты где! – внезапно рявкнул рядом со мной Харон, вскакивая и в один миг взлетая по лестнице наверх следом за пробежавшим мимо диким гулем. Я и рта не успел раскрыть, как раздался грохот его дробовика, эхом раскатившийся по большому помещению и переполошивший, судя по хрипам, ещё не менее трёх гулей, обретавшихся неподалёку. Я, пока что так никем и незамеченный, с силой стукнул себя прикладом лазерной винтовки по лбу: наёмник всё-таки идиот! Он бы ещё из «толстяка» палить начал, чтобы уж наверняка всем заявить о своём местонахождении! Не говоря уже о том, что он даже не подумал отключить турели через терминал или хотя бы спросить у меня, умею ли я это делать... Матерясь сквозь зубы, я подбежал к лестнице, слыша скупые выстрелы дробовика Харона и надеясь, что у него хватит ума и ловкости не соваться прямо под пули, однако дальнейшее повергло меня в некоторый шок: воинственный хрип гулей, доносившийся откуда-то из глубины помещений, после пары выстрелов дробовика замолк, следом после громкого хлопка заткнулась и турель. Из троих гулей, бежавших на звук выстрелов со всех ног, один сразу лишился головы, второй, кажется, добежать тоже не успел, а третий через буквально пару секунд бросился мимо меня по лестнице вниз со второго этажа, улепётывая так же быстро, как бежал на звук. Он так нёсся, что не заметил меня, присевшего у перил и в некотором остолбенении ни капли не участвовавшего в развитии событий... Следом за гулем выметнулся Харон, сбежал по лестнице, двумя выстрелами в спину упокоил радиационную нежить, но и на этом не остановился, принявшись распахивать в окрестностях все двери и уничтожать всё живое, что попадало в прицел его дробовика. Вскоре грохот выстрелов затих, и Харон, прилежно присев, бесшумно вернулся ко мне, замирая каменным изваянием в двух-трёх шагах, как ни в чём не бывало. На мой приоткрытый рот и от неожиданности опущенный к полу ствол лазерной винтовки он отреагировал цепким и внимательным взглядом, готовый выслушать любые претензии. — Ну ты даёшь, — выдавил я из себя, наконец, первую цензурную мысль. – Ты всегда так дерёшься или только поначалу нанимателя удивлять решаешь? На миг крепче стиснув зубы, Харон ровно спросил: — Я что-то делаю не так? Если тебя не устраивает моя тактика... — Я не об этом. — Тогда о чём? Я отмахнулся стволом лазерной винтовки и отправился обыскивать трупы диких гулей на предмет патронов или медикаментов, попутно обдумывая ситуацию. Оказывается, этот наёмник стоил двух тысяч, Азрукхал, пожалуй, ещё и продешевил, но, к счастью, он об этом уже никогда не узнает. И всё же это вот нарочитое швыряние себя на пули мне не нравилось, ладно дикие гули, они не являются сильными противниками, если только не сбиваются в стаи, ну а если попадётся тройка супермутантов-мастеров? Где этот непутёвый напарник-гуль выскочит на них, там и могилку сложат! Забавно. Такое ощущение, что он мой домашний зверёк, этакий зомби, которого надо воспитывать. Если пореже на него смотреть, ощущение появляется весьма любопытное. Только не стоит, наверное, озвучивать этих мыслей, даже если я чувствую перед ним своё бесспорное превосходство в опыте выживания на Пустоши... — Привал. У той бочки, — указал я на бак, в котором разгорелось пламя от попавших в него пуль. Харон просто кивнул, направляясь туда и не спрашивая, зачем нужен привал, если мы оба ещё не успели устать, встреча с парой одичавших гулей не в счёт. Привал устроили мы знатно – подтащили к горящей бочке два ободранных, но всё ещё относительно мягких кресла и слегка поджарили мясо браминов на двух кабелях, срезанных, а точнее отстреленных с целого витка, свисающего с потолка. Кабели были старые, пыльные, изоляция с них давно облезла, но они были ещё прочные и почти не гнулись, так что своеобразный ланч у нас прошёл с комфортом. Счётчик Гейгера, встроенный в пип-бой, исправным треском предупреждал о том, что мясо браминов радиоактивно, но я уже очень давно не обращал на это внимания... — Итак, Харон, давай поговорим. – Я удостоился довольно угрюмого, но внимательного взгляда водянистых глаз, которые, кажется, были когда-то зелёными или голубыми. Если бы я не притерпелся к гулям за время моих скитаний, то мог бы и передёрнуться от его вида, но я привык игнорировать внешнюю оболочку. Многие люди в Тенпенни-тауэр куда хуже иных гулей. Прожевав очередной кусок жестковатого и отдающего гарью мяса, я продолжил: — Азрукхал сказал, что ты исполняешь любые приказы тех, у кого твой контракт. Это правда? — Да. – Он ограничился коротким ответом. — Значит, ты выполнишь любой мой приказ? — Да. Прелесть какая. У меня что, персональный раб? Терпеть не могу работорговли! — Ты хочешь освободиться? Харон не колебался ни секунды: — Нет. Я выразительно выгнул брови: — Я имел в виду, что отдаю тебе твой контракт и мы мирно расходимся. — Я тебя чем-то не устраиваю? – резкий хриплый голос, ставший более злым. Я озадаченно покачал головой: — Как раз наоборот, но я покупал наёмника, а не раба. И если ты... — Позволь тебе кое-что прояснить, — резко перебил гуль. – Я выполняю твои приказы только потому, что у тебя мой контракт, это долг и ничего больше. На мне нет никакого ошейника со взрывчаткой, меня не продавали в рабство, так что за свою совесть можешь быть спокоен. Если я тебя чем-то не устраиваю, прикажи. — И это ты называешь не рабством? Вместо ошейника – так называемый долг и ветхая бумажка бессрочного контракта? Во взгляде гуля появилось мрачное терпение, он не ответил на вопрос, но явно готов был стойко пережидать любые увещевания. Ничего себе промывка мозгов! Он действительно не считает это рабством... — А если я прикажу умереть? — Это приказ? – бесстрастно уточнил гуль. — Это вопрос, дубина, — я начинал слегка раздражаться. Безликий спутник у меня, оказывается. Это что же, я буду путешествовать с этаким зеркалом, отражающим все мои приказы? Даже у роботов запрограммировано больше личностной основы! — Выполню. – Снова безграничное терпение. Интересно, сколько людей и гулей до меня пытались его так расспрашивать? — А если прикажу убить меня самого? – я пытался понять логику, обозначить границы дозволенного и выяснить как следует, с кем свела меня судьба. – Это тоже вопрос, — на всякий случай уточнил я. — Убью. – Терпеливый и чёткий ответ, любопытное сочетание. — А если меня заставят это сделать под дулом пистолета? — Если у меня будет подозрение, что ты отдаёшь приказы не по своей воле, то я сделаю то, что приказывал предыдущий владелец – уничтожу угрозу, не выполняя твоих приказов. – Казалось, в его «программе» предусмотрены все случаи. — А если я буду не в себе? Не по вине кого-либо, а просто так получится? На сей раз Харон ненадолго задумался. Да, мне многие говорили, что я изобретателен на подобные каверзные вопросы и проверки разнообразных ситуаций, у меня очень хорошо развита наука, и я привык иметь дело с компьютерными системами, где всё предельно логично. Харон мне отчасти напоминал некую программу-головоломку, к которой нет ключа. По крайней мере, пока что нет. — Если ты не дашь заранее определённых приказов, буду действовать по обстоятельствам, стремясь сохранить наши жизни. Позже, когда ты придёшь в себя, попрошу подтвердить приказ. — Если меня убьют, заберёшь свой контракт? — Нет. Я буду находиться поблизости от тела, пока кто-нибудь не наткнётся на него и не заберёт контракт. — А если никто не придёт? — Я буду ждать. Мне снова захотелось дать себе прикладом винтовки по лбу. Смотритель всемогущий, да кто так издевался над сознанием людей?! — Откуда ты? — Не помню. – Лёгкий, спокойный ответ. Хм... — А если я прикажу тебе говорить правду? Спокойный взгляд в ответ и молчание. Ладно, не хочет говорить правду, не надо, у нас ещё много времени впереди. Может, удастся заставить его говорить без приказов. — Ладно, проехали. Вернёмся к контракту: что если его у меня выкрадут? — Я останусь верен тебе, бумага – только символ передачи власти. Я напишу новую и она будет иметь прежнюю силу. Чтобы я перестал тебе служить, тебе надо отдать или продать контракт другому человеку добровольно. — А если мне вздумается отдать его супермутанту? Добровольно? На лице гуля отразилось плохо скрываемое ругательство «как же меня достали эти гладкомордые», но ответил он по-прежнему ровно: — Буду служить супермутанту. Я скептически хмыкнул, но расспросы остановил. В общем и целом картина была ясна – личность у него всё же имелась, эмоции тоже, да и решимости не занимать, он преспокойно отстрелил голову бывшему хозяину без всякого рабского почтения, у него просто что-то вроде заскока на почве служения, который ему кто-то крепко вбил в голову. Идеальный наёмник, но, увы, не идеальный попутчик. Если каждое слово из него придётся приказами вытягивать, то будет не очень-то весело... — Есть какие-нибудь предпочтения? – спросил я, меняя тему. Харон ответил непонимающим взглядом, и я раздражённо пояснил: — Что тебе необходимо, чтобы функционировать нормально? Запас стимпаков, патроны, приказы заранее, что-то ещё? Вот этот вопрос ему был привычен, он чётко ответил: — В стимпаках я не нуждаюсь, у меня неплохая регенерация тканей, патроны я всегда запасаю свои. Если пожелаешь, чтобы я стрелял другим оружием, тогда да, нужны и патроны, а в мой дробовик у меня всегда найдётся что зарядить. Мне не страшна радиация, мало нужен сон. Приказы заранее нужны только в том случае, если тебя не устраивает моя тактика ведения боя, в остальном я обучен сражаться и защищать нанимателя в первую очередь. — Меня не устраивают две вещи. – Водянистые голубовато-зелёные глаза с готовностью глянули на меня, и я продолжил: — Первое – кончай лезть под пули. Бегать вокруг меня и сдувать пыль не надо, я и сам неплохо обращаюсь с оружием, а твой труп является очень плохой защитой мне как нанимателю. Так что будь добр просто прикрывать мне спину и не лезть вперёд. Короткий, едва заметный, но серьёзный кивок. — И второе, — я сдвинул брови, — мне нужен попутчик, слушающийся приказов в бою, но не машина, которая просто ходит за мной на привязи и умеет стрелять. Не знаю, что тебе приказывали предыдущие хозяева и не хочу знать, но своё мнение можешь высказывать свободно. — Я не совсем точно понял последний приказ, — ответил Харон, но я с удовлетворением заметил, что он снова ненадолго задумался и уже самую каплю меньше напоминал боевую машину без собственной личности. Ничего, ты ещё приучишься спорить со мной, чертыхаться, едва не порвав растяжку-ловушку, и ворчать на жёсткое мясо, которым придётся питаться чаще, чем хотелось бы... И будет из него нормальный наёмник, а не машина без мозгов. В критической ситуации наёмник, думающий своей головой, неизмеримо полезнее того, кто действует строго по приказам. — Мой приказ – думать, — отрезал я. – И высказывать своё мнение. Если я буду идиотом, мне нужен кто-то, кто скажет об этом, а ошибок я успел насовершать уже немало, чудо, что живым остался. Приказ ясен? — Да. – Ну вот, хоть что-то хорошее. Удовлетворённо кивнув, я отбросил пустой импровизированный шампур в ближайшую кучу мусора и поднялся с ободранного кресла. — Значит, пошли. Вопросы, кстати, есть? – я привычно сбросил с плеча винтовку и не глядя начал перезаряжать её. — Как мне тебя называть? Я фыркнул: — «Мой повелитель»! — Хорошо, мой повелитель. – Ни грамма иронии. Я поморщился: — Я тебе приказывал головой думать или нет? Как хочешь, так и зови. Меня иногда ещё называют Сто первым. ТриДогнайт удружил, спасибо ему огромное... – проворчал я, вспоминая, как перемывает мне косточки ди-джей светлой стороны в прямом эфире на всю Столичную Пустошь. Харон немного подумал, поднял на меня мрачный взгляд, в котором мелькнуло что-то необычное: — А если я буду звать тебя гладкомордым? Ну наконец-то хоть какое-то личностное поползновение! Я иронично улыбнулся в ответ: — Ничего не имею против, но, в таком случае, я буду звать тебя зомби. – Я ещё не встречал гуля, которому бы нравилось, когда его называют мертвяком или зомби, так что я был уверен, что и это чудо природы не захочет так зваться. Харон мрачно усмехнулся самым краем рта, что можно считать большим достижением с его минимумом эмоций, и заключил: — Буду звать тебя так, как привычнее – хозяин. Или Сто первый, — добавил он. Безразлично пожав плечами, я кивнул и молча перешёл на бесшумный шаг, держа винтовку наготове, Харон тут же последовал моему примеру, мгновенно став серьёзным и замкнутым профессионалом. Я в нём не ошибся, он не из тех, кому дашь поблажку и он тут же перестанет подчиняться приказам... Исторический музей я решил не исследовать, я не испытывал особой страсти разведывать локации без определённого настроения или цели, так что я направился прочь из музея и сверился с пип-боем, чтобы идти наверняка в нужную сторону. Дел на Пустоши оказалось невпроворот, и если подсуетиться и не бояться лезть в опасные места, можно было выручить немало крышек, не говоря уже о том, что можно было разжиться патронами, при этом не усеивая свой путь многочисленными трупами и не тратя, собственно, на эти трупы ещё больше патронов. — Пойдём мимо Технического музея, — отрывисто бросил я, сосредотачиваясь на бесшумном шаге и постоянно сверяясь с картой. – Следуй строго за мной, тихо и бесшумно, пальбу не открывай. Я вычищал окрестности Молла несколько раз, но эти проклятые зеленокожие супермутанты упорно продолжают устраивать там своё логово. Проще будет просто пройти вплотную к зданию и миновать опасный участок. В последние четыре раза я так и делал, правда, один супермутант меня всё же заметил, но я легко от него ушёл. Задача ясна? — Да, хозяин. Я передёрнул плечами, но промолчал: время разговоров прошло, к тому же, я сам ему сказал, чтобы называл меня так, как хочет. Вот и пусть называет, привыкну как-нибудь. Марш-бросок по развалинам Вашингтона – та ещё задачка, никогда не предскажешь, где будет очередной завал, и порой приходится отмахивать порядочный кусок пути назад только из-за того, что дорога оканчивалась очередным тупиком. Слишком много высотных зданий обрушилось, слишком много стен превратилось в непроходимые насыпи из обломков, и повсюду от любого движения взвивалась цементная пыль, оседавшая порой настолько толстым слоем, что удержаться от кашля было невозможно. О доспехах и оружии, скрипевших от пыли и изнашивавшихся с поразительной скоростью, нечего и говорить было. К счастью, избалованные Убежищем лёгкие после нескольких затяжных рейдов начали постепенно привыкать, переставая постоянно сжиматься от оседавшей в них мелкой взвеси, и оглушительное чихание всё реже и реже объявляло обитателям Пустоши о моём присутствии в самые неподходящие моменты. Пустые вымершие улицы создавали довольно жуткое впечатление того, что из каждого окна на тебя кто-то угрожающе смотрит, но к этому ощущению тоже быстро привыкаешь. Взгляд больше не цепляется за разрушенные карнизы, выбитые окна, зияющие проёмы дверей; гораздо важнее оказывалось смотреть на индикатор живых существ, встроенный в пип-бой, и только в случае появляющихся на нём сигналов начинать осматриваться пристальнее. Пустые улицы редко представляли опасность, разве что можно было нарваться на какую-нибудь случайную мину, оставленную супермутантами или выходцами Братства Стали, но это я обычно замечал заранее. Сейчас как раз был тот случай – на радаре полное затишье, ранее утро давало отличное освещение... Так, впереди движение. Я мигом спрятался за углом ближайшего полуразвалившегося здания, прислушиваясь к любым звукам, доносящимся спереди, затем осторожно выглянул, оценивая расстояние до ближайшего врага. Генетически заложенная во мне программа V.A.T.S., гордость нашего Убежища, сработала без осечек, позволяя на короткое время сосредотачиваться и сильно увеличивать скорость реакции, жаль только, что хватало этого сосредоточения всего на три-четыре выстрела, потом нервная система не выдерживала перегрузки и переходила на обычный режим восприятия реальности, какое-то время восстанавливаясь. Но три-четыре мгновенных выстрела порой являлись спасительной соломинкой, что приходит на помощь утопающему и помогает ему, без этого умения мой труп уже давно был бы съеден болотниками или разодран супермутантами в каком-нибудь забытом богами уголке Пустоши... Мда, легки на помине. Супермутанты, трое, но довольно далеко, что давало шанс проскочить мимо. У одного миниган, шестиствольная пушка, которая лупит длинными хлёсткими очередями, ох и не поздоровится же нам с гулем, если он нас заметит, подстрелить его издалека мне не хватает точности, а вот ему особой точности и не надо. Что ж, мне сказочно повезло, что Харон умеет красться, и у нас были все шансы проскочить без драки. Обходя дурацкие клумбы около здания Технического музея и каждую секунду рискуя быть замеченными, мы добрались-таки до дверей самого музея, нервные и напряжённые. На датчике живых существ, к сожалению, не отображалось, как много этих тварей сейчас в самом здании, слишком толстые стены, так что придётся входить. — Я припрятал здесь кое-какие вещи, хочу забрать, — пояснил я Харону вполголоса, нервно оглядывая на вид пустынный холл музея с полуобвалившимися лестницами. – Смотри в оба. На датчике пип-боя есть движение, но я не знаю, насколько далеко обосновались супермутанты. Без нужды в бой не ввязывайся, лучше... – я услышал тяжёлые неуклюжие шаги совсем рядом, буквально за углом, и прикусил язык: нас заметили, и к тому же они оказались совсем рядом. К чёрту экономию! Массивный супермутант показался из-за угла и моментально заметил нас, слишком мало теней было рядом. — Я обглодаю твои кости! – взревел супермутант, хватаясь за ружьё. – И высосу из них мозг! На разговоры я времени не тратил, берёг дыхание, и сразу взвинтил темп, хватало обычного мысленного сосредоточения, чтобы запустился такой короткий и такой спасительный режим V.A.T.S., временно перестраивающий мою нервную систему. Выстрел, другой, третий... Проклятье, супермутант быстр, успевает выстрелить в ответ, и вдобавок толстокож, четырьмя выстрелами из лазерной винтовки его не завалить... Но рядом гремит дробовик Харона, и через пару секунд всё кончено, и даже без потерь, супермутант промахнулся. Не забывая о скрытности, я тут же направился в самый дальний угол холла, где в свой прошлый приход сюда свалил несколько обрезков металла, не уместившихся в моём рюкзаке, пару книг и одну лазерную винтовку, которую можно будет на досуге разобрать и подлатать мою собственную, заменив сносившиеся детали. — Не теряй бдительности, — бросил я Харону, скидывая с плеч рюкзак. Строго говоря, это был не рюкзак, а небольшой контейнер, шикарнейшее изобретение знаменитой компании Волт-Тек, и помимо Убежищ это самая удачная их идея. Рюкзак работал по принципу расщепления материальных вещей на микроскопические части и построения заново, отец мне когда-то очень просто объяснял это. Набрав специальную команду на табло рюкзака-контейнера и положив рядом любой предмет, можно было запихнуть его в рюкзак, даже если предмет в пять раз больше его самого. Чудо от Волт-Тек сначала расщепляет его на какие-то хитроумные мелкие частички, после чего их архивирует в свободной ячейке памяти и запоминает последовательность сцепления этих частичек. При наборе обратной комбинации на табло рюкзак проецирует нужный предмет рядом, собирая его из частичек обратно. Фактически он работал по принципу конструктора, разбирая любой предмет на части, упаковывая в удобоваримый формат, а потом воссоздавая в первоначальном варианте, так как все составные детали и последовательность их сцепления надёжно хранились в его памяти. К сожалению, чудес не бывает, и даже при такой мощной технологии слишком много тяжёлых вещей в рюкзак не запихнёшь, поскольку вещи при расщеплении теряют вес не полностью, но и без этого рюкзак был абсолютно неотъемлемой частью путешествий по опасным и негостеприимным местам Пустоши. Единственная проблема, которая часто возникала – приходилось какое-то оружие всегда таскать с собой, потому что при угрозе жизни быстро скинуть с плеч рюкзак и набрать код не получалось, вдобавок пара секунд теряется на то, чтобы рюкзак воссоздал вещь, так что самое необходимое я хранил при себе. Ещё проблемой была моя непомерная жадность, когда я понимал, за сколько крышек бы мог продать найденные на развалинах вещи, но не мог унести их с собой, потому что все ячейки памяти рюкзака уже были полны... Конечно, можно было заставить рюкзак работать с перегрузкой, но тогда давала сбой система, облегчающая вес вещей, и рюкзак приходилось тащить волоком, двигаясь по пять шагов в час. Сейчас рюкзак был наполовину пуст, так что я с чистой совестью набрал код расщепления винтовки на части, туда же отправились обрезки металла, которые можно будет потом выгодно обменять, и несколько довоенных книг, которые я исправно сплавлял Братству каждый раз, когда проходил мимо Арлингтонской библиотеки. Вот и всё, можем отправляться. Снаружи музея я буквально нос к носу столкнулся с двумя супермутантами, патрулировавшими окрестности, так что у нас с гулем какое-то время было только одно желание – выжить и привлечь к себе как можно меньше внимания, потому что если сюда сбегутся все зеленокожие с окрестностей, нам несдобровать. К счастью, нам удалось сравнительно легко отделаться, раны были только касательные, и мы успешно ушли от преследования. Однако ссадины болели и зудели, начинала сказываться общая усталость от боя, и я решил передохнуть в ближайшем укрытии подальше от Технического музея. Ошибкой было попытаться укрыться в здании Мемориала Линкольна, давно облюбованного работорговцами... И вот теперь я вместе с Хароном лежу за невысоким укрытием рядом с трупом работорговца, который раньше занимал здесь удобную позицию, и чертыхаюсь, костеря свою невнимательность на чём свет стоит. Чего мне стоило, прежде чем идти сюда, посмотреть на датчик движения, встроенный в пип-бой? Или хотя бы подумать головой, ведь на развалинах Вашингтона нет необжитых мест, в отличие от редких и никому не нужных домов на Пустоши за пределами города! — Сейчас ты у меня получишь! – долетел до меня крик работорговца, и по укрытию застучали пули автоматной очереди. Чёрт, влипли! — Харон, сколько у тебя патронов? Гуль обшаривал взглядом окрестности, строя в уме какой-то план. — Пока достаточно, хозяин. — Хорошо, потому что отстреливаться нам придётся весьма активно. Их больше, и огонь по нам слишком прицельный, очень тяжело высунуться, при этом не получив пулю в лоб. – Я зло передёрнул затвор, рыкнул: — Дерьмовая у меня башка! Догадался же я сюда сунуться отдыхать... — Сейчас будет легче, — бросил Харон, и прежде, чем я спросил, в чём дело, он выметнулся из-за укрытия прямо под пули. Матерясь сквозь зубы, я на короткий миг выпрямился, открыл по работорговцам неприцельный огонь, чтобы они не прибили моего наёмника, являвшегося сейчас мишенью номер один. Выпустил всю обойму, нырнул за укрепление, перезаряжая винтовку. Проклятье! Тысячу дохлых радтараканов ему в задницу, что этот гуль вытворяет?! Какого чёрта он это сделал? Его счастье, что он успел добежать до укрытия справа от меня, и, кажется, даже невредимый. Огонь работорговцев, конечно, разделился, но позиция Харона теперь была намного менее защищённой, чем моя, а я ведь только что израсходовал последний стимпак, я даже чувствую отзвук холодка, разошедшегося по венам от укола, регенерация сработала без осечек и я вполне в состоянии сражаться ещё долгое время без риска быть убитым случайной пулей, схлопоченной из-за лишней нерасторопности. Дробовик Харона огрызался короткими хлопками, пять хлопков, пауза, снова пять хлопков, свой пятизарядный дробовик Харон менять наотрез отказывался по каким-то своим причинам, и хотя он вряд ли бы пошёл на прямое неподчинение, я не хотел обострять отношения. О чём я теперь жалею, да поздно... — От меня не спрячешься! – долетел до меня выкрик работорговца откуда-то слева, почти вплотную к пандусу рядом с широкими ступенями. Присев пониже, чтобы укрепления служили мне защитой, я взглянул на индикатор живых существ на моём пип-бое и увидел, что работорговец мечется за укреплениями, не решаясь вылезти под открытый огонь, но скорее всего это ему быстро надоест, работорговцы не отличались излишним терпением. Подождав, пока индикатор замрёт примерно в одной позиции, я быстро оставил пип-бой в покое, вскинул винтовку, резко выпрямился и привычно сосредоточился на фигуре слева от меня, стараясь не думать о том, что я являюсь сейчас прекрасной мишенью. Адреналин зашумел в ушах, течение времени замедлилось, я почувствовал, как вшитая в меня программа V.A.T.S. запускается, на время многократно увеличивая мою скорость реакции. Это, конечно, преждевременно изнашивает организм, но кого это волнует... Прицел винтовки помогает выбрать цель, палец жмёт на курок, привычно сдвигается рука, чтобы погасить отдачу и не дать ей повлиять на прицел, хотя у энергооружия отдача просто смехотворная, это вам не гранатомёт. Два промаха, один скользящий выстрел – я успеваю заметить, как работорговец хватается за голову, сквозь пальцы просачивается кровь, сильно обожжён висок, но он забывает об ответном огне, и мой следующий выстрел попадает точно в шею, снося голову с плеч. Редкий случай, когда лазерная винтовка отрывает голову, обычно мощный лазер прошивает тело насквозь и оставляет только горстку пепла с малоидентифицируемыми останками. Тупая боль ударяет в плечо, я мигом ныряю за укрытие, держась за руку, которая начала неметь. На броне, закрывающей предплечье, виднелась здоровая вмятина, от пули сталь защитила, но сильный ушиб скоро совсем исключит возможность пользоваться правой рукой. А это значит, что прицел у меня будет не ахти, что в сочетании с окончившимися стимпаками чрезвычайно радует... Чертыхнувшись, я ослабил ремни и кое-как отстегнул часть брони, снял с руки, чтобы вмятина не давила на ушиб, но легче стало ненамного, пальцы уже начинали плохо слушаться. Вывих, перелом? Некогда определять, осталось надеяться, что если мы с Хароном всё-таки перебьём работорговцев и останемся живы, то у кого-то из них найдутся стимпаки... Кстати, как там Харон? Я выглянул из укрытия, рискуя получить шальную пулю в голову, и понял, что дела совсем плохи – он был дважды ранен и стрелял почти вслепую, не распрямляясь над баррикадой, с одной руки, неприцельно, вторая рука зажимала живот. А кровь у гулей такая же красная, как у людей... Работорговцы уже сообразили, что Харон не способен дать полноценный отпор, я видел и без радара, что двое уже подбирались к его укрытию, стреляя почти без перерыва и не жалея патронов, ещё немного – и с наёмником придётся распрощаться. — Харон! Сюда, живо! Это приказ! – рявкнул я, лихорадочно сбрасывая с плеч рюкзак и набирая нужный код. К счастью, это можно было сделать и левой рукой... Хитроумное изобретение от Волт-Тек послушно издало тихий щелчок и спроецировало рядом массивную пушку, она буквально секунду померцала в воздухе, а потом обрела вес и тяжело грохнулась на пыльные ступени. Рядом горкой ссыпались мини-ракеты для неё, едва не раскатившиеся по изъеденному трещинами бетону. Как бы я ни экономил патроны к «толстячку», придётся, видно, отложить экономию на потом... Харон уже подбегал ко мне, пригнувшись и с силой зажимая руками живот, когда я взваливал на плечо немалую тяжесть мощного оружия. Рванувшие следом за Хароном двое работорговцев буквально вылетели на меня, один с внушительной бейсбольной битой, поскольку у него кончились патроны, а второй с автоматом наперевес. Увидев жёлоб для ракеты, нацеленный точно на них, они резко затормозили, попятились и рванулись прочь: — Отступаем! Отступаем, вашу мать!! Какое счастье, что это люди, на миг подумал я, с трудом придерживая тяжёлого «толстяка» почти полностью онемевшей рукой. Им ведомо чувство самосохранения. А вот супермутанты прочь никогда не бегут, даже смертельно раненые, и дулом ракетницы их не испугаешь... Обеими руками нажав на пусковой рычаг, я пошатнулся от отдачи, едва не промазав по убегавшим спинам работорговцев, грохот взрыва заложил уши, я даже чуть не опрокинулся на спину от слишком близкой ударной волны. Смотреть, насколько сильно зацепило работорговцев, мне было некогда, я чувствовал, что онемевшие пальцы вот-вот не удержат оружия. — Харон, заряди! – я присел перед гулем, приподнимая пушку обеими руками. Сам я зарядить неработающей рукой точно не мог... Харон не стонал, не хрипел, просто часто дышал от сильной боли, и хотя ранения в живот являлись одними из самых опасных и болезненных, он как хороший солдат смог отнять руки от раны, схватить ракету и зарядить её в «толстяка». Характерный звон взведённой пружины – и я собираю резервы, выбегая из укрытия. Только бы предыдущий взрыв заставил работорговцев поостеречься, только бы они не попытались меня подстрелить, пока я до них не добрался... Взгляд на радар помог определиться с тем, сколько осталось врагов, их было двое, они прятались за массивными колоннами Мемориала Линкольна. Забежав за колонны на достаточном расстоянии от них, я изо всех сил надавил на спусковой рычаг, снова шатаясь от отдачи, боднувшей в плечо. Взрыв, грохот, земля уходит из-под ног... Проморгавшись, я в первую очередь смотрю на индикатор живых существ и замечаю только одного – Харона, оставшегося позади меня. Ну хоть не догадался рвануться за мной! Я вернулся к своему укрытию, с облегчением сбросил с плеча «толстяка» рядом с рюкзаком и дал ему команду проецировать оружие обратно. Потрачены всего две ракеты, это хорошо, я думал, будет больше... Подобрав с земли любимую лазерную винтовку, я закинул её за спину и присел перед привалившимся к укреплению Хароном, который уже едва слышно начал стонать, глухо, безнадёжно и зло. С силой отведя его руки и не обращая внимания на кожные язвы, я осмотрел рану и чертыхнулся: с такой далеко мы не уйдём, надо останавливаться на долгий ночлег, здесь даже есть удобные кровати, но дело в том, что это место облюбовано работорговцами, и даже если сейчас они все перебиты, сюда точно придут новые. Нас вполне могут застать врасплох во сне, и тогда нас не спасёт даже «толстячок», я просто не успею его достать. Положив любимый дробовик гуля ему на колени, я приказал: — Сиди здесь, я поищу стимпаки. Я слышал, что они гулям мало помогают, но тебе сейчас главное немного подлечиться, потому что здесь оставаться нельзя. Не высовывайся! – я вновь с тревогой глянул на радар, опасаясь заметить кого-нибудь ещё, но было тихо, по крайней мере пока. – И не подпускай к себе радтараканов! – Харон повернул ко мне голову, и я пояснил: — Ты же знаешь, эти мелкие твари чуют кровь, а в твоём состоянии пары укусов будет достаточно, чтобы ослабеть окончательно! Я пробежался по ступеням, не забывая периодически поглядывать на радар. Я никогда не забуду своего ужаса, когда в СуперМарте я, сильно раненый, неторопливо и спокойно обыскивал пустые помещения, зная, что убил всех рейдеров, устроивших там логово, но внезапно ожил локальный интерком – прибыли новые рейдеры, и я оказался раненым в ловушке, ещё тогда не умевший красться, чтобы незамеченным выскользнуть из магазина. С тех пор я в разы более внимателен, и ещё жив отчасти благодаря этому. Обыскивать окровавленные останки с выплеснутыми на асфальт кишками и сахарно белевшими сломанными костями – занятие не из приятных, но я едва замечал кровь, сосредоточившись на поиске лекарств. У человеческой психики всегда была великолепная приспособляемость... Проклятье! Чтоб их супермутанты задрали! До хрена патронов и ни одного стимпака! Работорговцы что, считают себя бессмертными? Всё, что я нашёл, это баночку баффаута, завалившуюся за одну из кроватей. Баффаут, конечно, временно придаёт немало сил, но он не лечит... Однако придётся, видимо, обходиться тем, что есть. Тряхнув баночку и удовлетворённо услышав, как об стенки стукнулось несколько таблеток, я бегом вернулся к Харону. Счастье, что повреждённая рука не мешала бегу, ненавижу, когда ранят ноги... Когда я забежал за укрепления, я едва не налетел на дуло дробовика, шарахнулся в сторону, но Харон уже опускал оружие. Не хватало ещё заряд картечи от своего же наёмника получить... Гуль подрагивающей рукой протянул мне дробовик, выдохнул сквозь зубы: — Возьми. Пригодится. Оставшиеся патроны в рюкзаке, там же есть... — Рано помирать собрался, — отрезал я, рывком срывая крышечку с упаковки баффаута и высыпая на ладонь все имевшиеся там таблетки. – Ты дойдёшь со мной до безопасного укрытия и только посмей сдохнуть по дороге! — Ты сдохнешь вместе со мной! – рявкнул он зло. — А это уже моя забота! – тоже повысил голос я. – Если начну из-за тебя подыхать, лично пристрелю, чтобы твой грёбаный кодекс чести не мешал тебе жить, а до тех пор выполняй приказ! Или стоит тебе прищемить палец, как ты забываешь все свои заявления о верности до гроба?! Подействовало, Харон заткнулся, только смотрит недобро, но молчит. Я ссыпал таблетки в его ладонь, не обращая внимания на то, что она в крови, быстро набрал на своём рюкзаке нужный код, чертыхнулся: — Чистой воды нет, осталась только радиоактивная... – Сжав бутылочку в руке, я внезапно вскинул голову: — Радиация! Ты же гуль! Тебе не просто наплевать на радиацию, ты регенерируешься от неё, она запускает в гулях процесс регенерации! Харон, морщась от боли, непонимающе смотрел на меня, а я уже пихал ему в руки вторую бутылочку: — У меня только две, но это не важно, скоро мы найдём укрытие. Да пей же эти чёртовы таблетки! Больше не переча, он слегка дрогнувшей рукой закинул таблетки в рот и запил их радиоактивной водой, а я уже закидывал рюкзак на плечи, шипя от ноющей боли в ушибленной руке, пробивающейся даже сквозь онемение. Радиация – уж её-то точно найти гораздо проще, чем стимпаки, на развалинах Вашингтона полно мест, где зашкаливает счётчик Гейгера, и это совсем необязательно будет вода, в воде ослабевший Харон, пожалуй, ещё и утонет, надо просто искать радиоактивное место... Я открыл карту в пип-бое, лихорадочно просматривая отмеченные локации, хотя это по большому счёту было бесполезно – кто додумается отмечать на карте пип-боя радиоактивные ямы от бомб? Их до черта, а ячейки памяти в пип-бое не резиновые, да и потом запутаешься в многочисленных отметках всяких мелочей... Так, кажется, я натыкался на что-то подобное на пути к гостинице «Стейтсмен», и дорогу туда я основательно зачищал. Разумеется, это не гарантировало безопасности, но тварей будет поменьше, чем у того же Молла, так что стоило попытать счастья. — Тебе лучше? – спросил я, выключая карту и поднимая голову. Харон как-то странно посмотрел на меня, но кивнул, и я удовлетворённо поднялся: — Тогда идём, здесь нельзя оставаться. Харон попытался подняться, но едва не рухнул обратно, мне пришлось его рывком вздёргивать на ноги здоровой рукой, что не прибавило приятных ощущений – сказывалась сильная усталость ещё после той драки у Молла. Идти он мог самостоятельно, но медленно, а уж о том, чтобы красться, и речи быть не могло. Что ж, оставалось надеяться на то, что мой показатель удачи поможет добраться до ближайшей радиоактивной ямы невредимыми. *** Мы дошли. Последние метры до здоровой вмятины в земле, черневшей угольным пятном на фоне пыльной серой дороги, мне пришлось Харона практически тащить на себе, он начал сдавать, действие баффаута кончалось. Заслышав тревожное потрескивание счётчика Гейгера, я наскоро проглотил две безвкусные пилюли рад-Х, переодеваться в защитный костюм уже не было ни сил, ни возможности, и я спустился в яму прямо в боевой броне, которая, к сожалению, совершенно не защищала от радиации. Ну и крыс с ним, радиации я никогда не боялся, в крайнем случае у меня с собой было несколько антирадинов, а Харону радиация только во благо. Свалив с трудом переставлявшего ноги гуля прямо на землю, я тяжело плюхнулся рядом, откинулся на спину и несколько минут бездумно смотрел в небо, восстанавливая дыхание. Рядом тяжело дышал Харон, не пытаясь двигаться, просто закрыл глаза и лежал, зажимая едва затянувшуюся рану на животе. Небо, как я знал из книг, почти не изменилось после войны, сначала было много пепла, но потом он осел, давая возможность любоваться закатами и рассветами, которые выглядели как весточка из далёкой прошлой жизни, привычной для выживших. А для меня родным был электрический свет ламп в Убежище... — Сто первый... Я слегка шевельнул головой, показывая, что слышу. — Тут сильная радиация. Я лениво фыркнул. Харон прямо Америку открыл, встроенный в пип-бой счётчик Гейгера заходится треском, который отчётливо слышен нам обоим, но благодаря Рад-Х я могу ещё какое-то время полежать прямо здесь. Гулю, похоже, лучше, радиация запустила регенерационные процессы в его клетках, так что скоро его рана затянется. Удобно, конечно, но гулем мне всё равно не хотелось бы становиться. — У тебя будет передоз радиации. – Харон говорил почти без эмоций, но настойчиво. — Заткнись. – Я устало прикрыл глаза, позволяя себе немного отдохнуть. Мне тоже не помешало бы запустить восстановительные процессы в организме, но для этого нужны хотя бы стимпаки... — У тебя начнётся радиационное отравление... — Я сказал заткнись. – Вскинув руку с пип-боем, я щёлкнул по кнопкам, глянул на исправно отсчитываемые рады и утвердился в своих расчётах: пока ещё сто пятьдесят семь, не страшно. Использую антирадин. Надо будет только после этого не забыть соответственно обнулить счётчик на пип-бое, чтобы он в следующий раз показывал исправные данные поглощённой радиации. Пошарив по карманам, я нашёл помятую пачку сигарет, выудил одну, зажал губами, поискал зажигалку, чертыхнулся, поняв, что она в рюкзаке, на котором я, собственно, сейчас лежу... Рядом с сигаретой вспыхнул огонь, я чуть дёрнулся, но успокоился, поняв, что это Харон достал свою зажигалку и даёт возможность прикурить сигарету. Пробормотав благодарность, я закурил, выдыхая табачный дым в голубевшее над головой небо. Сигареты были достаточно дефицитным товаром, но рейдеры и работорговцы часто доставали сигареты пачками, оставляли на столах, полках или у себя в карманах, так что лично у меня недостатка в сигаретах не было. А то, что это вредно для здоровья... Три «ха-ха», как говорит Мориарти. Лёжа в воронке от бомбы с торчащими во все стороны радиоактивными обломками и балками, только о здоровье и думать. Харон завозился рядом, сел, осторожно ощупывая рану на животе, я вздохнул и тоже заставил себя сесть: слишком долго облучаться тоже не хотелось, иначе никаких антирадинов не хватит. Рана у гуля выглядела значительно лучше, и я почувствовал облегчение, поняв, что мы всё-таки выкарабкались. Конечно, мне самому не мешало бы подлечиться, а для этого надо ещё добраться до какого-нибудь цивилизованного места, хотя бы обратно до исторического музея, в город гулей, но это уже мелочи. Я вполне способен красться и при раненой руке, а гуль скоро будет здоров. Удобный спутник, ничего не скажешь. — Можно задать вопрос? – ровно спросил Харон, смотря на меня в упор своими водянистыми зелёно-голубыми глазами. Я вздохнул: — Можно. – Я уже жалел, что наорал на него и переходил на прямые приказы, перечёркивая этим все свои предыдущие заявления о свободе мышления и тому подобной самостоятельности, но в той экстренной ситуации я думал только о том, как выжить, потому легко срывался. — Зачем ты это сделал? Я с молчаливым вопросом воззрился на него, и он уточнил: — Зачем тебе было защищать меня, тащить сюда, подвергать себя опасности? Наёмников на пустоши достаточно много, чтобы не возиться с одним гулем, почти смертельно раненым! Зачем я тебе? Я пожал плечами, беспечно улыбнулся, стряхивая сигаретный пепел на землю: — Я к тебе привык. К тому же, ты классно умеешь стрелять, знаешь ли! И, кстати, приказ думать своей головой никто не отменял. Я, конечно, сорвался и наговорил лишнего, начав приказывать, но из-за этого теперь спрашивать разрешения на вопросы – абсурд. Надеюсь, ты правильно меня понял? Гуль помолчал немного, затем буркнул: — А если не понял, прикажешь, чтобы начал понимать? Я с облегчением рассмеялся: — Я смотрю, ещё не всё потеряно! – выбросив окурок и не потрудившись его затушить – вряд ли он учинит какой-нибудь пожар на выжженной земле, — я поднялся и начал выбираться из ямы. – Сиди, пока не выздоровеешь окончательно, — остановил я гуля, двинувшегося было за мной. – Нам ещё предстоит долго выбираться из этих развалин, до дома неблизкий путь, и подлечиться будет негде. Я подожду рядом с этой радиационной ванной. Удобно устроившись на одной из балок, которые в изобилии валялись вокруг, я набрал на рюкзаке код антирадина, наслаждаясь тишиной: оказывается, треск счётчика Гейгера немало действует на нервы, особенно если слушать его дольше получаса. Да и за минут десять он основательно раздражает, так и кажется, что радиация незаметно прогрызает в тебе микроскопические отверстия и ты скоро растечёшься безымянной радиоактивной лужей, если вовремя не примешь меры. Это, конечно, правда, но только если получишь облучение за тысячу радов, а при должной осторожности такого никогда не набрать. Предстоял долгий путь домой. *** Мегатонна встретила нас привычным дребезжанием металлических листов на ветру, мычанием браминов и скрипом дверей на несмазанных петлях. Я усмехнулся, отметив в мыслях слово «нас»: я уже настолько привык к спутнику, что давно воспринимаю его как неотъемлемую часть себя. Не скажу, что Харон сильно разговорился за долгую дорогу домой, но по крайней мере действовал он без приказов, а его мрачноватый редкий юмор иногда сильно скрашивал рутинное путешествие по каменистой земле Столичной Пустоши. И, к моему большому облегчению, он перестал звать меня «хозяин», что я считал моей личной большой заслугой. Честно говоря, Харон в целом был отличным спутником, не болтающим без толку, но и не являющимся совсем пнём, который только ходит следом да стреляет. Свою первостепенную задачу он выполнял отменно, а больше претензий у меня к нему не было. Даже уродливость гуля потеряла свою остроту и слегка приелась глазу, так как видел я его круглыми сутками. Нравиться его внешний вид мне, разумеется, не стал, но, по крайней мере, я больше не вздрагивал, если в темноте взглядом натыкался на его изъеденное язвами лицо. В Мегатонне от самого входа я свернул направо, в первую очередь направляясь в магазин Мойры «На кратере», я сделал так, даже не задумываясь, сработали старые привычки «караванного пути», когда я продавал Мойре всё мало-мальски ценное, что только можно было найти на Пустоши. Раньше я, не слишком разбираясь в хитросплетениях всех этих переходов Мегатонны, ходил к Мойре через центр, спускаясь к обезвреженной бомбе и затем поднимаясь наверх, к магазину, но позже я обнаружил, что к Мойре можно попасть гораздо проще, если повернуть вправо от входа и пройти немного вперёд мимо дома Лукаса Симмса и водоочистной станции. Это экономило время, и вдобавок мне не приходилось слушать каждый раз заунывные проповеди священника чокнутых психов из церкви Детей Атома, когда я проходил мимо бомбы. Ненормальный церковник, стоя по щиколотку в радиоактивной воде, каждый божий день вещал про божественную силу атома, и я всё время гадал, как он ещё не набрал смертельную дозу радиации, раз торчит там по столько часов в сутки. Скорее всего, он поглощает огромное количество антирадина, раз никак не сдохнет. Порой мне очень хотелось ему помочь разложиться на его любимые атомы, и только невозможность после этого убийства жить в Мегатонне останавливала меня. Я, конечно, понимаю, что в эти непростые времена люди цепляются за любую соломинку, даже такую призрачную, как религия, это даёт им хоть какую-то уверенность в завтрашнем дне, но, клянусь Атомом, у меня от его проповедей зубы ноют! «И все будут ослеплены его сиянием, все будут оглушены громом его голоса...» Брр-р. Мойра наградила Харона неуверенным и слегка непонимающим взглядом, но встретила меня с прежним энтузиазмом, и у нас тут же завязалась торговля. Значительно облегчив мой многострадальный рюкзак, я, не задерживаясь, направился обратно ко входу в Мегатонну и свернул на этот раз налево, тоже по абсолютно неискоренимой привычке, потому что после любого рейда на Пустоши я передыхал у себя дома. Да-да, я давно уже считаю Мегатонну и выделенную мне там квартирку домом после того, как навсегда ушёл из Убежища 101. Мне в целом была по душе Мегатонна, я в Убежище читал одну приключенческую книгу и там был описан похожий город, который мне всегда нравился, и хотя люди и даже атмосфера города сильно отличались от Мегатонны, но ощущение дома, которое испытывал главный герой, возвращаясь туда, было абсолютно таким же. Город, кажется, назывался Балмора, хотя я могу ошибаться, читал я об этом ещё в детстве. Неохотно провернулся ключ в замке, скрипнула тонкая, слегка помятая дверь, и вот я дома, в не слишком-то просторной квартире, обшарпанной, но давно уже ставшей родной. Привычное гудение робота, солнечные зайчики закатного солнца, просачивающиеся сквозь дыры в стенах и прыгающие по полу... — Располагайся, — приглашающе обвёл я широким жестом своё скромное жилище. На самом деле для одного человека это были немалые хоромы, у меня в Убежище и то комната была меньше. – Если хочешь есть, в холодильнике должно было остаться что-то съедобное. – Я привычно заглянул в шкафчик у двери, где хранил всё, что могло пригодиться в жизни, но чем не хотелось забивать рюкзак. — Если честно, я бы лучше просто поспал, — высказался Харон, оглядывая квартиру. Я захлопнул шкафчик, указал на лестницу наверх: — Кровать там. Подожди... – Я поднялся по лестнице сам, огляделся и озадаченно поскрёб затылок, задумавшись. Оказывается, кровать в моей квартирке была всего одна, причём настолько узкая, что вдвоём на ней спать было невозможно. До сегодняшнего дня я не замечал, что кровать у меня в единственном экземпляре, а докупать мебель у Мойры, точнее, обставлять квартиру в каком-нибудь особом стиле у меня не было ни желания, ни лишних денег. Харон поднялся следом, огляделся и уже было направился в каморку, собираясь устроиться на полу, когда я, пожав плечами, решил: — Будем спать по очереди. Ты первый, мне ещё с аптечкой возиться и от привыкания к винту избавляться. Харон исподлобья глянул на меня, собираясь возразить, но я выразительно указал взглядом на кровать, сжав губы в упрямую тонкую линию. К счастью, Харон всё же не возразил, так что я преспокойно направился к домашней аптечке. Не то чтобы я был таким уж благородным, предоставляя наёмнику свою кровать, я вообще-то собирался после лечения отправиться в бар Мориарти и снять горяченькую штучку на ночь, я основательно изголодался по женской ласке, так что моя кровать всё равно пустовала бы... Но на душе было спокойнее, когда я знал, что Харон устроен с комфортом и как следует отдохнёт. *** Утром я объявился в своей квартире довольный, счастливый и отдохнувший. Мрачноватая физиономия Харона моего настроя ни капли не испортила. — Есть работа, — с порога начал я. Гуль, сидевший за столиком, начал подниматься, но я махнул рукой: — Подожди пока, я ещё сам не собрался. Нужно доставить одно письмо, Люси в баре попросила меня о помощи. – Я снова открыл шкафчик у двери, забирая оттуда небольшой запас чистой воды, которую я решил не брать в прошлый рейд в больших количествах. — Куда надо идти? – к счастью, Харон не спросил меня, что я делал в баре ночью и где я успел выспаться, что меня полностью устраивало. — Отсюда на север, а точнее на северо-северо-запад, местность вроде бы ничем не примечательна. – Захлопнув шкафчик, я озвучил мысли вслух: — Вообще-то там ничего особо опасного не предвидится, так что ты, если хочешь, можешь остаться тут... Гуль пожал плечами: — Как скажешь. — Харо-он! – Я скрестил руки на груди, начиная раздражаться. – Мне напомнить приказ высказывать своё мнение свободно? Гуль мрачно усмехнулся, отвёл с глаз жиденькую прядь чудом уцелевших волос и медленно проговорил: — Я... мне нет смысла оставаться здесь. Не нравится мне это место. — Тогда пошли, — буднично пожал я плечами. Если честно, я был рад, что он отказался оставаться, потому что даже если ничего особо опасного мне не грозило, я привык к его ненавязчивой компании. Он, похоже, тоже не горел желанием оставаться в одиночестве. Что ж, может, на негостеприимной Пустоши у меня появился настоящий друг. И никого не волнует, что он гуль... *** На пустынную каменистую равнину медленно спускались сумерки, а мы до сих пор шагали по направлению к поселению Арефу, обходя слишком крутые горные завалы и периодически отстреливаясь от кротокрысов. Точнее, мы немного сбились от курса в самом начале путешествия, я слишком долго не сверялся с картой и в итоге отклонился к западу от заданного маршрута. Курс мы уже выровняли, но потеряли время, и вдобавок вокруг как назло не было ни одного укрытия, в котором можно было переждать ночь. Не то чтобы было трудно переночевать под открытым небом, но, во-первых, никому не нравилось спать на жёстких камнях, а во-вторых, замкнутое помещение легче оборонять, чем местность, открытую всем ветрам. Деваться некуда, я объявил привал, однако Харон, вглядываясь вдаль, внезапно проговорил: — Кажется, я что-то вижу. Я попытался там что-то разглядеть, но сумерки уже сгустились почти до черноты ночи, и ничего толком я не увидел. — Ну у тебя и зрение, — хмыкнул я, подхватывая рюкзак, который я уже успел скинуть на землю. – Что ж, если там что-то есть в пределах видимости, то на эту ночь мы спасены. Идём! Я увидел то, что тогда заметил Харон, только подойдя почти что вплотную – перевитую колючей проволокой дверь, выглядевшую насквозь ржавой, она была в небольшой низине и вела явно в какую-то пещеру. Моё сердце на миг замерло и совершило кульбит, застучав сильнее: я помнил эту дверь, она врезалась мне в память слишком хорошо, потому что мои руки касались подобной двери в один из самых знаменательных и важных дней в моей жизни – когда я покидал Убежище 101. Не веря своим глазам, я сверился с картой, но моё родное убежище было далеко к югу отсюда, так что это либо просто похожая дверь, либо... Я сбежал по камням к загадочной двери, обернулся на непонимающего Харона, закусил губу, чувствуя разгорающееся любопытство, присел, переходя на бесшумный режим ходьбы, и толкнул дверь, надеясь увидеть там именно то, что хотел. Я так и знал! В конце совсем небольшой пещерки красовалась массивная, тяжёлая, огромная дверь, похожая на шестерёнку диаметром в два человеческих роста, её невозможно было с чем-то спутать, рядом даже был до боли знакомый небольшой пульт управления этой дверью. В центре литой двери красовались аккуратные цифры «106», что я не преминул немедленно отметить в своём пип-бое. — Что это? – понизив голос, спросил Харон, оглядывая массивную дверь. – Неужели... — Да, — улыбнулся я. – Убежище. Судя по цифрам, сто шестое. — Нас пустят внутрь? — Сейчас узнаем, — тряхнул головой я, направляясь к пульту управления дверьми Убежища. Ржавый рычаг, оставляя на кожаной перчатке пятна краски, поворачивался неохотно и тяжело, но в конце концов я смог довести его до упора. Где-то по ту сторону огромной двери раздался скрип, похожий на стон, затем заработал какой-то механизм, судя по неуверенным оборотам слегка застоявшийся, и, наконец, дверь в форме шестерни сдвинулась вглубь убежища, что сопроводилось душераздирающим скрипом металла о металл. С потолка посыпалась земля, дрогнул каменный пол под ногами, я запоздало сдёрнул с плеча винтовку, поняв, что при таком грохоте прячься – не прячься, на нас всё равно не смогут не обратить внимание... Однако взгляд на детектор живых существ показал, что никого живого впереди не наблюдается, а подняв взгляд, я понял, почему. Откатившаяся шестерёнка двери открыла до боли знакомую картину запустения, ржавчины, бардака и вездесущего пепла, который набивался в любое негерметичное помещение и оседал хлопьями на любой горизонтальной поверхности. Здесь он ещё и висел в воздухе, что, кстати, верный признак обитаемости, поскольку сам по себе пепел с пола в воздух не взмывает, если нет сквозняков, а мирно укрывает местность серым покрывалом. Только вот кто же находился в этом Убежище, мирные жители или враги? — Идём, — бросил я через плечо, перешагивая через дверной проём круглой двери. Странное ощущение дежавю посетило меня – я помнил, как уходил из такого же Убежища, всё такое знакомое – и в то же время такое неузнаваемо искорёженное войной, разрушенное и пустынное. Становилось даже немного не по себе. Харон замешкался, и я снова позвал: — Идём же! Быстро проверив шкафчики слева от входа, я обнаружил там боевую броню и несколько озадачился: в Убежищах, насколько я знал, не существовало серьёзного оружия и мощной брони, это было правилом при поступлении туда, личные вещи каждого тщательно перебирались. А это могло значить, что либо это Убежище было чем-то особенным, либо сюда уже приходили люди с пустошей. И забыли тут броню... Бросив бесполезную утяжелённую металлическими вкладками ткань, я покрепче сжал ствол винтовки и двинулся дальше, краем уха слыша, как следом за мной крадётся Харон. Вот и так называемая прихожая, тоже захламленная и пустующая, только воздух какой-то слегка странный, возникало впечатление, что он перенасыщен кислородом. Похоже, вентиляционная система не в порядке, что неудивительно при такой разрухе. — Не нравится мне это место, — вполголоса сказал за спиной Харон. Я отмахнулся: — Тебя послушать, так тебе никакое место не нравится! В Мегатонне слишком шумно, в Ривет-сити слишком тесно, в открытом поле слишком небезопасно... Это убежище похоже на моё родное, понимаешь? Может, тут остались какие-то записи или, на худой конец, припасы! Да и кого нам бояться? При должной осторожности и скрытности мы со всеми прекрасно справимся, проблемы могут возникнуть только с супермутантами, хотя они не бессмертны, или с болотниками, но для этого Убежище должно быть затоплено. Харон покосился на вентиляционные трубы, гнавшие воздух мощным потоком, что-то буркнул, но не возразил. Я же занимался любимым делом в исследовании, а именно распахивал все двери, попадающиеся по дороге, и инспектировал все контейнеры, в которых могло оказаться что-то ценное. Распахнув очередную дверь, я наткнулся на высохший скелет, лазерный пистолет рядом, который я проигнорировал, ибо слишком слабое оружие, и компьютерный терминал, мерцающий матовыми всполохами. Быстро проверив заднюю крышку терминала на предмет ловушек, я активировал программу взлома, напрягая интеллект: сейчас придётся гадать пароль, и у меня всего четыре попытки. Впрочем, я был в себе уверен, обычно получалось легко. — Сто первый... – неуверенно начал гуль. — Не мешай. – Я уже вчитывался в сплошные строчки, выделяя взглядом слова, разбросанные среди бессмысленных символов. Они, конечно, бессмысленны только с первого взгляда, и найдя особую строку, можно попытаться обмануть программу, но девяносто девять людей из ста не догадываются об этом, да и мне обычно это не нужно. Так, первое попавшееся слово, «запасливый», не подошло совсем, редкая удача, теперь надо найти слово, полностью не совпадающее с ним, обычно такое всего одно. «Самомнение» не подойдёт, даже если оно у меня большое, там вторая буква «а» совпала, «игольчатый» тоже неверно, «пристанище»... Ни одного совпадения со словом «запасливый». Быстро набираю слово на клавиатуре, только кнопки стучат. Есть! Что ж, «пристанище» оказалось верным кодом, символично. Запись в терминале одна, о неисправности в вентиляционной системе, остальные, похоже, утеряны. Возможно, эта неисправность и погубила жителей Убежища – или просто оно не успело закрыться вовремя и не спаслось от бомбёжки, сказать наверняка трудно. — Что, Харон? – спросил я, оставляя терминал в покое. Тот кивнул на закрытую автоматическую дверь, ведущую вглубь Убежища: — Там кто-то есть. Я взглянул на радар, где появилось несколько отметок, и сощурился: — А вот и обитатели. Что ж, пойдём познакомимся! – я нажал на переключатель автоматической двери, вышел в коридор, привычно ступая мягким шагом и внимательно осматриваясь. Немного попетляв, я подошёл к ещё одной двери, хлопнул по выключателю... Дрогнул воздух, я тряхнул головой, настороженно выставив дуло винтовки перед собой и внезапно замер: небольшая комнатка, которая открылась передо мной, не была разрушена. Более того, там ходили люди, похоже, учёные, один что-то смешивал в колбах, второй делал пометки на планшете, а третий стоял спиной ко мне, перебирая что-то на полках шкафчика. Зрение чуть-чуть размывалось, я непроизвольно теранул глаза грубой кожаной перчаткой, но люди никуда не исчезли, хотя от некоторой сюрреальности происходящего я так и не избавился. — Кто вы? – я шагнул в комнату, задел чашку на одном из столов, услышал недовольное «Осторожнее!», коснулся халата одного из учёных – и внезапно наваждение схлынуло, оставляя после себя разбитые колбы, перевёрнутые столы, грязные стулья с выдранной обивкой и хлопья пепла. В недоумении я сверился с индикатором живых существ, провёл пальцами по захламленному столу, толчком опрокинул пустой ящик и повернулся к Харону: — Ты видел? — Что видел? – кажется, гуль был озадачен. — Этих людей, учёных! Они тут работали, один был тут, двое вон там! Ты... Неужели мне показалось? Но они отреагировали на моё появление, я задел кружку на столе, и один попросил меня быть осторожнее! У него был даже голос такой знакомый... – Я озадаченно посмотрел на угрюмое и настороженное лицо гуля, вздохнул: — Чертовщина какая-то. Но, знаешь, как-то грустно. Когда-то здесь действительно работали люди, и во что теперь превратился мир, их работа теперь уже совсем не важна и была совершенно бесполезна... Гуль промолчал, только как-то странно смотрел на меня, и я решил здесь не задерживаться, направился дальше. Спустился по лестнице, смутно памятной по родному Убежищу, распахнул очередную дверь... — Попался! – рявкнул незнакомый голос, и на меня буквально вылетел парень с озверевшим лицом и фанатичной яростью в глазах, в руках он крепко сжимал обломок какой-то трубы. Я отреагировал раньше чем подумал, привычно взвинтив темп и выпустив четыре заряда лазерной винтовки ему точно в голову, последний заряд прошил его тело насквозь, сжигая до серебряного пепла. Та-ак, похоже, встречают нас тут не очень-то приветливо... — Ночевать придётся после тотальной зачистки, — констатировал я, присев на корточки и дулом винтовки вороша ещё горячий дымящийся пепел на предмет чего-нибудь уцелевшего. – Зачистим ведь, Харон? — Сто первый, лучше уйти отсюда. Я изумлённо поднял голову, некоторое время изучая гуля, который высказался так категорично, это для него была большая редкость. Ничего нового мне его лицо в язвах и упрямо сжатый рот не сказали, так что я выпрямился и откинул лазерную винтовку на плечо: — Почему? Харон отвёл взгляд, угрюмо пояснил: — Не нравится мне тут атмосфера. Этот выживший, которого ты подстрелил, кинулся на тебя с каким-то обрезком трубы, в одиночку, прямо на дуло лазерного ружья. Он даже не попытался избежать выстрелов! И там, два коридора назад... не было никаких людей-учёных. Ты разговаривал с пустотой. — Что ты хочешь сказать? Что я спятил? — Я ничего не хочу сказать. – Гуль мрачно глянул на горстку пепла, оставшуюся от сумасшедшего выжившего и добавил: — Но если твой приказ высказывать своё мнение ещё в силе, то вот тебе оно: нам лучше уйти. Я зло сплюнул на грязный пол, прошёлся по небольшому помещению, наполовину заваленному какими-то контейнерами, покачал на плече винтовку, дуло которой смотрело в потолок. У меня, наверное, был воинственный вид, но думал я вовсе не о подвигах. Мне до безумия хотелось исследовать Убежище, и то странное видение меня не испугало, но мнение Харона для меня тоже не пустой звук, особенно после всех тех усилий, которые я приложил для того, чтобы он свободно высказывался. Взвесив все «за» и «против», я повернулся к наёмнику: — Пройдём ещё немного, может, мне удастся добраться до терминала здешнего Смотрителя, если таковой тут имеется. Потом, если хочешь, вернёмся ко входу в Убежище и заночуем снаружи. Гуль неопределённо пожал плечами, но всё же кивнул, чуть успокоенный, и я, поглядывая на индикатор живых существ, двинулся дальше, пытаясь вспомнить кратчайший путь до кабинета Смотрителя. К сожалению, в своём Убежище я достаточно редко бывал там и дорогу помнил не так чётко, как хотелось бы. Убежище 106 начинало мне не нравиться. Я слышал голоса. Знакомые до боли, один точно принадлежал другу моего отца, который в десять лет подарил мне пневматическую винтовку. После того, как я прибил ещё парочку сумасшедших выживших, свет вокруг снова мигнул, и я увидел чёткие силуэты учёных, уже виденных мной ранее, они разошлись по комнатам далеко впереди меня. Я только взмахнул рукой, указывая на них Харону, но они уже скрылись, а когда я позже заглянул в те отсеки, там никого не оказалось. Учёные были очень похожи друг на друга, и все напоминали кого-то одного, я всё гадал, пока, проходя мимо какой-то мини-лаборатории, не повернул голову, замечая какое-то движение. У стола, новёхонького, с одной-единственной царапиной на ножке стоял мой отец, что-то быстро записывающий в пухлой растрёпанной тетради. Отец, такой, каким я его помнил с детства, уверенный в себе, деятельный учёный. Дописав предложение, он поднял голову, посмотрел мне прямо в глаза и улыбнулся. — Я так рад, что ты добрался сюда невредимым, сынок, — сказал он. — Папа? – я сделал шаг к нему, но был остановлен за плечо крепкой рукой, покрытой сухими незаживающими язвами: — Сто первый? Я дёрнул плечом, высвобождаясь из захвата: — Это же мой отец! Папа, ты... – я на крошечный миг отвёл взгляд от чёткой фигуры отца, но этого хватило: теперь на его месте был только опрокинутый стол, заляпанный чем-то чёрным и липким, да рассыпанные по полу грязные листы бумаги. На ножке стола сквозь копоть виднелась виденная мной только что царапина, окончательно сбивая с толку. Что происходит? — Отец! – я закинул лазерную винтовку за спину, пробежался дальше по коридору. Буквально рядом был выход в жилые помещения, может, я найду там его. – Отец? — Сто первый! – в голосе гуля тревога, ну надо же, проснулись эмоции, но, к сожалению, сейчас не самый подходящий момент разбираться с этим. — Не сейчас! – бросил я на бегу. Ну давай, открывайся же, грёбаная автоматика дверей, быстрее! — Сто первый, стой! – мощный толчок в плечо швырнул меня к стене, в воздухе там, где я стоял, просвистела бейсбольная бита, искажённое яростью лицо сумасшедшего выжившего смазанным пятном мелькнуло перед глазами, прогремели выстрелы дробовика Харона, но я задержался ровно настолько, чтобы вскочить на ноги, растолкать их и подбежать к следующей двери. Снова автоматика задерживает на пару секунд, затем я делаю шаг в открывшийся проём – и дверь позади меня захлопывается, издевательски щёлкая замком. Я резко оборачиваюсь, хлопаю руками по двери – закрыто! Намертво! И невозможно взломать, нужен ключ! Я посмотрел на коридор без единого пятнышка ржавчины, без следов разрухи, и внезапно меня прошиб холодный пот: я понял, кто были эти учёные, виденные мной ранее. Они все были моими отцами. Я просто не вглядывался в лица, не проводил напрашивающихся ассоциаций и понял только теперь. Они все здесь – мои отцы! Что же получается – я схожу с ума? А запертая на ключ дверь за моей спиной – это как понимать? Я медленно-медленно сел рядом с дверью, привалился спиной к стене, устало стащил перчатки, потёр лицо ладонью, провентилировал лёгкие спокойными вдохами и выдохами. Так, рассуждаем логически. Во-первых, куда я рванул с такой скоростью? Искать отца? Он вряд ли здесь, и тем более вряд ли он существует в нескольких экземплярах. Я просто поддался необъяснимому порыву и бежал неведомо куда, пытаясь догнать призраков. Теперь что мы имеем? Запертую дверь, по другую сторону которой остался Харон. С сумасшедшими выжившими он справится, я уверен, но что дальше? Есть, конечно, вероятность, что он сможет найти ключ, но с таким же успехом этот ключ может быть и на моей стороне. Что ж, придётся искать и мне. Только вот проблема – я снова поднял взгляд на чистые светлые стены и сжал в кулаки предательски подрагивающие пальцы: было невозможно понять, реальность это или вымысел. Где я? И чем мне это всё грозит? Немного посидев, я всё же решил, что ключ от двери ко мне сам не прилетит, поэтому поднялся, скинул с плеча винтовку, покрепче сжал её в руках для пущей надёжности и медленно двинулся по чистому коридору дальше. Распахнул первую попавшуюся дверь, увидел безлюдное помещение со включенными терминалами, тихо и мирно гудевшими на столах. Компьютеры? Я подошёл к первому попавшемуся терминалу, присел перед ним, положив винтовку рядом на стол, активировал систему. Единственная запись была обозначена как «Записка мне». «Здесь прекрасно. Думаю, пора принять новое и радоваться переменам. Расслабься». Нервно хихикнув, я до боли закусил губу, нажал энтер и увидел следующую запись, названную «Другая записка мне». «Давай, разве здесь не здорово? Глубоко вдыхай голубизну. Расслабься». Следующее нажатие выдало финальную строчку под заголовком «Пожалуйста, прочти меня»: «Правда, тут есть всё, что нужно. Наслаждайся, пока мы здесь». Это было последней каплей. Я истерически захохотал, откинулся на спину и смеялся, смотря в потолок, слепящий ровными рядами ламп, я смеялся и не мог остановиться... *** — Эй... Голос пробивался сквозь тьму очень неохотно, плавал и отдавался эхом от стенок черепной коробки, словно она была пуста. — Сто первый, очнись! Кто-то основательно меня тряхнул, я нехотя открыл глаза, щурясь от яркого света. — Очнись же! Я смог сфокусировать взгляд и увидел перед собой незнакомого человека в боевой броне, на его лице была написана неподдельная тревога, было видно, что он очень напряжён и почти что напуган, хотя решителен. Дёрнувшись, я вырвался, тут же сел, схватил со стола винтовку, не тратя время на вскакивание, направил на него: — Ты ещё кто такой?! Человек опешил, медленно выпрямился, попятился, настороженно переводя взгляд с моего лица на дуло лазерной винтовки. Осторожно спросил: — Сто первый? — Да, я Сто первый, чёрт тебя дери! А ты кто?! – я нервно сжимал в руках винтовку, мельком оглядываясь вокруг. Последнее, что я помню, это компьютер, который начал со мной разговаривать, и свою истерику. Похоже, я отключился после этого, поскольку я сейчас сидел рядом с тем самым злополучным столом, на котором тихо гудел терминал. Я понимал, что схожу с ума, но отличить призраков от реальности не мог, и поэтому приходилось наставлять пушку на всё, что движется. И на то, что не движется, тоже, добавил я про себя, вспомнив компьютер. — Твой наёмник, — не менее осторожно ответил человек. – Харон. Помнишь меня? Я изумился: — Харон? Он гуль! А ты человек! Незнакомец осторожно осмотрел свои руки, к слову говоря, совершенно обычные, с длинными пальцами и здоровой кожей, затем снова поднял взгляд на меня. — Ты видишь меня человеком? — Не держи меня за идиота! – я, наконец, поднялся с пола, не убирая нацеленной на незнакомца винтовки. Человек опустил руки, поколебался немного, затем ответил: — Пусть так. Но нам надо выбираться отсюда. Я нашёл карту на стене, там был обозначен кабинет Смотрителя, и я побывал там. В его терминале есть заметка о том, что он выпускает в вентиляционную систему какой-то газ, на этом запись обрывается. Возможно, все твои видения связаны именно с этим, и именно из-за газа здешние обитатели сошли с ума... — И я в том числе? Незнакомец поджал губы очень знакомым движением, так всегда делал гуль, когда ему что-то не нравилось или что-то тревожило. — Если ты ещё не начал кидаться на всех с фанатичной яростью, то сошёл с ума не окончательно. Поэтому я настаиваю, чтобы мы выбрались отсюда. Я пока не увидел ни одного призрака и, скорее всего, газ на гулей не действует, но, во-первых, неизвестно, как долго он будет не действовать, а во-вторых, он действует на тебя. Чем дольше ты вдыхаешь этот газ, тем больше вероятность, что ты потеряешь остатки рассудка. Я издал нервный смешок, покрепче сжал винтовку, видя, что незнакомца моё оружие напрягает. — Я уже потерял остатки рассудка! Со мной разговаривает компьютер! — Сто первый, отсюда не так далеко до выхода. Просто уйдём. — Во-первых, с какой радости ты забыл, что я тебе не верю? На Харона ты, знаешь ли, не похож, и он вообще остался по ту сторону запертой двери. Что, кстати, приводит нас к пункту «во-вторых»: как ты прошёл через запертую дверь? — Какую запертую дверь? Я скривился: — Вот только не надо мне говорить, что там вообще нет двери! Не мог же я спятить до такой степени, что стал неспособен открыть дверь, нажимая на переключатель! Человек машинально обернулся на коридор, в начале которого была злополучная запертая дверь, я отметил, что у человека на спине висит дробовик Харона, отлично мне знакомый, потому что пятизарядных дробовиков больше не встречал нигде на Столичной Пустоши. — Ты про ту дверь? – наконец, ответил незнакомец. – Она меня просто пропустила. — Мда. Вход свободный, выход платный. Мило. – Я шевельнул дулом винтовки: — Чем можешь доказать, что ты Харон? — Ничем. Я заинтересованно поднял брови, а человек пояснил: — Если я плод твоего воображения, то знаю всё, что знаешь ты, и невольно смоделирую Харона. Ты не сможешь понять с помощью расспросов, настоящий я или призрачный. – Наёмник посмотрел на меня в упор тревожным и привычно тяжёлым взглядом глаз, оказавшихся цвета голубой стали: — Тебе придётся самому решить, доверять мне или нет. — Либо у меня просто звёздное воображение, либо Харон не проявляет обычно и десятой части своей логики. И то, и другое в общем-то приятно... – пробормотал я, медленно подходя к настороженному человеку. – Не дёргайся. – Я одной рукой сжал винтовку, готовый спустить курок, вторую руку протянул к его руке. Мы оба были без перчаток брони, я свои снимал перед компьютером, а он снял свои, видимо, когда меня в чувство приводил. Мои пальцы соприкоснулись с его пальцами, он вздрогнул, и я едва не нажал на курок винтовки в другой руке. Чертыхнулся: — Да не дёргайся ты, твою ж мать! Хочешь поджариться? – Я уже более бесцеремонно схватил его за руку, при этом практически уперев винтовку в его грудь, ибо она была достаточно большой и только так умещалась между нами. Рука как рука, обычная и по ощущениям, и на вид. Чёрт знает что... Я отступил, мрачно произнёс: — Скажи что-нибудь, что знает только Харон. Или знает моё воображение, на худой конец. — Зачем? — Ещё несколько вопросов, и я решу, что ты не Харон! Тот сначала отвечает, а потом вопросы задаёт! – быстро вспылив, я заставил себя успокоиться, пояснил: — Затем, что лучше я доверюсь своему воображению или реальному Харону, чем какому-нибудь сумасшедшему выжившему, который прибил настоящего Харона, нацепил его броню и теперь играет со мной. Ну? Наёмник помедлил, неуверенно произнёс: — Что ты хочешь знать? — Да что угодно! Например, как мы ночевали в моей квартире в Мегатонне! — Мы в ней не ночевали, — возразил он. – Ночевал я один, так как была всего одна кровать. — Что ты сделал с предыдущим нанимателем? — Убил. – Сухая констатация факта. — Что я тебе дал, когда ты был ранен у Мемориала Линкольна? — Баффаут. И радиоактивную воду. — Достаточно, — решил я, нервно опуская дуло винтовки к полу. – Либо это ты, либо я разговариваю с пустым местом, что мне не грозит немедленной смертью так или иначе... — Для сумасшедшего ты на удивление логичен, — осторожно произнёс Харон, чуть улыбнувшись. На лице гуля эта полуулыбка выглядела кривой гримасой, а сейчас, на лице молодого мужчины, это выглядело совершенно по-другому, даже привлекало взгляд. Девушки бы на такого вешались. — Ты не знал? Сумасшедшие всегда логичны. Они не теряют разума, у них просто есть неверные предпосылки, от которых они строят свои блестящие логические умозаключения. — Буду иметь в виду, — серьёзно ответил Харон. Затем напряжённо спросил: — Теперь мы можем выйти из Убежища? — Как? – я развёл руками. – Дверь заперта на ключ, и её не взломать! — Но... – Харон снова неуверенно оглянулся на дверь так, словно для него она была распахнута настежь. – А если всё же попробовать? — Не считай меня трёхлетним ребёнком, неспособным отличить взламываемые двери от надёжно запертых! – снова вспылил я, вскидывая дуло винтовки, и Харон тут же быстро добавил: — Есть другой путь! — Какой? – я мрачно смотрел на наёмника. Странно, я думал, что привык к уродливому лицу гуля, но теперь понимаю, что стереотип красоты человеческого лица остался незыблемым и по-прежнему сильным, Харон в облике человека был приятен глазу гораздо больше гуля, хотя сущность, в общем-то, не изменилась. Если это вообще Харон, конечно. — Я уже говорил, что видел план Убежища, — проговорил наёмник, чуть успокоившись. – Если пройти дальше, через жилые отсеки, можно будет вернуться назад другой дорогой. Там дверь может быть не заперта. Я так хорошо план не помнил, но знал, что в Убежище действительно почти отсутствовали тупики, а значит, существовал другой путь к выходу. — Сидеть тут и общаться с компьютерами действительно не лучший вариант, — кивнул я. – Идём. Будем искать другую дорогу. Харон показал на моё оружие: — Не лучше ли... — Не лучше, — отрезал я. – Винтовку не отдам, будь ты трижды Харон. Если нам встретится кто-то пострашнее сумасшедших выживших без брони и оружия, то тут же мы и головы наши буйные сложим. Кулаками драться я не мастак... Дальнейший путь, впрочем, показал, что винтовку лучше было отдать. Мне становилось хуже, причём с ужасающей скоростью. Сначала я начал палить по призракам, которые игнорировали мои пули, затем чуть не пристрелил самого Харона, после чего он всё-таки отобрал у меня винтовку и рюкзак, воспользовавшись тем, что я ненадолго отключился, как тогда рядом с компьютером. Я смутно помнил, как мы шли то чистыми светлыми коридорами, то проржавевшими и полными мусора, помнил, как я отказывался идти дальше, забившись в какой-то уголок и не желая выходить, потому что иначе меня съедят. Помнил, как орал на Харона, обзывал его вором, приказывал ему застрелиться, отдать вещи, а потом ещё раз застрелиться. Помнил, как потом рыдал у него на плече по какому-то бессмысленному поводу... Все эти обрывки оставались в памяти смутными пятнами, словно пытаешься вспомнить, как метался в бреду. Пробуждение в более-менее здравом уме было довольно обнадёживающим: я очнулся на пыльной кровати жилой комнаты Убежища, точнее, она была когда-то жилой. Вокруг царила привычная разруха, хотя вообще-то порядка было побольше, чем обычно, ничего не опрокинуто, не сдвинуто, моя броня, отстёгнутая от кожаной подкладки, аккуратно сложена на высокой тумбочке рядом с кроватью, кое-где в комнате была даже вытерта пыль. Я искренне надеялся, что не съехал с катушек окончательно, и комната мне не видится. Я медленно сел на кровати, чувствуя себя уставшим и разбитым, огляделся внимательнее. У комнаты были две двери, одна, как я понял, вела в коридор, а вторая, судя по небольшим размерам, в ванную, из чего я заключил, что нахожусь в комнате кого-то из наставников или даже Смотрителя, поскольку только у них были комнаты с отдельными ванными, остальные пользовались общими душевыми. И в ванной плескалась вода, что говорило об исправной системе водоснабжения, хотя вряд ли она очищена от радиации. Впрочем, радиация – это последнее, о чём сейчас стоило беспокоиться. Я для очистки совести глянул на свой пип-бой, выясняя её уровень, и успокоился окончательно, поняв, что он просто смехотворный, радов десять, не больше. — Как себя чувствуешь? Я резко обернулся, машинально нашаривая несуществующую рукоятку винтовки над плечом, но увидел Харона, стоявшего в проёме двери ванной комнаты, мокрого, в одних штанах, и мрачного. — Не подкрадывайся так! – выдохнул я, успокаиваясь. – Отвратительно я себя чувствую. Но призраков не вижу. По крайней мере, пока что. Где мы? — В Убежище сто шесть, — ответил гуль, а точнее, бывший гуль, поскольку он всё ещё выглядел человеком. — Я знаю, что мы в сто шестом Убежище! – я нервно дёрнул головой, заставил себя дышать ровнее. Нельзя было допускать психозы, срывы, гневные вспышки, это всё не поможет нам отсюда выбраться. – Далеко до выхода? — Достаточно далеко. Ты... отказался идти к нему, а потом снова отключился, так что я решил остановиться в одной из здешних комнат и передохнуть. Я очень долго не спал и мог совершить много ошибок. — Не выспавшимся ты не выглядишь, — едва заметно усмехнулся я, оглядывая Харона. Тот пожал плечами: — Я недавно проснулся. — Ты что, спал в ванной? Неопределённая небольшая пауза: — Да. Я перевёл взгляд на приличных размеров постель и матрас, лежащий на полу рядом с кроватью, выгнул брови: — Зачем? — Потому что у ванной можно запереть дверь. О. Такого ответа я не ожидал. Действительно, я, кажется, кидался на Харона, орал на него, и чего он только со мной не натерпелся. Не будь контракта, он бы, наверное, давно меня бросил или пристрелил с чистой совестью. — А если бы я ушёл гулять по Убежищу? Харон кивнул на вторую дверь: — Там тоже заперто. Я взъерошил свои слегка отросшие волосы, натянуто усмехнулся: — Соображаешь. Заколок, как я понимаю, в комнате ты тоже не оставил. Чёрт... – я зажмурился, пережидая приступ отчаяния. – Я ведь понимаю, что схожу с ума и нам надо выбираться отсюда, пока я не превратился в одного из этих сумасшедших выживших. Но я теряю над собой контроль! Я сейчас даже вспомнить толком не могу, чего тебе наговорил и что пытался сделать! — Это не важно, — ответил Харон. – Вспоминать будешь потом. Сейчас успокойся, освежись под душем, и мы попробуем выбраться отсюда. Только долго не задерживайся, вода радиоактивна. — Ты начал командовать? – в моём тоне не было угрозы, скорее усмешка. На лице Харона что-то дрогнуло, и, кажется, это было похоже на тщательно задавливаемую панику. — Ситуация нестандартна, — наконец, выдавил он из себя, скрываясь на миг в ванной и выходя с охапкой вещей, среди которых я увидел свой рюкзак и винтовку. Все вещи он запихнул в ещё крепкий комод, повозился с замком, ковыряя в нём заколкой, после чего прицепил заколку на тонкую цепочку, болтавшуюся на его крепкой шее. — Ну да, кажется, это тот самый случай, когда я приказываю, будучи не в себе, — согласился я. – Ну и как тебе ситуация? Нравится быть лидером? Харон обернулся на дверь, ведущую в коридор. — Нам надо выбираться отсюда. Ясно. Не нравится. Он нервничает, напряжён, почти паникует. Что ж, его можно понять... Я и сам только с виду спокоен. — Хорошо. Дай мне пять минут. – Я направился в ванную, на ходу стягивая тонкую засалившуюся бетловку через голову. Душ мне точно сейчас не помешает, особенно холодный, может, приду в себя. Я уже заканчивал мыться, когда понял, что не один: в углу довольно просторной ванной комнаты появились призраки, по крайней мере, я решил, что они призраки, потому что вряд ли Харон пропустил бы незнамо каких людей мимо себя в ванную. Проклятье, знал же я, что не надо было задерживаться, а пользоваться временным прояснением сознания! Видел я всё чётко, их было двое, мужчина лет тридцати и юноша лет восемнадцати, они явно только что вошли в ванную и начали раздеваться. Секунду наблюдая за ними, я сообразил, что не слышу ни звука, что только доказывает их призрачность. Я снова схожу с ума... Призраки, тем временем, не обращали на меня, стоявшего в душевой кабине, ни малейшего внимания, они включили воду, чтобы она набиралась в большую ванну, смеялись, потом начали кидаться мочалками, мелькали брызги, щедро расплёскивалась вода из ванной, и я заключил, что это скорее всего отец и сын, что снова навело меня на тоскливые мысли о родном отце и о том, что я имею все шансы стать таким же призраком, если не смогу выбраться отсюда. Тряхнув головой, я выключил воду, наскоро натянул штаны прямо на мокрое тело, в последний раз глянул на призраков – и замер, шокированный увиденным. Двое, стоя по колено в полной воды ванной, самозабвенно целовались, позабыв обо всём на свете. Кажется, это исключало то, что они отец и сын, внешне они особо похожи не были... Старший, улыбнувшись, отстранился, затем лёг в ванную, откинул голову на бортик и приглашающе потянул к себе за бёдра младшего. Тот с довольной ухмылкой, рисуясь, нарочито медленно присел, затем прогнулся над старшим, медленно и с удовольствием поцеловал. И вот уже не его, а меня обнимает старший в ответ мокрыми руками, и не его, а меня жадно и нежно целуют, притягивая ближе... Я вылетел из ванной быстрее пули, захлопнул за собой дверь, шальным перепуганным взглядом впился в Харона, разобравшего на кровати свою броню по цельным частям и собравшегося её на себя нацеплять. Его непонимающий взгляд быстро сменился обречённо-тоскливым, он словно бы невзначай подвинулся к комоду, где недавно запирал мои вещи. — Сто первый? – спросил он напряжённым голосом. Я мотнул головой, чувствуя, что вздрагиваю: я до сих пор не мог отделаться от ощущения, что попал в плен призрака, что становлюсь одним из них, что призрак поселился во мне и теперь тянется наружу. Тот мальчишка восемнадцати лет, я едва не стал им, и, кажется, до сих пор испытываю его эмоции, потому что вместо того, чтобы искать свою броню и отправляться к выходу из Убежища, я задерживаю взгляд на шее Харона, ключицах, мощных плечах и гладкой коже красивого живота. Он определённо стал в десять раз привлекательней с тех пор, как выглядит человеком, а не гулем... Разумные мысли гасли, уступая место безумию. — Сто первый? – в тоне наёмника прибавилось напряжения. Я улыбнулся, подходя к нему, проговорил насмешливо: — Что, тяжело управляться с сумасшедшим хозяином? – подойдя почти вплотную, я протянул руки к его плечам, но он перехватил мои запястья, резко развёл в стороны, удерживая силой. — Заколку ты не получишь. Я перевёл взгляд на заколку, зацепленную за цепочку на шее Харона, пренебрежительно хмыкнул: — И не надо. – Вскинув голову, я без предупреждения поцеловал Харона в губы, коротко, потому что он не отвечал на поцелуй. Чуть отодвинувшись, я взглянул ему в глаза и закусил губу, давя смех: такого остолбенелого изумления я, наверное, не видел ни разу в жизни, мимика Харона-человека оказалась гораздо богаче всех, кого я знал до этого. Наёмник превратился в соляной столп, в живое воплощение потрясения, так, кстати, при этом и не выпустив моих запястий. Затем Харон открыл рот, закрыл его, отпустил меня, сделал неверный шаг назад, к стене, выдохнул: — Ты... ты спятил! Я не сдержал смешка, растёр запястья, которые Харон до этого слишком крепко сжимал, и снова подошёл к наёмнику: — Не новость. Но даже спятивший, я остаюсь твоим хозяином, не так ли? – на сей раз я рывком дёрнул Харона к себе за плечо и поцеловал настойчивее, не давая шанса отстраниться, но тот всё же вывернулся, простонал почти сквозь зубы: — Прекрати! — Заткнись ты уже. – Я с удовольствием прошёлся губами по гладкой коже шеи Харона, пользуясь его растерянностью, чувствуя, как он вздрагивает от моих прикосновений. — Но я же только для тебя... выгляжу... и на самом деле я... Я чуть отстранился, поймал его взгляд и понял, что Харон на грани паники, а паника вызывала в нём защитную реакцию подчинения. В его взгляде уже росла стена безразличной покорности, которой он ограждался от мира, эта стена и превращала его обычно в бездушного робота, готового следовать приказам и не думать. Ну уж нет! — Даже не думай уходить от реальности! – я знал, что для этого Харона надо заставить действовать, чтобы он не подчинялся приказам, а думал своей головой. И придётся ради этого чем-то жертвовать... Я зажал в пальцах пряди его волос, к счастью, не настолько короткие, чтобы их невозможно было схватить, и жёстким движением дёрнул к своему плечу, после чего чётко сказал ему на ухо: — Возьми меня. Это приказ. И отпустил его, предоставляя свободу действий. Что ж, стена покорности в его взгляде разбилась вдребезги, зато добавилось паники. Я иронично усмехнулся уголком рта, по-прежнему не предпринимая никаких действий. — Я жду. — Ты... ты неадекватен, — наконец, ответил Харон. Ну да, нашёл выход, так ведь он может не подчиняться, а действовать на своё усмотрение. Что ж... Я подвинулся к нему вплотную, так, что мои губы едва не соприкасались с его губами, и с отдалённой угрозой в голосе спросил: — Мне повторить приказ? Харон выдержал ровно четыре секунды, после чего сорвался, коротко, но жадно целуя. Отстранился, на миг испугавшись, но встретил мой не изменившийся требовательный взгляд – и у него снесло крышу... Ни намёка на нежность, безумная страсть и тяга к телесному контакту обрушились на меня нескончаемым шквалом, словно Харон копил это всё годами и только теперь получил возможность выплеснуть. Хотя почему «словно»? Вряд ли у гуля была хоть одна возможность с кем-то переспать, все гули в прошлом были людьми и представления о красоте у них остались прежними, даже если они сами внешне изменились. Для того, чтобы гуль начал привлекать, нужно родиться среди гулей и с младенчества усвоить, что гули – это красиво, тогда проблем не будет. Но лично у меня проблем не было и сейчас, Харон ведь выглядел человеком... Сильные пальцы на моём затылке, жадные, ищущие губы, отчаянная обречённость пополам с желанием в глазах цвета голубой стали, и вот уже Харон опрокидывает меня на кровать, сметая с неё части своей брони, неистово целует, словно боится, что это кончится, что я оттолкну его, но я только запрокидываю голову, ероша его затылок и нетерпеливо прикусывая губу. Сильные пальцы наёмника оставят синяки, но мне плевать, я наслаждался этим шквалом освобождённых эмоций, отвечал на них, стремился усилить его, распалить ещё больше, и это мне без труда удавалось. Харону не требовалось дополнительных стимулов, он и так был почти безумен на пару со мной... Болезненное проникновение, затем толчок, я матерюсь, вжимая затылок в подушку и пытаясь выровнять дыхание, Харон останавливается, вопросительно кладёт руку мне на грудь, но я дёргаю её за запястье, сбивая, требовательно толкаюсь навстречу, снова матерюсь, но через какое-то время добиваюсь того, чтобы удовольствие пересиливало боль. Моя полная отдача окончательно сводит Харона с ума, он рывком приподнимает меня, вынуждает поменять позу, и вот уже он сидит у стены, запрокидывая голову и лихорадочно ловя мой взгляд своим, а я с силой насаживаюсь на него, жадно целуя в перерывах между глотками воздуха, неуловимо отравленного безумием. Не до разговоров, не до ласк, бешеное желание перехлёстывает через край, и я выгибаюсь, подчиняясь судороге, прошившей тело, чувствую, как сильные пальцы на моих бёдрах направляют мои сбившиеся с ритма движения, слышу, как Харон стонет сквозь зубы, передёргиваясь судорогой наслаждения вместе со мной. Тяжёлое дыхание, бесконтрольные поцелуи, крепкие объятия, стремящиеся продлить наслаждение... Я не пытаюсь отстраниться, только упираюсь лбом в его плечо, пытаясь выровнять дыхание. Затем я всё же тихо смеюсь, приподнимаюсь, тут же шиплю от эха судороги, сползаю на кровать из сидячего положения в лежачее и повелительно тяну Харона сделать то же самое. — Знаешь, быть безумным – безумно приятно, — изрекаю я, прикрывая глаза. Харон неопределённо хмыкает, медленно проводит пальцами по моему плечу и предплечью так, словно прикосновения для него всё ещё являются священным и непривычным действом. Я довольно шевелюсь, позволяя прикасаться к себе, и он тут же обнимает меня, притягивает к себе, целует в основание шеи, словно прячась от реальности и не желая меня отпускать ни при каких обстоятельствах. Я не обращаю внимания на такие собственнические замашки, лениво проговариваю: — Тут сигареты где-нибудь есть? Или только в моём рюкзаке? — Курить вредно, — сообщает мне в волосы Харон куда-то чуть выше ушной раковины. Я фыркаю: — Шляться по Убежищам тоже вредно, но мы ведь шляемся! Сигареты давай, говорю. — Ты неадекватен. – В тоне Харона слышится едва заметная усмешка, и я невольно улыбаюсь в ответ. А он продолжает: — Поэтому исполнять приказы я не обязан. Обойдёшься без сигарет. — Научил я тебя думать своей головой себе на беду, — ворчу я. Лениво шевелюсь, чувствую, что Харон настороженно замирает, и с лёгким раздражением крепче прижимаю его к себе за талию: — Да не дёргайся ты! Не сбегу я никуда. Харон медленно расслабляется, и я чуть задрёмываю в его объятиях, чего допустить никак нельзя, поскольку выбираться из этой сумасшедшей дыры нам всё-таки надо, при этом желательно не задерживаться дольше необходимого. Однако встать пока было выше моих сил... — Может, останемся тут жить? Харон вздрагивает, снова напрягаясь, и я скептически хмыкаю: — Я пошутил. Кстати, где бы тебе хотелось жить? Города тебе не подходят, одинокий домик в поле тоже не вариант. Что тогда? Подземные метро Вашингтона? Или что-то вроде этого Убежища? — Убежищ с меня до конца жизни хватит, — ответил Харон, снова чуть расслабляясь. Его мерное дыхание успокаивает, и я снова прижимаюсь лбом к гладкой коже его плеча. Чуть подумав, наёмник продолжил: — Наверное, небольшой посёлок человек в десять. А вообще... – он заминается, и я поощряюще спрашиваю: — Что «вообще»? — Я часто слышал по радио, что ТриДогнайт говорил о деревьях на пустоши. Настоящих зелёных деревьях. И давно хотел найти его, чтобы расспросить об этом. Может быть, он вспомнит, где найти эти деревья... — Оазис, — подсказал я. — Что? — Ничего. – Я довольно улыбнулся своим воспоминаниям. – Я знаю, где можно найти зелёные деревья. Я находил их. Харон только вздохнул, решив, кажется, что я не знаю, о чём говорю, или мне опять видится то, чего нет, а я не стал настаивать. Тем более, что для того, чтобы куда-то отправляться, нужно было сначала выбраться живыми из Убежища 106, а это возвращало к проблемам, куда более насущным, чем мечты о зелёных деревьях. Так что я нехотя отстранился, вздохнул, поднялся с кровати, направился в ванную, но замялся перед дверью и обернулся: — Ополоснёмся вместе? Харон вопросительно посмотрел на меня, и я нетерпеливо пояснил: — Там призраки. Может, твоё присутствие их отпугнёт. Или не даст мне окончательно съехать с катушек. Наёмник согласно кивнул, тоже поднимаясь с кровати. Быстро посетив душ и не встретив ни одного призрака, мы оделись и двинулись в путь, к выходу из Убежища. Мою винтовку Харон так и не вернул, да я и не просил, потому что не был уверен, что призраки появятся снова, хотя за свой рассудок опасался уже меньше. — Подожди здесь, — в очередной раз бросил Харон, оставляя меня за углом коридора, и с дробовиком наперевес отправился вперёд проверять, не было ли на пути сумасшедших выживших. Мы почти дошли, нам оставалось пройти всего один длинный коридор и два небольших зала, чтобы достигнуть открытой тяжёлой двери в форме шестерёнки... — Сынок, тебе помочь выбраться отсюда? Вздрогнув, я медленно обернулся, чтобы увидеть отца с таким знакомым взглядом и приглашающе протянутой рукой. Он терпеливо улыбался, он был рад меня видеть... После этого я больше ничего не помнил. *** Очнулся я от мирного потрескивания костра недалеко от себя, царила ночь, и некоторое время я просто бездумно смотрел на огонь, не пытаясь напрягать память. Я безумно устал. Нервная система была настолько истрёпана, что, наверное, даже вшитая в неё программа V.A.T.S. не сработает, если попытаться ей воспользоваться. Я даже не пытался понять, реальность вокруг или вымысел... — Сто первый, — раздался позади знакомый голос, чуть неуверенный. – Очнулся? Я медленно повернулся на голос, и увидел в свете костра... — Твою мать! – вырвалось у меня, я отшатнулся, и Харон инстинктивно отшатнулся тоже. Лицо, к которому я уже успел привыкнуть, обычное человеческое лицо наёмника было изъедено язвами, от волос осталось несколько жидких прядей, и это создавало такой контраст, что я испытал некоторый шок. Харон снова выглядел гулем, что лишний раз доказывало мою поехавшую в Убежище крышу. А потом я вспомнил, что мы с Хароном вытворяли, и, видимо, моё лицо всё-таки изменилось, потому что в глазах гуля плеснулась боль, неприкрытая, режущая сердце своей материальностью, а потом он сжал зубы, отгораживаясь от мира стеной отчуждённости. Чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт!!! Я отвернулся к костру, пытаясь совладать с поднявшимися эмоциями. Напряжённо спросил: — Где мы? — Недалеко от Убежища 106. – Говорил Харон явно с усилием и выходить из-за моей спины не торопился. — Как мы здесь оказались? Я плохо помню... последние события. – Прозвучало двусмысленно, но было ясно, что поздно использовать это как отговорку, слишком красноречивыми были мои эмоции, Харон уже понял, что я прекрасно всё помню. — Когда я проверил местность до выхода и вернулся, ты начал мне доказывать, что надо взять с собой твоего отца, а потом напал на меня и пытался задушить. – Напряжённый, сухой, сжатый рассказ. – Я вырубил тебя ударом приклада по голове и вынес из Убежища. Около суток ты не приходил в себя, метался в бреду, но постепенно успокаивался, возможно, из-за того, что больше не дышал отравленным воздухом. Теперь очнулся. Я помолчал, глядя, как языки пламени лижут чахлую древесину какого-то искорёженного бомбёжкой дерева. — Ты закрыл Убежище? — Да. Затем сломал рычаг на панели управления и расстрелял панель из дробовика. На всякий случай. — Хорошо. Повисла напряжённая тишина, которую ни один из нас не стремился разбивать. Мои нервы, не выдержав напряжения, сдали минут через пять, и я заявил: — Мне нужно домой. В Мегатонну. И до тех пор, пока я туда не попаду, про Убежище 106 мы забываем. Это ясно? Разбираться будем потом. Иначе я свихнусь сейчас и без отравленного воздуха. Молчание. — Не слышу ответа! — Ясно, хозяин. Прорычав ругательство, я прикрыл глаза, заставляя себя хотя бы немного расслабиться. Как же мне было паршиво... ...До Мегатонны мы дошли в молчании, переговариваясь друг с другом только по острой необходимости, вроде распределения обязанностей при привале или координации слаженных атак на радскорпионов. А добравшись до своей квартиры, я первым делом доплёлся до своей мини-лаборатории, вывел из организма все яды, после чего стащил с себя броню и рухнул на кровать, наконец-то получив возможность отоспаться. Проснулся я в полной тишине, только робот монотонно шумел где-то внизу, бормоча под нос какие-то армейские частушки. Первая же мысль – где Харон? Я не отдал никакого приказа, просто дошёл до дома и отключился, но это ведь мало что меняет, насколько я знал. Я сел на кровати, затем поднялся, машинально подхватывая лазерную винтовку, но затем снова швырнул её на столик рядом с кроватью: на кой чёрт мне оружие в собственном доме? В конце концов, есть робот, который на крайний случай немного задержит любого злоумышленника, а я за это время успею достать любую пушку. Я подошёл к перилам лестницы второго этажа, оглядел своё небольшое жилище, затем догадался заглянуть в каморку, которая была рядом с моей кроватью и, несколько озадаченный, остановился на пороге. Харон спал прямо на полу, положив под голову свой рюкзак и накрыв его кожаной подкладкой от брони для мягкости. Дробовик лежал рядом под рукой, но гуль не проснулся от того, что я открыл дверь, даже по покрытому язвами лицу было видно, что Харон очень сильно устал. Такое ощущение, что сон сморил его только недавно, а всё время до этого он ворочался с боку на бок и никак не мог расслабиться. Гуль не привлекал меня. Ни капельки. Внешность была отталкивающей, слишком напоминала ходячий труп, и я не мог представить, как получать удовольствие от прикосновений к этой сухой шелушащейся коже, к этим язвам, к этим нескольким тонким прядям вместо полноценных волос... Я был человеком и стереотипы мышления у меня были человеческие. Можно было сколько угодно говорить, что в душе Харон человек и внешность ничего не меняет, но на деле всё не так радужно, поскольку есть понятия, которые переломить не просто трудно, а почти что невозможно. Может быть, по прошествии очень долгого времени я и мог бы привыкнуть, но кто мне даст это время? Да и Харон будет страдать от каждого моего прикосновения и отдёргивания руки. Он ведь тогда, в Убежище 106, оставался гулем, и он знает, каково это – когда твоим телом наслаждаются, когда охотно подчиняются твоим прикосновениям, да что там – у меня самого до сих пор едва не встаёт, как только вспомню ту бурю страсти, которую высвободил в Хароне своим приказом. А сейчас... не знаю даже, сможет ли он остаться мне другом. Он горд, несмотря на то, что подчинится малейшему приказу, у него была своя личность, несмотря на кодекс абсолютного солдата, а ведь я почти смог заставить его проявлять эту личность, думать своей головой, выказывать эмоции! Едва слышно чертыхнувшись, я спустился вниз, принявшись сооружать себе что-то наподобие завтрака и разговаривая с роботом, чтобы не думать о возникшей проблеме. Мне почти удалось отвлечься, но всё шло хорошо ровно до того момента, как наверху послышался шорох и стук, обозначающий, что гуль проснулся и встал. Проклятье. И как мне себя вести? Харон спустился со второго этажа мрачнее тучи, упёр взгляд куда-то мимо моей головы и заявил: — Этого больше не повторится. Я подавился водой, которой запивал сделанные на скорую руку сэндвичи, прокашлялся, воззрился на наёмника: — Ты о чём? — Я не проснулся вовремя. До меня начало кое-что доходить: я забыл закрыть дверь каморки, когда уходил, и Харон, проснувшись, понял, что проспал моё появление. Фыркнув, я отрезал: — Ты спас мою задницу в сто шестом, вытащил из сумасшедшего дома, а теперь из-за такой мелочи страдаешь? Мозги себе ещё дробовиком вышиби. Чтобы подчеркнуть драматизм момента. — Это приказ? – бесстрастно переспросил гуль. Я грохнул кулаком по столу, едва его не опрокинув, вскочил на ноги: — Псих недоделанный! Ты своей головой думать будешь когда-нибудь или нет?! Или ты намеренно выводишь меня из себя, чтобы я приказал тебе застрелиться? Харон слегка опешил, а я уже, махнув рукой, направлялся к выходу из квартиры. — И не ходи за мной! – рявкнул я, заметив, что он вознамерился пойти следом. – Сиди здесь! Я вышел, хлопнув дверью, на душе было паршиво. Нет, так мы не сработаемся, это точно. Нам надо выяснить отношения, поставить в нужном месте точку и тогда уже путешествовать дальше, но я был не в состоянии пока что разобраться с этой проблемой. Тем более, что Харон явно не способствует этому. Весь день я шлялся по Мегатонне, успев своими бесцельными беседами заколебать большинство жителей, а вечером заявился в бар к Мориарти. Я успел забыть, что там работает гуль, так что при виде его на меня снова накатила тоска, и я заказал побольше выпивки, нагрубив несчастному гулю-бармену. Пошли к чёрту все эти гули! Дойдя до определённой кондиции, я снял красотку в номер и собрался было совсем расслабиться да получать удовольствие, однако вышло всё не совсем так. Разумеется, удовольствие я получил, да и красотка старалась вовсю, но чёртово видение произошедшего в сто шестом Убежище не желало меня отпускать. Я волей-неволей помнил, какими жадными и ищущими были движения Харона, как наплечник его доспехов, лежавший на кровати, впивался в бедро, но не было ни секунды, чтобы его отшвырнуть, помнил его стон, скупой, но пронзительно искренний, горловой, полный наслаждения... Проклятье! Я курил, не обращая внимания на то, как девушка одевается, не ответил на прощание, даже не махнул рукой, что её, кажется, обидело, но мне было не до неё. Я очень остро понял, что смогу забыть Харона и даже перепродать его, на худой конец, какому-нибудь хорошему человеку, но знал, что упущу при этом что-то очень важное. Что-то, что сейчас готово навсегда исчезнуть, рухнуть и никогда больше не возникнуть, если я немедленно не приму меры, останавливая разрушение. Я не знал, что делать. Решение, разумеется, за мной, как и всегда, такова жизнь... Алкоголь ещё гулял в голове, мешал думать, но и без алкоголя выход вряд ли бы появился. Что, пойти обратно в Убежище 106, надышаться этой дряни и блаженствовать, а потом поселиться там? Или ждать результатов вакцины, которую делает добрый доктор в подземелье гулей? И то, и другое меня не устраивало. Как ни крути, внешность хоть и не играет главной роли, но всему есть предел... А потом меня осенило. Наверное, от не выветрившегося алкоголя и слишком ярких воспоминаний об Убежище 106, не иначе, но решимости мне всё равно было не занимать. Или у меня получится, или гори оно всё адским пламенем... Я решительно распахнул двери своей квартиры, нашёл взглядом Харона, чистившего за обеденным столом свой разобранный на части дробовик, и удовлетворённо запер входную дверь на ключ. — Приятно снова видеть вас, сэр! – жизнерадостно возвестил робот со ступенек лестницы. — Заглохни, — бросил я ему. — Простите, сэр, но в моей базе данных нет такой команды. Возможно, вы имели в виду... — Я сказал, заглохни! Переход в режим ожидания! — Слушаюсь, сэр. – Робот уплыл куда-то под лестницу и затих. Я же решительным движением выключил освещение в квартире, затем открыл шкафчик у двери, чертыхнулся, поняв, что погасил свет слишком рано, но включать его снова не стал. На ощупь нашёл старую броню, оторвал полоску ткани от подкладки, глубоко вздохнул. Было не по себе, но я упрямо заставлял себя не останавливаться, раз уж начал. — Харон, иди сюда. Тишина. — Харон! — Я подошёл. – От голоса, раздавшегося рядом, я едва не подскочил. Чёрт, ну у него и тихий шаг, подкрадывался специально, что ли? — Держи. – Я протянул полоску плотной ткани на голос, и её тут же потянули из пальцев, избегая прямого соприкосновения. – А теперь завяжи мне глаза. Харон медлил. Я ждал, бесцельно смотря в темноту. Глаза постепенно привыкали, скоро я начну различать очертания мебели, а ещё через какое-то время буду вполне сносно ориентироваться, здесь не было полной темноты из-за щелей в стенах, и именно для этого нужна повязка. Ткань аккуратно легла мне на глаза, Харон завязал концы в узел, так и не соприкоснувшись с моей кожей и, кажется, даже с моими волосами. Я почувствовал себя крайне неуютно, передёрнул плечами, начав сомневаться в своей затее, да и хмель начал выветриваться, но я упрямо продолжил: — Ты ведь знаешь, что произойдёт дальше, правда? Голос в стороне от меня был – о чудо! – со знакомыми паническими нотками, хотя больше всего там было, конечно, мрачности и даже неприязни, которой Харон перебивал душевную боль. — Ты пьян! — Хочешь сказать, что я неадекватен? – я не сдержал нервного смешка: — В прошлый раз тебя это не остановило. К тому же, я уже почти протрезвел. – Это было небольшим преувеличением, поскольку в трезвом виде я на такой шаг наверняка не решился бы, но теперь будь что будет. Повернув голову на звук, я чуть дрогнувшим голосом произнёс: — Я жду. Тишина... И неуверенно-машинальное: — Это приказ? — Нет. – Мне было всё неуютнее стоять с завязанными глазами, пусть даже и у себя дома, ощущение беспомощности иррационально вызывало панику и с ним трудно было справиться. — Зачем тебе это? И... почему не приказ? – гуль изо всех сил держал ровный тон, и это ему, в общем-то, удавалось. — Потому что я хочу, чтобы ты согласился добровольно. И потому, что я не уверен, смогу ли справиться с собой. Но я хотя бы пытаюсь! – Ну вот, нервы шалят. После Убежища 106 они у меня ни к чёрту. Вздохнув поглубже, я закончил: — Мне было бы проще тебя перепродать и забыть обо всём, как о хорошем сне, но я не хочу. Снова невыносимая, долгая пауза, во время которой я нервно сжал руки в кулаки и только усилием воли заставил их разжаться. — Ты... – начал Харон, но я, не выдержав, рыкнул: — Я жду! Не заставляй меня передумать! Проклятье, теперь создалось впечатление, что я ему одолжение делаю. Чёртовы нервы, я даже теперь не знаю, как выправить ситуацию... Негромкий голос гуля отвлекает меня от лихорадочного поиска нужного ответа: — Ты слишком напряжён. – Его рука осторожно касается моего предплечья, и я вздрагиваю, подтверждая этим его слова. – Возможно, стоит передумать. В таком состоянии... Я отрицательно качаю головой, заставляя себя немного расслабиться. — Нет, не стоит передумывать. И... – я едва успел поймать последнее слово, но он всё равно переспросил: — И что? — И заткнись уже. – Я невольно фыркнул, вспоминая, что не первый раз говорю ему эту фразу, и с облегчением услышал такой же смешок в ответ. — Слушаюсь, — отозвался он, и хотя прозвучать должно было с иронией, в тоне проскользнуло нервное беспокойство. Самое смешное, что я ни разу не усомнился в том, а хочет ли Харон этого вообще, я был непреложно уверен в положительном ответе, слишком открылся он тогда в Убежище, слишком много позволил себе, слишком открыто проявил эмоции, чтобы теперь появились сомнения. Тяжесть на груди, Харон положил ладонь мне на грудь, чуть надавил, вынуждая шагнуть назад, к стене, затем ладонь медленно, неуверенно сдвинулась вверх, поползла к плечу, туда, где кончалась материя плотной пропыленной безрукавки и начиналась незащищённая кожа шеи. Я инстинктивно вздрогнул, когда почувствовал касание гуля голой кожей, но внезапно понял, что вместо касания кожи его пальцев ощущаю безобидную шершавость ткани. — Перчатки?.. — У меня просьба. – Полуголос Харона получается звенящим от напряжения. — Хочешь их оставить? — Нет, хочу, чтобы ты перестал болтать. Чуть подумав, я улыбнулся: — Слушаюсь. Перчаток Харон, судя по всему, снимать не собирался, что значительно облегчило мне восприятие. Ничего не видя, слепо смотря куда-то вверх, я чувствовал руки Харона в плотных перчатках, неуверенно проходившиеся по моим плечам, всё смелее с каждой секундой, и уже в этих движениях я ощущал сдержанную чувственность, отголоски той страсти, которую я испытал в Убежище. Никакого различия. Память то рисовала мне уродливость гулей во всей красе, то перебирала красочные картины безумного наслаждения, пережитого с Хароном-человеком. Сильные руки, требовательные губы, глаза цвета голубой стали... Я сосредоточился на этом образе, это было нетрудно, учитывая то, что ощущения тогда и сейчас совпадали почти полностью, если делать скидку на перчатки и на то, что он меня не целовал. Но сила его эмоций от этого никуда не делась, потребность в прикосновениях осталась прежней, и я всё реже вспоминал о том, что передо мной гуль. Я не знал, все ли гули так отчаянно страстны или только этот наёмник, да и не горел желанием знать, но совершенно точно был уверен, что нужен мне был именно Харон, оттаивавший шаг за шагом, проявлявший личность так неохотно, но так искренне, а то Убежище – вообще отдельная история... Он в этот раз так и не прикоснулся губами к моей коже, не позволил себя раздеть, но довёл меня до разрядки одними только прикосновениями в перчатках, после чего я долго лежал без сил, не говоря ни слова. В голове было пусто, в эмоциональном плане вяло копошился конфликт эстетики и пережитых эмоций, но моральных сил на обдумывание этого не осталось. — Ты самый удивительный человек из всех, что я когда-либо встречал, — негромко проговорил Харон. — Да-а, такого двинутого, как я, ещё поискать, — хмыкнул я. – Прости, если этой фразой разрушил романтический момент... — Заткнись. — Ну наконец-то ты начал командовать... Обоюдные смешки, затем молчание, но уже уютное, общее и спокойное. В конце концов, поняв, что так засну, я нехотя поднялся, стащил повязку с глаз: — Я в душ. — Хорошо. – Харон молча ушёл в свою каморку, и я, сначала хотев его остановить, не нашёл в себе сил это сделать, я не был уверен, что снова не испытаю шок, когда включу свет и увижу лицо гуля. Но сделано главное – мы не отдалились друг от друга. Мы шагаем по тонкому льду, в любой момент можем провалиться в ледяную воду и утонуть, но пока ещё не утонули. Пока ещё идём. *** Две недели спустя — Чёртовы гладкомордые, — доносилось мне вслед, когда я, печатая шаг и закинув лазерную винтовку за спину, шагал по подземелью. Улыбнувшись в ответ на это ругательство, я толкнул двери клиники, с любопытством осматриваясь. Ничего не изменилось с моего прошлого посещения, всё так же хрипели дикие гули за решёткой, всё так же заинтересованно встретил меня доктор. — А-а, это вы! С чем пожаловали? — Хотел купить стимпаков. – Старая добрая традиция, не иначе. — О, разумеется! – он с готовностью полез в уже знакомый ящик стола, начал выкладывать шприцы на стол. – Вам двенадцать, я так понимаю. – Отсчитав нужное количество, он полуобернулся, спросил: – А Харон с вами? Я поднял на врача взгляд, спокойно ответил: — Мне очень жаль, но он больше не будет испытывать ваши препараты. — Но... почему? – он явно расстроился, даже перестал возиться со стимпаками, неуверенно выпрямился, ожидая объяснений. Я пожал плечами, ответив словами ныне покойного Азрукхала: — Боюсь попортить товар. – Ни к чему доктору знать, как много значит для меня этот «товар» на самом деле. Подавив улыбку, я добавил: — Но я могу помочь чем-то другим, доставать редкие препараты или договориться с кем-то из учёных, чтобы они попробовали вам помочь. Врач всё равно оставался расстроенным, хотя после слов о помощи слегка повеселел. — Очень, очень жаль, что вы отказываетесь. А помощь мне пригодится, я был бы вам очень благодарен, особенно это касается редких препаратов... Я кивнул, забирая свои стимпаки и подвигая врачу нужное количество крышек. Нет, я ещё не настолько сошёл с ума, что полюбил уродство гулей, но, как показала практика, от внешности можно отрешиться, если испытывать такое желание. Каких только чудес не бывает на Столичной Пустоши... *** Эпилог — Мы прошли полкарты твоего пип-боя, перебив больше тварей, чем за последние два месяца, и ты до сих пор хранишь в тайне цель нашего путешествия? Я, не обращая внимания на Харона, осматривал окрестные камни на предмет нужного ориентира, пытаясь вспомнить, где же начиналась эта проклятая незаметная тропка, стиснутая окрестными скалами и ведущая в упрятанное горами священное место. — Храню, — рассеянно ответил я. Вот оно! Я постарался не подать вида, что обрадован, и быстро отвёл взгляд от пучка жёлто-зелёной травы, жухлой, но, несомненно, более живой, чем обычная выжженная трава на Пустоши. – Я сотню раз тебе объяснял, что ты сам всё увидишь! Пошли, — я кивнул в нужном направлении и словно бы невзначай пропустил Харона вперёд. — Ты невозможен! — Я неадекватен, — напомнил я со смехом. – Шагай давай! Пучок травы Харон не заметил, мимо небольшого кустарника жёлто-зелёного цвета тоже прошёл, но следующий куст, уже полноценно зелёный, растущий прямо на камнях, он проигнорировать не смог, застыл, не верящим взглядом смотря на него, я второй раз в жизни видел абсолютно искреннее и чистое изумление пополам с шоком, на это стоило полюбоваться. Эмоции на лице гуля я уже давно умел читать просто блестяще, так что теперь стоял рядом, невольно улыбаясь и наблюдая за его реакцией. Харон обернулся ко мне, в глазах такое отчаянное выражение, что я невольно покачал головой: — Это не мираж. Пойдём. Теперь уже недалеко. Харольд, который Боб, будет рад гостям. — Харольд, который... Ты о чём? – Харон с трудом управлялся с потрясением, машинально шагал по горной тропинке почти что задом наперёд, потому что не хотел отводить взгляда от зелёного куста. Повернулся он только тогда, когда я указал вперёд на следующую зелень, на сей раз целое деревце. — Я вас познакомлю, — улыбнулся я, толкая деревянные ворота Оазиса. Я точно подгадал со временем прихода сюда, было раннее утро, и рассвет сделал зелень вокруг просто сказочной. – Думаю, вы понравитесь друг другу! Конец