Пять лет спустя...

Он вернулся в Лондон. Сколько лет прошло? Кажется, пять… Нет, не кажется. Пять лет, восемь месяцев, три недели, два дня и девять часов… Он знал это точно. Счетчик, который включился в голове Шерлока, как только самолет оторвался от земли — не останавливался ни на минуту, все эти долгие годы. Майкрофт ошибся. Он выжил и вернулся. Было горько. Шерлок, спрятав руки в карманы кожаной куртки, медленно шел по старым улица любимого когда-то города. Сейчас Лондон не радовал. Он был другим, столь же не похожим на прежний город, как сам Шерлок сейчас мало походил на знаменитого когда-то детектива в забавной кепке. Пять лет… Шерлок шел на Бейкер-стрит. Он прекрасно знал, что не найдет за черной деревянной дверью с номером 221Б, ничего из того, к чему раньше стремилась его душа и что составляло основу его бытия. Джона не было в Лондоне, Уотсоны не жили даже в Англии. Мэри увезла мужа в Шотландию, несколько лет назад. Так, скупо и сухо, сказал ему Майкрофт. Конец эпохи. Больше они не поднимали эту тему: Шерлок не интересуясь, а Майкрофт, вероятно, щадя чувства брата. Это было табу. И Шерлок был благодарен брату, за то, что тот не бередит его рану. Джон сделал свой выбор дважды: сначала женившись, а потом забыв о существовании друга, не отвечая на письма и уехав в другую страну. Больно. Зачем он сейчас шел в ту квартиру, Шерлок не знал, может быть, чтобы еще раз побольнее кольнуть себя в сердце и напомнить о том, что бывает, когда открываешься и впускаешь в него посторонних. Впрочем, когда-то давно, Джон не был посторонним, он был своим, почти родным, ближе чем родным… Шерлок ради него с крыши прыгал и ежедневно рисковал своей шкурой в течении двух непомерно долгих лет. Да именно так — был. Весенний Лондон гудел, как большой улей. Вокруг сновали люди, спешили машины, жизнь била ключом. Бейкер-стрит совершенно не изменилась. Вот этот дом, козырек кафе… даже кивающие собачки рядом с вывеской «Английский завтрак». Та же дверь… Шерлок замер, он поднял руку и почти коснулся дверного молотка, который висел тошнотворно ровно, вовсе не так, как любил когда-то знаменитый детектив. Стоит ли? Кто теперь живет в этом доме? Поймут ли? Раньше такие мелочи Шерлока бы не остановили, ему было плевать, теперь он стал другим, а от того замер в задумчивости и прислушался к ощущениям внутри себя. «Ну же, давай, — шептала гордость, — не будь трусом!» Шерлок вздохнул и надавил кнопку звонка. Секунда, две, десять… они тянулись бесконечно, а он с трудом удерживал себя на месте, чтобы не кинуться бежать от проклятой двери. — Что я делаю?! — беззвучно шептали побелевшие губы. И вот когда он уже собрался уйти, трусливо убеждая себя, что дома никого нет, дверной замок щелкнул. — Чем я могу вам… — оборвалось на полуслове, и Лондон вдруг утонул в гробовой тишине. На него смотрели синие глаза, похожие на небо Афганистана в знойный полдень. Шерлок не мог произнести ни слова. Он не ждал, но главное — его не ждали. Этот взгляд он уже однажды видел, тогда в чертовом ресторане — синева глаз и усы. Только сейчас усов не было. — Ты?! — Джон, хватая воздух ртом, смог произнести только это. — Почему ты здесь? — пробормотал Шерлок не в силах оторвать взгляд от синевы. — Ты умер, тебя застрелили в Восточной Европе… — прохрипел Джон, хватаясь за дверной косяк, — я видел фотографии, видел твое тело! — Нет, я жив, — с вызовом ответил Шерлок, — как видишь … Постой, а кто тебе сказал, что меня убили? — Мэри… — с лица доктора схлынула краска, — через полгода, после того как ты улетел, она принесла мне фотографии и сказала… что нашла их на пороге нашего дома. Я был уверен… — Ты и в прошлый раз был уверен, — почти зло бросил Шерлок, — а ведь тогда я еще на крыше пытался сказать тебе, что все происходящее просто фокус. — Так ты не… — Нет. Может, все же зайдем в дом? — О, да конечно, проходи, — Джон, все еще бледный и слегка пошатывающийся, посторонился, приглашая Шерлока в дом. — Я был убит горем, когда снова потерял тебя… она решила все сама, этот переезд, сказала, что так будет лучше. Но лучше не стало. Я прожил с ней три года, три гребанных года, а потом ушел. Не мог больше, зная, что все случилось из-за нее. — И она отпустила? — А что ей оставалось? Я не мог смотреть в ее сторону без тошноты. — А ребенок? — Шерлок напрягся, ожидая ответа на этот вопрос. — Он родился мертвым, она… — Мне жаль… — Мне тоже. Молчание затягивалось, и Шерлок как-то неловко заерзал в некогда любимом кресле. Было что-то непонятное во всем этом… — Ты не отвечал на мои письма… — Я не получал от тебя писем, — вздернул подбородок Джон. И Холмс увидел, что тот действительно не получал. Как же так? Джон нахмурился и продолжил, — когда я увидел те фотографии… я звонил твоему брату, ходил к нему, но меня не пустили даже на порог. — Он злился… за Магнуссена. Думал, что отправил меня на верную смерть и винил в этом тебя… — Я не думал, что он на это способен, — Джон болезненно скривился, — в смысле, злиться… — Я тоже… Но, как оказалось, я ему действительно дорог. Когда кризис миновал, и я понял, что ты… в общем, я решил остаться там, не возвращаться в Англию. Так, значит, это Мэри… Шерлок втянул носом воздух, и Джону показалось, что тот сдерживает наворачивающиеся на глаза слезы. Показалось, наверное, это же Шерлок… какие слезы? Джон до сих пор не мог поверить, что все происходит на самом деле, что друг жив… Изменился, осунулся, повзрослел… в место буйных кудрей — короткая стрижка, ни шарфа, ни пальто… Но все равно, перед ним сидел Шерлок, самый невозможный и, как оказалось, любимый бессмертный человек. — Почему, Джон? — на лице детектива вдруг отразилась вся затаенная боль этих пяти лет, — почему она так меня ненавидела? Ведь те письма… это тоже ее рук дело, как и подложные фотографии с моим телом. Объясни мне, за что? Я вынул ее голову из пасти льва… Не понимаю… — Все просто, — Джон закрыл лицо руками, немного помедлил, а потом произнес-таки то, что должен был сказать давным-давно, где-то в прошлой жизни и это бы изменило все. Сколько раз он корил себя за то, что не успел сказать Шерлоку тех простых слов, даже прощаясь у трапа самолета. Мог, но смалодушничал, испугался. Но теперь ему ничего не мешало… — Она чувствовала, что я всегда любил тебя куда больше, чем ее. Только тебя, Шерлок.