Ловушка бандажа

Сехун ощущает себя геем. Стопроцентным таким, мужиковатым и грубым геем, который любит чужие члены. Особенно, что уж скрывать, сосать их или трясти подтянутой задницей в позе наездницы. Сехун не считает себя манерным и никак не выдает тем, что он педик без шанса вернуться к нормальности. Он просто скрывает свое второе «я», считая, что нормальный парень ни за что не будет кричать направо и налево о своих сексуальных предпочтениях. Сехун перебирает парней, как будто выбирает новую рубашку в магазине. Он сам не знает, чего хочет, но этот ему не нравится, тот не нравится; один слишком высокий, второй слишком низкий, этот дохляк, вон тот пережрал протеина, от этого воняет, а пятый-десятый – совершенно серый и безвкусный. Нескольких он знакомит с друзьями, но те не выдерживают тонну сарказма и шуточек ниже пояса, тем самым отсеиваются самостоятельно, а те, кто смог выдержать, знакомятся с слишком заботливой мамой и умывают руки после её фразы: - Се Хунни хорошая девочка? Сехун не обижается на мать: днем позже или раньше его парень все равно бы узнал. Сехун мужиковатый, совсем не манерный гей, а потерявшаяся в собственной биологии девушка. Да, Сехун любит члены, и, надевай он почаще юбки, у него было бы больше шансов добраться до них. Но Сехун мальчик и подобную любовь считает странной даже для себя. У Сехуна нет друзей-девушек. Его компания – это вечно бухающие хены-старшекурсники, отравляющие сами себе жизнь по пятницам. По отдельности, они адекватные, способные и даже относительно нормальные в общении, но стоит им собраться вместе – оттуда, куда вливается пиво, льются бесконечные омерзительного содержания шутки и моральное уничтожение своего оппонента. И даже после всего этого они умудряются быть друзьями. Им все равно, что у Сехуна в штанах – вагина или член до колена. В конце концов они не хуями меряются, только если моральными. Они обсуждают бицуху Сехуна, его мужиков, пирожки его мамы и многое другое, что обычно обсуждают пьяные в дрыгадан хены, забыв о том, что предмет их обсуждения сидит рядом и присасывается к третьей бутылке пива. Кажется, мама догадывается, что Сехун уже больше не девочка, поэтому не покупает ему летнее платье, как делала все предыдущие года ранее. Она покупает ему мужские футболки и ласково гладит по спутанным коротким волосам, улыбаясь, - она примет Сехуна любым. В начале лета главный «натурал» компании Чонин начинает встречаться с парнем. Горячая тема висит в обсуждении их пятничных вечеров несколько недель подряд, оттесняя на второй план бицуху Сехуна и, каков ужас, пирожки его мамы. Сехун даже не думал, что его лучший друг может так краснеть и путаться в родном корейском, когда пытливый Чанель требует рассказов о любви всей его жизни, потому что Чонин, еще месяц назад ты восхищался задницей Хесон. Чонин оправдывает это флюидами его гейских друзей и не хочет знакомить их со своим парнем. Он милый, а вы портите все, что находится в радиусе километра. Чанель обижается и не разговаривает с Кимом целых два дня, а потом ему это надоедает, и он снова допытывается до младшего. Ему не просто интересно, кто мог завоевать главную недотрогу их компании, Чанеля распирает во все стороны любопытство, но, к собственному сожалению, он обещает не подсматривать за Чонином, когда того нет рядом, хотя это и очень сложно. Сехун натыкается на ошалелый взгляд своего друга совершенно случайно. Выходные он чаще проводит в одиночестве в скейт-городке на противоположном конце города, где затем заходит в бабл-ти кафе и наслаждается холодным черничным чаем. Тут-то он и встречает Чонина. Тот смотрит на него удивленными глазами и будто старается сделаться меньше, словно его застукали с чем-то неприличным. Сехун не знает, считать ли приличным то, что он сидит с двумя парнями за столиком, ибо уже знает двоих секс-монстров, что посягнули на невинность одного Пак Чанеля. Сехун удивляется, когда друг все же приветствует его и подзывает к себе, придвигая стул. Сидящие до этого спиной ко входу парни, удивленно озираются по сторонам. - Это мой лучший друг Сехун, - говорит Чонин, когда Сехун садится рядом. – Я говорил вам о нем. Сехун чувствует себя неудобно: на нем грязная разодранная майка после неудачного падения и огромный пластырь на плече после него же. Еще адски болит нога, из-за того, что она опухла, жмут вансы, но парень все равно кивает. Мужик он или нет, потерпит ради знакомства с парнями Чонина. - Очень приятно, меня зовут Минсок, ты ровесник Чонина? Минсок, выглядящий как десятилетняя девочка, улыбается и опускает все мыслимые и немыслимые формальности. Сехун долго сомневается по поводу его роста, но затем, неуверенно пожевав губу, выдает: - Да, хен. Я младше Чонина на несколько месяцев. - Удивительно! – словно довольный ответом, кивает Минсок. – Ты выглядишь гораздо старше. С тобой все в порядке, кажется… Он имеет в виду сехунову руку. Чонин, до этого рассеянно разглядывающий все вокруг, тоже замечает боевое ранение и охает: - Ты в порядке? Когда умудрился упасть? - Только что. Все в порядке. Я был в больнице. Минсок что-то причитает еле слышно и желает Сехуну дальнейшего выздоровления, и, казалось бы, атмосфера разряжается от болтливости женоподобного хена, но в разговор вклинивается второй чониновский парень, прожигая демонским взглядом насквозь. - Ты хромаешь. Спрашивает он или констатирует факт, Сехун не знает, но неожиданно для себя кивает, получая новую порцию минсоковских переживаний и причитаний, смешанных с восхищением о бесстрашии парня. - Тао все замечает, - глупо смеется все еще обеспокоенный внезапным знакомством Чонин. – Сехун, это друг Минсока, Цзытао. Он китаец. Со словами Чонина все становится на свои места: Тао кажется человеком совсем ни к месту, ни к этому улыбчивому городу, совсем каким-то некорейским; и слова друга оправдывают его ауру. - Прости, Тао, за грубость. На самом деле он прекрасный ребенок, но совсем недавно в Корее и еще много слов не знает. Выражается, как может, - смех Минсока разливается ручьем по шумной кафешке, от чего Сехуна отпускает внутреннее напряжение. Младшему кажется, что странный китаец видит его насквозь – все грязные тайны и секреты, что Сехун гей и далеко не парень, хотя одно другому не мешает. - Хен! – вся опасность, что источает Цзытао, трескается маской на его красивом, кошачьем лице, и китаец тут же краснеет, убавляя себе в возрасте лет пять. – Зачем ты говоришь это? Мне не нравится. Видимо, с корейским у Тао и правда туго. Сехун хихикает в кулачок и расслабляется, отсчитывая китайцу еще пару лет. Через несколько минут они уже полноценно смеются над каждым произнесенным Цзытао словом, и Сехун осознает, что молчаливость и напускная опасность – это не более чем способ выглядеть круто. По крайней мере до первого нормального понимания корейского. Возвращается Сехун ближе к ночи, не чувствуя подвернутой ноги. Кровь на распаренном плече запеклась и с трудом и болью отклеивается от заживляющего пластыря. Но Сехун не жалеет: эпичнейший полет из полетов стоил тех восхищенных взглядов собравшихся зрителей в городке и знакомства с парнем Чонина. С одним парнем Чонина. Друг пишет смс не говори Чанелю. И Сехун солидарен. Чанеля обязательно заинтересует пятилетний хен, а его словесные пытки выдержит не каждый. Чонин приглашает Сехуна погулять с ними в пятницу днем, оправдывая это тем, что Цзытао одному скучно, Минсок хочет послушать сехуновы скейтбордные приключения, а вечером им все равно заваливаться к Крису на пятничный разнос пьяных полетов. Они оба сбегают с третьей пары и на автобусе едут в другой конец города, где, как оказывается, учатся Минсок с Тао. Нога Сехуна опухает сильнее, и они просто сидят в кафе, слушая болтовню Минсока об учебе и корейский китайский Цзытао, который иногда не выдерживает сложности фраз и соскакивает на родной язык. И понимает его, кажется, только чониновский парень. Сехун рассказывает парню Чонина о их друзьях, объясняя почему тот так долго не хотел знакомить их. И Минсок, кажется, понимает, начиная смеяться от каждой истории про Чанеля и его злоключениях, затем переводит историю Цзытао, и Сехун наслаждается широкой улыбкой, не замечая, как влюбляется, словно девчонка. Прогуливаясь до остановки, они разбиваются на пары. Никто не обращает на идущих за ручку Чонина с Минсоком, мирно болтающих о чем-то своем, находясь в отдельном мирке; высокий китаец привлекает взгляды проходящих мимо девушек, один раз его даже путают с айдолом, от чего тот мило краснеет и отнекивается на китайском. Если бы не боль в ноге и запекшаяся кровь, уже давно пропитавшая пластырь и нижний слой бинта, Сехун бы несомненно насладился вечером. Они прощаются. Минсок целует Чонина в подставленную щеку, желает Сехуну выздоровления и утаскивает китайца в сторону круглосуточного магазина, не успевшего попрощаться. Чанель, завидев сехуново ранение, предлагает прочистить рану водкой, потому что его сестра – врач и он прекрасно знает, что делать в подобных случаях. И он, видимо, напрочь забывает, что она стоматолог. На часах двенадцать, Чанель уже давно языка не вяжет, пьяный собственным горем. По словам Кенсу, тот случайно увидел сегодняшнюю прогулку младших в компании, как говорит Чанель, очаровательно прекрасных иностранцев. Они были так милы и веселы, что горе захлестнуло Чанеля с головой и не отпустило. Готовый уснуть, но все же не сделавший это, Чанель целый час ноет, что тоже хочет знакомства с иностранцами и по-честному очень завидует Сехуну, прежде чем Чонин соглашается позвать Минсока и Цзытао. Те все равно тоже собирались пить, правда лишь в компании друг друга. Услышав новость, Чанель моментально трезвеет. Минсок приезжает на такси через час, когда Чанель от волнения перебирает весь мусор в их общей с Крисом квартире и даже относит носки в стирку, оправдывая это тем, что перед парнем его горячо любимого малыша Чонинни он должен выглядеть образцово. Правда, своим кудахтаньем Чанель больше похож на курицу-наседку, чем на адекватного друга. Получив поцелуй и лишь мимолетное предупреждение от Чонина, Минсок, стоящий в дверях квартиры, оказывается сжатым в медвежьих объятьях, который басом пускает ему скупые мужские слезы на плечо, рассказывая о том, как он рад познакомиться с парнем их последнего чистокровного натурала. Затем он видит стоящего позади Цзытао и седеет на три тона. Наверное, поседел бы сильнее, если бы не был знаком с Кенсу. Но, до этого казавшийся ему милым мальчишкой китаец (это было издалека), сейчас напоминает огромного голодного кота, жаждущего откусить слишком активному парню голову. Чанель возвращает Минсока, откуда взял, и улыбается: - Привет, я Чанель. Лучший друг Чонина! Очень приятно познакомиться! Тао пожимает протянутую ладонь, и Сехун, стоящий практически позади всех, готов поклясться, что слышал хруст. - Мне тоже очень приятно, - выдает Тао на безукоризненном корейском, и вся его детская непосредственность тает, превращая его в настоящее чудовище. Впрочем, наваждение быстро проходит, разбиваясь о смех Минсока. Обнимая старшего, Сехун чувствует перегар, хотя Минсок улыбается ему абсолютно трезво и убегает знакомится с Кенсу, сходу называя его милым. От Цзытао пахнет сигаретами и мужским, тяжелым одеколоном. Похожим всегда пахнет одежда Криса, и Сехун не выносит этот запах, что кажется ему показателем псевдо-мужественности и пафоса, которого у модели Ифаня было достаточно. Кажется, будто Тао хочет произвести похожее впечатление, но с его настоящей личиной невинного ребенка это совершенно не вяжется. Уже через полчаса Тао выдает себя и глупо смеется над очередной внетемной шуточкой Чанель, медленно распивая свое пиво, когда тушка Минсока уже давно спит в кресле на Чонине, а Кенсу, зажатый двумя мощными телами, пытается казаться трезвым и даже бурчит для вида. Сехун немного завидует, потому что напиться не может. От волнения весь алкоголь выветривается, а Цзытао подсаживается все ближе. В четыре часа утра, когда Кенсу засыпает, уложив голову на колени Криса, а ноги – на Чанеля, они целуются в странной, пьяной тишине, чувствуя прилив адреналина. Тао кусает губы Сехуна, будто хочет проверить реальность человека перед собой, а затем прижимает его к себе, и Сехун чувствует стояк. Они целуются долго и влажно, лаская друг другая языками и целуя открытую шею. Одеколон Цзытао уже не кажется таким мерзким, а кошачьи глаза блестят диким блеском, будто там на дне устроили вечеринку с диско-шаром бесята. Сравнения в мозгу Сехуна претендуют на Нобеля, а тело – на член Цзытао внутрь себя. Сехун, как мантру, повторяет про себя я мужик, но руки китайца, готовые избавить его от просторной футболки, все равно пугают, будто раньше такое не происходило. Да тысячу и миллионов раз! У Сехуна были десятки парней, которые не знали и все равно лезли в штаны, но тогда Хуну было все равно, а теперь перед ним дикий голодный кот и хочешь-не-хочешь, колени все равно дрожат. Страх берет верх, и Сехун решается на крайность: соскальзывает с дивана и становится на колени между чужих раздвинутых ног, воровато оглядываясь на друзей. Все спят и видят сны с участием своих самых любимых. Только Сехун готовится делать первый в своей жизни минет, мечтая быть хоть на каплю пьянее. - Малыш, ты не должен. Хриплый и пьяный голос Тао заставляет дрожать: если бы у Сехуна было что, то непременно стояло бы. Тао запускает в крашенные волосы ладонь и оттягивает голову Сехуна от своей ширинки. Но Сехун неумолим. Он сделает это! Мужик он, в конце концов, или нет? Сехун учился делать минеты на гей-порно, но даже после такого он не уверен в своих действиях. Он не знает, как сделать хорошо, немного теряется, будто впервые видит член так близко. На самом деле, так оно и есть, думает младший и заглатывает головку. Тао еле слышно стонет. Сехун чудесный: красивый, обаятельный и сильный, пусть сосет довольно неумело, но зато как он смотрится с членом во рту, как будто рожден для того, чтобы стоять на коленях и отсасывать. Цзытао старается не двигать бедрами, Сехун не возьмет глубже, только подавится, хотя и очень старается насадиться на всю плоть. Берет бережно головку и ласкает языком уретру, пальцами перебирая ствол. Цзытао теряется в собственных ощущениях и алкоголе в своей крови. Спящие друзья за сехуновой спиной прибавляют остроту моменту, но младший, кажется, про них забывает. Китаец кончает, все-таки надавливая рукой на затылок Сехуна, тот кашляет, морщится и убегает в туалет, забыв обо всем на свете. Его несколько минут выворачивает над толчком, но Цзытао не имеет даже сил встать с дивана и хоть как-то помочь, может быть даже разобраться с «недоразумением» Сехуна. Когда младший возвращается, Тао спит, забыв засунуть член в трусы. Тао не знает, минет прошлой ночью – сон или реальность, но Сехун ничего ему не говорит и становится немного не по себе. Если реальность, то это очень неловко, черт подери; а если – сон, то Цзытао поздравляет самого себя, он извращенец последней марки. Но, наверное, ему еще далеко до своего хена, который после вечеринки хвастается трофеем – украденной футболкой Чонина, пропахшей потом после танцев, которыми он занимается. Минсок её надевает и целых полчаса проводит в комнате с ярко-зеленым вибратором, подаренным Тао лишь шутки ради. Выходит из комнаты только после звонка Чонина с целью позвать на прогулку в башню Намсан, но Тао отказывается. Хоть это и его любимое место, есть еще одно, где он хочет быть в жаркий субботний денек. Минсок уходит, Тао собирается и уходит вслед за ним, добирается до университета пешком, а оттуда еще три остановки неторопливо и под музычку, останавливаясь только возле скейт-городка, который считает знаменательным местом. Здесь он встретил свою первую любовь в марте, когда приехал поступать в университет. Тонкий, гибкий скейтбордист, вызывающий восторженные вздохи своим катанием сразу привлек внимание. Он был совсем непохожим на любителей данного вида передвижения, но это делало его особенным в глазах китайца. Он не боялся боли и всегда пробовал что-то новое, получая травмы от неудач одну за другой. И хотя он носил защиту на колени и локти, но руки все равно безбожно страдали, окрашивая маленькие, похожие на женские ладошки в красный цвет. Парни его уважали и даже просили совета, но он всегда приходил и уходил один, оставляя позади себя восхищенных поклонников, который в упор не замечал. И Цзытао, пожалуй, был одним из них. Этого парня он встречает летом в любимой хеном кафешке бабл-ти, когда в очередной раз сопровождает старшего от скуки, потому что еще не завел друзей. Какие друзья, когда все мысли занимает один человек. О Сехун – лучший друг Чонина, парня Минсока. Тао не знает, что его удивляет сильнее – присутствие Сехуна или то, что Минсок не плюется ядом, потому что ревнует Чонина ко всему, что движется. Стараясь показаться взрослым и серьезным, Цзытао отмалчивается, но рядом с Сехуном оказывается невозможным держать марку и он сразу выдает в себе маленького любопытного ребенка, но, кажется, Хунни это только забавляет. Цзытао заворачивает за угол, подходя к городку, и замечает цветную макушку, которую, как подсказывает ему мозг, он вчера держал, насаживая на свой член. Подходя ближе, китаец понимает, что не ошибся – Сехун катается, хотя поврежденная нога в тугой повязке явно его все еще беспокоит. И это замечает не только Тао. Кто-то подходит, предлагает помощь и воду, хвалит, получая улыбку и благодарность. Тао чувствует, что ревнует, хотя, в принципе, Сехун ему никто. Но даже если произошедшее было сном, почему Сехун так краснеет, когда замечает его. Это дает китайцу зеленый свет. Он делает вид, что оказался здесь случайно, и подходит, подавая руку, чтобы помочь младшему встать. Тот шипит, но не опирается на поврежденную ногу. - Спасибо. - Не думал, что ты здесь ездишь. - Катаешься, - поправляет Сехун и смеется в кулак. Майка на нем просто бандитская, такие точно надо запретить – слишком много открытой кожи. Тао сдерживает желание напялить на младшего паранджу и исправляется: - Катаешься. Как будет твоя доска по-корейски? На самом деле, Тао знает. Он много чего знает, связанное с тем, что нравится человеку, которого он любит. Но Сехун неожиданно начинает рассказывать про свой, явно повидавший много скейт с удивительным оживлением, забыв про боль, про прошлую ночь и про все вокруг. И Цзытао слушает, хотя честно – не понимает и половину. В той части, что Тао понимает, Сехун рассказывает о своей коллекции скейтов. У него их больше десятка и на некоторых уже невозможно кататься, настолько убитые. Этот у Сехуна любимый, мама подарила его на Рождество, хотя до этого не очень одобряла его увлечение и сильно беспокоилась по поводу увечий, все-таки Сехун… На этом моменте Сехун замолкает и краснеет, как девица. Но Тао нравятся его пылающие легким румянцем щеки, и он не выдерживает – будь что будет, даже если Сехун не гей. Китаец осматривается вокруг в поисках свидетелей и не найдя их, обнимает Сехуна, крепко прижав к себе, а затем целует. Объятья кажутся ему немного странными и даже всего его китайского запаса слов не хватит описать то лишнее, совсем ненужное препятствие между ними, но Сехун отвечает на поцелуй и все сразу становится совершенно неважным. - Покажешь мне свою коллекцию? – через раз дышит Тао, опьяненный близостью, и облизывает покрасневшие от долгих поцелуев губы. Сехун вторит его жесту и кивает. Мама, привыкшая видеть на пороге в последнее время только знакомые ранее лица, крайне удивляется новому человеку, но все равно улыбается и пропускает в квартиру, приглашая к чаю. Болтавшие о её пирожках парни в пятницу, оказываются чертовски правы – выпечка за гранью бытия и всего сущего тает во рту, оставляя приятную сладость от начинки на языке. Сехун смущается маминой заботе. Та еще никогда не проявляла такого внимания к приведенному им парню, но, видимо ощутив, что для сына он особенный, решила и отнестись к нему по-особому, хотя и не избежала опроса с пристрастием, получая односложные корейско-китайские ответы. И в завершении разговора, большего похожего на допрос, контрольный выстрел в голову, про который Сехун и думать забыл: - Как считаешь, Се Хунни хорошая девочка? Сехун никогда бы не подумал, что любимый и привычный телу бандаж сожмет его в тиски. Сехун позволял маме подобную вольность раньше, лишь потому что те парни были ему безразличны, но не Тао. Тао особенный и по-своему родной, в конце концов младший даже на минет ему решился! Чуть не плача от обиды, Сехун смотрит на Цзытао. Тот улыбается и сжимает под столом тонкую сехунову ладонь: - Конечно! Хунни самая лучшая девушка в моей жизни! Сказанное у него выходит без запинки на идеальном корейском, будто он тренировал произношение всю свою жизнь. Удивленная мама кивает и так же ошарашенно смотрит на сына, как сын смотрит на Тао. Тао прижимает Сехуна к себе и целует в губы, вновь обращаясь к женщине: - Ваши пирожки просто переедание. Можно мне встречаться с вашей дочерью?! В комнате Тао его снова прижимает к своей груди, успокаивающе поглаживая по спине. Сехун дрожит, а сам не понимает почему: мысли бегают в панике – как Тао мог узнать?! Цзытао, как сытый кошак, прикрывает глаза: - Здесь, - кладет руку Сехуну на грудь. – Всегда было твердо. Когда я обнимал тебя… Ощущение, будто… - китаец кусает губы, подбирая слова. – Словно доска между нами. Сехун, потеряв смущение в мгновение ока, громко смеется – корейский Цзытао вызывает умиление, но тот серьезно поглядывает на младшего: - И кадык. Его нет. Сехун прячет взгляд: - Ты не против? Я все еще парень, Тао. Тао кивает все с таким же серьезным лицом: - Ты парень, Сехун. Я люблю тебя любым.