Трое против всего мира... или "К оружию!"

Их было трое. Трое против всего мира… Отец так не бывает близок сыновьям, как эти два брата стали близки своему дяде. Родная кровь, пусть и немного перемешанная женским геном. А все равно… У Кили – его глаза. Он видит это каждый раз, и чувствует его взгляд, где бы ни был. Словно между ними есть связь. Ее не разрушить. Никогда и никому. А у Фили – его характер. Такой же рассудительный и достойный короля. Будущего короля. Подгорного. Их всегда было только трое. Ни друзья, ни братья, ни сестра никогда не понимали его, как эти двое… взбалмошные и такие еще дети. Хотя и взрослые дети, попавшие на войну. Видевшие смерть. И не боящиеся ее. Не страшащиеся ударов тупых орочьих клинков, смело смотрящие в глаза опасности. Их было только трое, против всего мира. Оголивших свои клинки с твердой верой в своего короля против всей орочьей тьмы. - К оружию!- на гномьем языке кричал Торин и эти двое бросались вперед, очертя головы. Всегда первые. Всегда вместе. Трое против всего мира. ** Он лежал на льду, ощущая его холод спиной сквозь рубашку и металлические звенья кольчуги, и из последних сил сдерживал падающий на него меч. Руки подгибались в локтях. А клинок Азога был все ближе и ближе к груди… Мерзкий оскал хищника. Против Торина сейчас все: вес этой твари, нависшей над ним, его клинок и даже снег, что падает прямо в глаза. Только лед под его спиной тверже камня. А ведь должен был бы уже давно обрушиться, раскрошиться, лишить его локти последней опоры, чтобы он прогнулся под клинком орка или утонул. Но держит. И есть в этом что-то безумное и святое. В этой простой природе, которая принадлежит ему. Только ему – Подгорному королю. А не этой мерзкой твари и ее прихвостням! Эта тварь убила Фили! Эта тварь еще многих убьет если он сдастся… если он отступится… И где-то там живой еще Кили. Один против сотни, тысячи врагов. Он бросит его? Одного? Как смеет он его бросать? В глазах Азога наслаждение моментом, почти блаженство – если блаженство доступном этим мерзким душам – катарсис. Он давит сильнее, дышит хрипло и грязно. Бледный орк! - К оружию,- шепчут губы Торина и какие-то инстинктивные движения ведут его тело, вперед мысли. Он резко отпускает одну руку и откидывает ее в сторону, и его меч падает на его грудь, а клинок Азога съезжает вниз, со скрежетом цепляясь за эльфийскую сталь, распарывая кольчугу, рубашку, царапая его кожу – но не достает до сердца и вонзается в лед. Быстрым движением Торин отпихивает от себя орка и вскакивая на ноги отрубает ему голову. - Все с тобой, тварь! Бесконечное облегчение опускается на его душу. Свобода. В груди ноет. Но он будет жить. За Фили! Он отомстил. Крик. Отчаянный крик разрезает пространство. Женский крик. Отзывается эхом знакомого имени. - Кили! Со всех ног, не замечая больше боли, он бежит на этот крик. Скорее… быстрее… через ступени. Последняя клятва старого мира! Ведь он обещал его матери, что он будет жить. Он обещал Фили, в последнее мгновение его жизни, что он спасет его брата. Хоть одну частичку души! Он выжил не для того, чтобы позволить им убить его сердце, его душу… разрубить этого глупого ребенка надвое. Не дождетесь! Площадка Вороньей высоты… Руки действуют прежде чем глаза замечают все и отпускают клинок, с силой швыряя его в огромного орка. Стекленеет взгляд и оружие падает у него из лапы прежде, чем успевает прошить тело Кили, распростертое у него на коленке, насквозь. Падает клинок, без сил, не пробивая прочные звенья кольчуги. Падает и орк. Выдохнуть. И только теперь, посмотреть и увидеть… На земле чуть поодаль от Кили, и в одном шаге от Торина, лежит эльфийка. Она почти не может пошевелиться. Ей серьезно досталось в этой схватке. В не ее войне, в которую она бросилась с отчаянием, почти без веры… движимая только одним чувством. Таким же сильным чувством, что пульсирует кровью в груди Торина. Любовь. Кили вскакивает на ноги и подбегая к ним теряется, не зная к кому обратиться первым. В конце концов справедливо полагая, что раз дядя стоит на ногах, а она лежит – значит ей хуже, он бросается на колени перед ней и легонько подхватывает ее за плечи, садит, опирая на свою грудь и закрывает руками, обнимая. Так легче. Так ей должно быть теплее. Он не боится своих действий. Ведь она пришла за ним. А значит согласна… - Тауриэль! Она ничего не может сказать в ответ, лишь слезы застилают ей глаза и вырываются наружу хриплым и сдавленным рыданием. Так плачут те, кто никогда не плакал прежде. Так плачут тогда, когда в сердце впускают любовь. Кили чуть поворачивает голову к дяде. Трое их. Трое. Всегда было трое. И останется. - Дядя? И Торин без сил опускается на холодную землю рядом с ними и берет их обоих за руки, соединяя вместе. - К оружию!- по привычке шепчут его губы. Он трясет головой, понимая, что сказал совсем не то. - К мирной жизни, Кили! И плачут все трое. Как умеют – не умея - плакать. Размазывая по лицам кровь и соленые слезы. Улыбки и боль. Они остались в живых, чтобы жить – за тех, кто умер… за каждого… За Фили. И как бы не было больно. Они должны отпустить его – в последний путь. Должны сказать ему "прощай". С неба сыплется снег, укрывая пропитанную кровью землю… На Эребор падает кровавый закат. Объявляя новую эпоху для старого мира. Выстраданную и заслуженную - эпоху мира и спокойствия. Они победили. Дорого продав каждую жизнь, забрав за каждого павшего гнома с десяток орков. Их было так мало, но они выстояли. Ибо им было за что сражаться - за светлую жизнь, за улыбки на лицах женщин, что придут сюда скоро, за любовь и за солнечный свет. За лед, что не предал сегодня своего короля. За окутанную морозным туманом Одинокую гору. За последнее "бегите" от Фили. Как призыв не бежать, но бороться! Завтра будет новый день, и они встанут с колен, чтобы начать пир. А сегодня - в эту темную ночь, они еще могут позволить себе слезы и боль. Трое их. Только трое. Всегда было. И всегда останется. Отец, сын и дочь - вместо потерянного... Кто-то всегда должен умереть. И умирает самый сильный.