Когда снег большими хлопьями

Всей своей бессмертной душой Хагён недолюбливает зиму. Замерзает вода, замерзают пальцы, замерзает воздух и дыхание, умирают на время деревья, замедляется всё вокруг. Хагён зимой почти глохнет и слепнет, холод поглощает слишком много звуков, а цвета теряют яркость и становятся серыми, мутными. Хагён зимой старается шевелиться поменьше – сердце слишком медленно качает кровь по венам. Он заматывается в шарф по самые брови и ставит чайник на огонь каждый час. Кажется, что комната никогда не прогревается полностью. У Вонщика волосы цвета бумаги. Они Хагёну тоже не нравятся. – Хоть бы шапку носил, выглядишь как белая ворона, – ворчит он, ёжась. Ему не нравится, что на улицах на Вонщика пялится каждая собака. Тот в ответ только фыркает, рукой зачёсывает чёлку назад и натягивает кепку. Лучше не становится, виски и затылок всё равно торчат и притягивают взгляды, лучше не становится, все соседи и так знают, что этот парень какой-то странный. Оба этих парня. Хагён спускает рукава пониже, трёт ладони друг о друга и с досадой думает о том, что скоро снова, наверное, придётся переезжать. Обычно зимой они перебираются туда, где теплее, где комфортно обоим. Но иногда не хватает денег, времени, просто что-то случается, и приходится как-то крутиться там, где застанет их самое холодное время. Вонщик устраивается на работу, у него руки растут из нужного места и не возникает с этим проблем, а Хагён сидит дома, кипятя чайник до чёрных подпалин и щёлкает мышкой, со скоростью улитки делая свои проекты и макеты. Толку от него не очень много, за срочные заказы можно даже не браться, но от безделья Хагён точно свихнётся. Он бы ходил гулять, но сейчас уже слишком холодно для него, чтобы выбираться на улицу. Поэтому чай, цветные линии макетов, ещё чай, пара статей в справочнике, очень много чая. Он проводит день почти в анабиозе и вздрагивает, когда возвращается Вонщик. От него пахнет свежим воздухом, тёплым хлебом, сыром, ещё какой-то снедью и проклятым, мать его, холодом. Хагён почти шипит, когда тот пытается подойти ближе и отправляет в горячий душ. Он ставит чайник на огонь и разбирает продукты, скидывает половину в холодильник, разогревает вчерашнее рагу и моет овощи для салата. Вообще ему нравится готовить, пусть какие-то самые простые вещи, ему нравятся запахи кухни, стук ножа по разделочной доске, тепло, исходящее от плиты. И даже сейчас, когда бодро стучать ножом не получается, готовка успокаивает. Хагён мурлычет под нос какую-то бодрую песенку и пропускает первый сигнал тревоги. Тревога завязывается холодным узелом в животе где-то к середине ужина. Хагён морщится и перехватывает взгляд Вонщика. – Сегодня ночью снег пойдёт. В этом ничего страшного, Хагён видел снег уже несколько раз. Он больше трусит, чем реально рискует чем-то. Но в это время он чувствует себя как хладнокровная ящерица, которая случайно оказалась среди льда. Он видел таких где-то по телевизору. Когда температура опускается слишком низко, они становятся всё медленнее и медленнее, пока совсем не замирают. Говорят, что некоторые, когда оттают, живут как ни в чём ни бывало. Снег ничем ему не грозит. Вот только избавиться от тревоги не получается. Снежные хлопья, опускаясь на землю, в его воображении работают как ластик. Там где есть снег – нет цвета и звука, нет жизни. И с этим страхом не справиться. Вонщик ловит его растерянный взгляд весь вечер, отбирает грязную посуду, заливает в него чашку горячего чая с коньяком и отправляет в постель. Хагёна потряхивает от нервного напряжения почти так же, как от холода. Кутаясь в одеяло, грея подмышками пальцы, которых почти не чувствует, он ловит себя на желании скулить от отчаянья и жалости. К тому моменту, когда постель прогибается под весом Вонщика, Хагён в каком-то тревожном забытье. Он почти не сопротивляется, когда его выпутывают из одеяла, когда Вонщик расстёгивает и снимает тридцать три его одёжки, оставляя только последнюю, самую нижнюю, футболку. Он знает, что с Хагёна проще кожу снять, чем раздеть сейчас. Фыркая себе под нос, Вонщик засовывает под неё ладони и он вздрагивает. Руки у Вонщика тёплые и шершавые, гладят, по животу, бокам, груди. Хагён дышит глубже и открывает глаза. Ему кажется, что в тех местах, где пальцы Вонщика остаются дольше, сковывающий его холод подтаивает, как иней на стекле. Ему хочется ещё, хочется больше, хочется, чтобы вся кожа горела и жглась. Он подставляется под руки и кусает Вонщика в плечо. Знает, что тот не любит торопиться, но не может больше терпеть. Волосы у Вонщика белые как снег, а семя горячее и пряное. В дни, когда за окном метёт вьюга, Хагён дышит и живёт только под его руками. Волосы у Хагёна алые, как закатное небо, его кожа смуглая, зацелованная солнцем. Летом, когда воздух звенит от зноя, а голова Вонщика раскалывается от запахов, прохладные пальцы и губы Хагёна не дают ему сойти с ума.