Фиона

      Мой отец был художником. Моя мать была художницей. Моя сестра была художницей. Кем был я? Я был исключением в этом доме, полном запаха масляной краски и разбросанных холстов. А от того моя индивидуальность не была любима моим окружением. Я был младшим, и, скорее всего, нежеланным ребенком в семье: матери и отцу было уже за тридцать, все силы они вложили в мою сестру, Карму. Скажу я вам, совсем не зря. Медалистка, балерина, прекрасно рисовала пейзажи и была ужасной феминисткой. Да уж, мозгами и талантами кто-то там мою сестренку не обделил, но вот на мне решил отдохнуть. По крайней мере, первые десять лет. Я не любил рисовать и не понимал, почему должен это делать, но отец настоял на обучении «семейному искусству» с малых лет. Забавно, но он хотел вытащить меня из пеленок и посадить орудовать пальчиковыми красками, однако мать не дала (ну, пока я не научился самостоятельно сидеть). Но даже потом я не стал рисовать. Они не понимали, что чем больше заставляют меня этим заниматься, тем больше я противлюсь их стараниям и проникаюсь глубокой ненавистью к картинам. Родители оставили меня в покое лишь в средней школе, но осадок этого давления остался со мной на всю жизнь. Когда матери и отцу стало плевать, кто я такой и чем занимаюсь, я сообразил, как вокруг много всего интересного. Моим явным фетишем было общение, что огромный плюс. Я любил общаться, я заводил много друзей, но все это было не просто так. Не поймите меня неправильно, я не мстил кому-то за неудачное детство. Я был так воспитан, вот и старался соответствовать канонам в моей голове. Именно поэтому я научился манипулировать людьми. Это забавно и весело лишь вначале, но здорово надоедает, лишь ты войдешь в раж. Мне хотелось большего, и я начал подавлять людей. Согласитесь, гораздо интереснее наблюдать за тем, как ломается человек, теряя остатки собственного достоинства? В этом была какая-то жестокая красота, которую я понимал, в отличие от окружающих. Круг моих друзей редел, зато круг врагов и непонимающих меня людей заметно возрастал. Я не собирался прекращать «дело моей жизни» до одной девушки. Фионы.       Тем летом родители отправили меня подальше от дома, в один из лучших курортов для подростков вроде меня. Помню, мне тогда едва исполнилось девятнадцать и хотелось свободы, приключений. Уже в первые дни я получил массу эмоций просто катаясь на доске, сидя в кругу приятелей у костра, даже забросил любимое дело, не найдя подходящей жертвы. Но ничто не сравнится с тем, как я увидел ее. Хочу сказать, что первым делом ты замечаешь не ее, а ее летящую, грациозную походку. Она шла по песку так, словно даже не касалось его ногами, а закат красиво отражался на ее солнцезащитных очках. В ее первый вечер здесь Фиона не заплела свои светло-русые длинные волосы, оставив их свободно струиться за спиной. Этот вечер я запомнил, как «вечер встречи с Той Самой Девушкой». Я назову ее с большой буквы, ибо назвать девушку, переигравшую меня с маленькой буквы, будет непростительно глупо и неуважительно. Но лучше обо всем по порядку. На моем счету искореженных жизней были не одни парни, девушкам там тоже нашлось место. Их было мало, но они были, и каждую объединяло одно: безответная любовь ко мне и желание исправить мой скверный характер. Это их и погубило, и должно было погубить и Фиону, но этого, как ни странно, не произошло. Я видел интерес в ее глазах, а она видела интерес в моих, но ни один из нас не делала первый шаг. О, мы бы могли многому поучиться друг у друга, но не хотели признавать это, а потому и держались на расстоянии.       Нас поселили в один домик, да к тому же в соседние спальни. Это совпадение было мне на руку, но не для того, о чем вы подумали, совсем не для того. Я моей голове уже крутился план, который должен был помочь мне выиграть эту наивную харизматичную дурочку. Суть его была предельно проста, возможно, даже глупа, но выход для меня был один. Каждую ночь в моей спальне ночевала новая девушка. Ну, не совсем всегда: была одна из постоянных, Франческа, но ее я оставил лишь из любви царапаться. И каждую ночь изголовье моей кровати равномерно ударялось в стену в том месте, где предположительно стояла кровать Фионы. В первые недели я не замечал никаких признаков победы, но постепенно девушка начала сдавать позиции: я видел круги, которые от моего зоркого взгляда не могли скрыть даже очки, я видел ее вялость, с ее лица медленно пропадала улыбка. Я уже начал задумываться о том, правильно ли я все делаю. И вообще – зачем все это? Я ведь любил ее, а она любила меня. Было бессмысленно травить друг другу душу, но каждый раз, когда я думал об этом и натыкался на ее все еще горящий огнем взгляд, я понимал, что она будет бороться до конца. Простые игры – это не для нее. Однако в последние дни я заметил ее в приподнятом настроении. Это была пятница. Да, пятница. Фиона в тот день выглядела действительно отдохнувшей, свежей, игривой. Было поверив в конец этой дурацкой молчаливой войны, я подошел к ней. Она рассмеялась мне в лицо, скрывшись на пляже. Да, другого я ожидать не мог. Вечером, когда она вернулась в домик, мы встретились взглядами, открывая двери своих комнат. Клянусь, тогда она что-то прошептала, но призывной крик Франчески не дал мне расслышать этого. Я хотел переспросить, но Фиона уже скрылась в спальне. В ту ночь я много думал над ее поведением, размышляя, почему она была не такой, как всегда. Изголовье вновь мерно постукивало по стене, а Фионе уже было все равно. Утром ее нашли мертвой.       Потеряв свою маечку, Франческа ввалилась к ней в комнату за помощью – не идти же в свой корпус в одном нижнем белье. Русая выглядела спящей, но разве мою любительницу плотских утех это остановило? Постаравшись растормошить девушку, до Франчески медленно начало доходить, что тут происходит. Громкий крик разлетелся по всему домику, а я увидел лишь как она бежала в свой корпус. В одном нижнем белье, кстати. Я был заинтересован, что же так напугало на все готовую девицу, и без приглашения вошел к Фионе. В отличие от Фран, я сразу сообразил, как тут тихо. Не было слышно дыхания. Да и пульса почти не было, как я понял потом. Сев на край кровати, я аккуратно заправил волнистую прядь русых волос ей за ухо. Я изо всех сил хотел думать, что пустой пузырек таблеток рядом с кроватью стоит не из-за меня. Это не помогало.       Я хотел уйти из комнаты и позвать на помощь, но тут мой взгляд зацепился на какое-то слово, написанное черным маркером на руке. «Win». Да, Фиона, ты и правда победила. Сделала «божественный» и непредсказуемый ход, сломав меня. Тут должен был быть один победитель, и это явно был не я.       Я уехал с того курорта в тот же день. Я не знаю даты похорон Фионы, не знаю, где она жила, кем были ее родители, кем была она сама. Я лишь знал, что из-за глупого соревнования она умерла. Умерла из-за меня. Мое мировоззрение в корне изменилось. Я больше не мог смотреть на девушек, не желал встречи ни с одной из них. Затяжная депрессия заставила моих родителей беспокоиться и таскать меня по психотерапевтам, но это мало помогало: моральная травма, полученная тогда, осталась со мной на всю жизнь. Я не стал сумасшедшим, я просто закрылся в своем небольшом мирке, глубоко убежденный в том, как опасен для других людей. Не пуская никого в свое сознание, я стал медленно отгораживаться от внешнего мира, забывая, что такое общение. Она и вправду победила.