Девочка, наступившая на хлеб

      Любой человек, которого спрашивали, знает ли он девочку по имени Инге, всегда уточнял:       - Вы про девочку, наступившую на хлеб? Такой запомнили её в родном городе. Такой её знал весь мир. И рано сошла в могилу мать Инге, не выдержав позора дочери. Все родные отреклись от неё и Инге, но мать осталась единственной, верной памяти провинившийся девочки. И часто, когда люди начинали озлобленно поносить покойную Инге, женщина скромно, но твёрдо говорила:       - Чем же она перед вами виновата? Этот вопрос многих сбивал с толку, ведь ответить на него никто не мог. Ничего плохого Инге никому не сделала, как, впрочем, и хорошего, но таких людей великое множество. И сплетники расходились, пристыженные в глубине души. Однако находились и такие, что говорили:       - Она поделом поплатилась за великий грех — попрала хлеб ногами! Где же вы были, когда ваша дочь росла такой? Тогда мать отвечала:       - Что, по-вашему, больший грех — попрание хлеба ногами или обсуждение умершей дочери рядом с её матерью? На этот вопрос никто внятно не мог ответить. А потом мать умерла, преждевременно сошла в могилу, и последнее, что сорвалось с её губ, было имя дочери. Постепенно, история об Инге стала сказочной. Ею пугали маленьких детей, чтобы они слушались старших, уважительно относились к хлебу и не были так вещелюбивы, ведь, по преданию, страх запачкать новые башмачки подтолкнул Инге на кощунственный поступок. И никому в голову не приходило пожалеть Инге. Зачем? Ведь она ПОДЕЛОМ наказана. Инге видела всё, что происходило в живом мире. Мёртвая телом, но живая душой, она томилась в преисподней, образно названной людьми в сказке «болотным царством». Ад для всех разное место. Для Инге было мучением наблюдать, как её имя сначала валяют в грязи, а потом делают сказочным чудовищем в юбке. Гордость жгла измученную душу, Инге тщетно пыталась докричаться до людей, что она не была такой уж и плохой. Неужели люди всегда помнят только плохое?       - Что ты так противно хихикаешь, я же тебе помогала на уроках в школе! — кричала Инге белобрысому пареньку, её бывшему однокласснику.       - Я не ожидала от тебя, Клементина, ты же была моей лучшей подругой! — и слёзы расплавленными каплями стекали по бледным щекам.       - Что я тебе сделала, бабушка?       - Эта женщина всегда мне улыбалась, несмотря на то, что я ей часто хамила… Неужели, она всё это время меня ненавидела?! Но ни на один вопрос Инге так и не получила ответа. Время в преисподней идёт слишком медленно, а на земле всё так быстро меняется… У мамы уже седые волосы, а на руках проступили вены…       - Мамочка! Мама, прости меня! — кричит Инге, плачет, умоляет, просит… — Я знаю, что была неправа! Помолись обо мне! Мать была единственной, кто помнил об Инге хорошее, и пока она была жива, девочке было относительно терпимо сносить заточение. Но когда она умерла, и её скромный гроб опустили в стылую землю, Инге стало в разы хуже. Время шло. Говорят, в аду грешник не может измениться. Но, может быть, горячие материнские молитвы сделали своё дело, и душа Инге начала оттаивать? Так или иначе, Инге постепенно смирилась с тем, что о ней говорят в мире людей. И, хотя по-прежнему было больно, она перестала возмущаться и кричать в пустоту. Она осознала, что несёт наказание за все совершённые ею грехи.       - Инге? О, доченька, это была очень плохая девочка. Инге опустила голову. Таким изощрённым было её наказание: она слышала из мира живых только то, что касалось непосредственно её.       - Она грубила старшим, не слушалась маму, а ещё очень любила вещи. И Боженька её наказал: она пошла отнести бабушке хлеб. По дороге, ей встретилась большая лужа, которую было не обойти, и, побоявшись запачкать новенькие башмачки, Инге бросила в лужу хлеб. Наступила на него и провалилась под землю, прямо в болотное царство. Так и живёт она там до сих пор. Инге слышала эту историю несметное количество раз. Но следующая фраза заставила Инге поднять голову и прислушаться.       - И что, она никогда не выберется оттуда? — взволнованный девичий голосок. Наверное, ровесница Инге, когда та ещё была жива.       - Нет, никогда, — с осознанием собственной невиновности, ответила мать девочки. — Она наказана и поделом ей.       - А вдруг она раскаялась? — голос девочки задрожал.       - Доченька, грешники не раскаиваются. После наказания нельзя измениться. Да и кому она нужна?       - Мама, но это же страшно! — со слезами вскрикнула девочка. — А вдруг я тоже сделаю что-нибудь плохое, и меня Бог отправит в такое же болотное царство? Неужели, ты обо мне скажешь, что я была плохой девочкой и заслужила это?!       - Элиза, это всего лишь сказка… Но Элиза продолжала безутешно рыдать.       - Бедная Инге, почему никто не пожалеет её! Может быть, тогда она не была бы такой плохой! — всхлипывала девочка. Инге задрожала. А потом зарыдала. Впервые, она плакала не от боли ломающейся гордости и не от страха, а потому, что сожалела о содеянном. Слёзы лились и лились безудержным потоком, сердце разрывалось от боли, и Инге, задыхаясь, кричала:       - Простите меня! Простите! Она сама не знала, у кого просила прощения. То ли у матери, то ли у людей наверху, то ли обращалась к самому Господу Богу… С каждой каплей слезы, путы, удерживающие Инге, ослаблялись, и, в конце концов, её душа освободилась из оков. Можно было оттолкнуться и полететь к свету, что слабо виднелся где-то наверху… но Инге опустилась на колени и продолжала просить прощения.       - Инге… — тихо донеслось сверху. Девочка подняла голову.       - Мама?...       - Почему ты не идёшь ко мне? — обеспокоенно спросил голос матери Инге. — Тебя простили, ты теперь свободна. Иди же ко мне!       - Я… не могу, — с трудом проговорила Инге. — Я не могу себя простить. Я никогда не смогу себя простить.       - Ты искупила свою вину, — мягко произнёс голос. — Иди ко мне, Инге, мне плохо без тебя… И ты нужна мне здесь. Душа Инге встрепенулась и легко поднялась от земли. Как птичка, она вспорхнула к небесам, оставляя камень тяжести где-то далеко внизу. Элиза сидела в своей комнате, и, случайно взглянув в окно, радостно закричала:       - Инге! Её простили! Над землёй быстро и легко неслась красивая птичка, и там, где она пролетела, на небе засияла радуга, хотя грозы и не было. Элиза выбежала из дома на улицу и проводила птичку взглядом. Та неслась всё выше и выше в небо и, наконец, растворилась в синеве…       - Инге простили… — улыбаясь, прошептала Элиза.