Восьмое место в выпуске

      Сырой весенний ветер завывал в пустых каминных трубах, трепал ветки деревьев в лаикском парке, бился в окно, подобно птице. Зима неохотно сдавала свои позиции. Снег почти растаял, а в тенистых местах, там, куда не заглядывало робкое слабое солнце, так и лежал посеревшими грудами. Интересно, поведут ли унаров сегодня на прогулку?       Валентин открыл толстый том по истории олларианства. До экзаменов осталось не так много времени, а хотелось бы надеяться на место в первой пятерке. Разумеется, Арамона уже распределил места среди детей Лучших Людей, и вряд ли в первой пятерке есть место для наследника Приддов. Но Юстиниан был третьим в выпуске. При мысли о брате на душе стало теплее. Юстин сейчас был в Торке, откуда написал младшему брату несколько писем. Валентину их вручили в тот день, когда унарам разрешили переписываться с родными. Они были написаны с таким юмором, что однокорытники удивились бы, видя искреннюю улыбку на губах холодного и невозмутимого спрута. Валентин даже негромко засмеялся, читая, как бравый капрал искал сапог, потерянный в снегу после неумеренных возлияний. И был уверен, что Юсти помог сослуживцу найти пропажу. Он всегда старался помочь – такой уж был характер графа Васспарда. Вот только почему-то ему никто не помог, когда в особняк Придов прислали картину «Марк и Лаконий». Отец был вне себя от гнева. Валентин помнил подслушанный случайно разговор супрема со старшим сыном, бледное растерянное лицо Джастина. - Кто мог сделать это? – шепотом спросил младший. - Не знаю, Тино, - Юстин растерянно пожал плечами, - но выгодно это было бы многим.       Тогда Юстиниана и отправили в Торку, как говорили, на то время, пока забудутся столичные сплетни, а досужие языки переключатся на что-нибудь другое. А Джастин написал, что ему понравилось воевать под началом генерала Ариго, что в Торке лучше, чем в салонах Олларии, и что он не торопится возвращаться в родной особняк. Супрем хранил высокомерное молчание, матушка тихо плакала и молилась за старшего сына. Валентин ждал писем.

***

- Эй, унар Валентин! Испытательный срок давно прошел, а вы все не соизволите развлечь нас светской беседой. - Он ушел в глубины, подобно своему гербовому животному. Валентин оторвался от книги. - Зато вы, унар Эстебан, лезете с грацией вашего гербового животного туда, куда не просят. Это было сказано спокойным тоном – Придд не Окделл, чтобы сжимать кулаки и кидать в лицо гневные слова. - Порой спокойно сказанная колкость обижает сильнее, чем неприкрытая злоба, - говорил Юстин, - не зря же многих злит манера герцога Алвы говорить дерзости светским тоном. - Эй, спрут, а ты не боишься, что у тебя поубавится щупалец?! - Унар Анатоль, судя по вашей речи можно подумать, что вы воспитывались не в родовом особняке, а на конюшне. Этого говорить не следовало. Но издевки «навозников» раздражали давно, особенно то, как издевались над остальными унарами Северин и Анатоль. Они не были столь знатны. Как их предводитель, и не могли соперничать с ним в дерзости и нахальстве, оттого и оттачивали «остроумие» на безобидном Карле, изгое Ричарде и вечно испуганном Луитджи. Кэналлийцев, близнецов из Торки и Арно Савиньяка они почему-то обходили стороной. - Унар Валентин, - заговорил мягким тоном Эстебан, - а вы видели ту картину? Это правда, что ваш брат нарисован неизвестным художником так мастерски, что видны все родинки и шрамы? Откуда бы портретисту знать такие подробности? «Теперь надо выдержать. Это несложно для наследника Дома Волн», - мелькнула мысль. - Нет, унар Эстебан, картину я не видел. И скажу вам, что ее не существует, и не существовало. Все это досужие вымыслы, и право, смешно, что вы повторяете их, как досужие сплетницы. Валентин не смог удержаться от колкости – «сплетницы» вместо «сплетников». - А вы забываетесь, Придд, - губы наследника Колиньяров исказила кривая усмешка. - Ничуть. Забываетесь вы, сударь, что впрочем, неудивительно. Подготовка к первому месту в выпуске, кое ваш отец обеспечил вам, занимает много времени. - Что? Вы думаете, мой отец может повлиять на распределение мест в Лаик? Я всего добиваюсь сам! От Валентина не ускользнуло, как «навозник» сжал кулаки. - Жаль, дуэли тут запрещены, - прошипел он. - Тогда вы бы точно заняли первое место в выпуске, ибо поубивали бы остальных унаров всех, до единого. Тотчас Северин и Анатоль перехватили Валентина за руки чуть выше локтей. А Эстебан принялся наносить удары. Бил он точно, а его подручные крепко держали, не давая вырваться. - Что же вы замолчали, сударь? Снова рветесь в родную стихию? Еще один удар – на этот раз в лицо. Ни увернуться, ни закрыться Валентин не успел. Из носа хлынула кровь, пачкающая унарскую куртку. - Вы с ума сошли? Прекратите сейчас же! Арно… Как он узнал? Скорее всего, случайно, просто проходил мимо. - Как дворянин, я обязан поддержать слабейшую сторону. - Поддерживайте. Анатоль и Северин резко выпустили Валентина, и он упал от толчка, не удержавшись на ногах. Все трое ушли, не оборачиваясь. Причем, ушли они как-то очень быстро, словно опасались чего-то, или же кого-то. Даже глупый Анатоль не отпускал пошлых шуточек напоследок. Арно помог однокорытнику подняться. - Идти можешь? - Да, благодарю. Валентин приложил к носу платок.       Потом он лежал в своей спальне, рядом на неудобном скрипучем стуле сидел лаикский лекарь, очень старенький седой Амброзиус Прейфхт. Он бормотал себе под нос, что все будет хорошо, что ссадины и ушибы заживут за несколько дней, и что к Фабианову дню не останется и следов. Валентин молчал. Говорить было больно, да и огорчать доброго старичка не хотелось. Но до экзаменов оставалось всего пара дней.       Изящную словесность, землеописание, астрономию и математику Валентин сдал на «отлично». Оставалось фехтование. В Лаик это считалось основным предметом. Но тягаться с такими мастерами клинка, как Альберто или тот же Эстебан, Валентин не мог бы и будучи здоровым. А теперь он просыпался по ночам от боли в ушибленном боку. Дотрагиваться до ребер было почти невозможно. Переодеваясь в купальне, он видел огромный кровоподтек, слегка опухший.       К последнему экзамену было все-таки больно. Мэтр Амброзиус с непроизносимой фамилией дал какую-то тинктуру, но она мало помогла. И первый бой с Эдвардом Феншо Валенти проиграл почти сразу. Затем Арамона поставил их в пару с Арно. В черных глазах Савиньяка читалось беспокойство. - Как ты? – еле слышным шепотом спросил тот. Валентин кивнул, мол, все в порядке. Арно фехтовал не в полную силу, но все-таки победил. Кроме Арамоны, были еще и другие менторы, назначенные на время экзамена боковыми судьями. Если бы Савиньяк поддался нарочно, то это могли бы заметить, особенно ментор по математике, отчего-то невзлюбивший унара Валентина. Впрочем, Приддов в столице не любили многие. - Восьмое место, - сказал унар Юлиус, читая список. И зачем-то добавил: - У меня вообще двенадцатое. Это совсем не утешило. Занявший первое место Эстебан ходил королем Лаик. Точнее, первым маршалом. Свита, болтавшаяся в конце списка, восторженно таскалась за ним, обсуждая фехтовальные приемы. До них Валентину не было никакого дела. В том, что случилось накануне экзаменов, он винил лишь себя. Надо было промолчать, «уйти в глубину», и сделать вид, что не слышит насмешек Колиньяра и компании. Но когда речь зашла о брате, сдержаться он не мог. Теперь Валентин Придд ненавидел живопись. - Валентин Придд из Дома Волн. Я, Генри, граф Рокслей, генерал Талига, принимаю вашу службу.       Подняться на галерею, вновь ощутить боль в боку. Встать на одно колено перед тем, кто выбрал – вовсе несложно. У графа Рокслея чуть усталый вид и добрые глаза. Когда-то он выбрал Джастина, и ни разу не пожалел об этом. Церемония окончилась, придворные разошлись по домам, обсуждая выходку Первого маршала, взявшего «кровника» - Ричарда Окделла. - Валентин, знаете, я и сам удивлен, - по-дружески сказал ему Рокслей, - сядьте, сейчас принесут вино. К счастью, Дженнифер сегодня во дворце. Валентин… вам дурно? - Нет… ничего особенного. Лицо Придда стало белее бумаги. - У вас трещина в ребре, - сказал лекарь, - удивительно, что вы столько времени ходили, да еще и фехтовали с таким повреждением. Сейчас я сделаю специальную повязку, вроде корсета. Вам следует побольше лежать. И Валентину ничего не остается, как послушно выполнять предписание. Юстиниан приезжает в отпуск как раз тогда, когда его брату разрешают вставать и ходить по комнатам. - А ты изменился, Тино, - говорит Юстин, осторожно обнимая брата. - Ты тоже, - отвечает тот. Разговоры грозят затянуться до полуночи. Кэналлийское – немного можно и Валентину, лекарь говорит, что хорошее вино не может быть во вред. - Росио всегда говорил то же самое, - смеется Джастин. И тут же лицо его делается серьезным, взгляд – жестким. - Тино, что случилось с тобой в Лаик? - Я просто упал на лестнице, - уклончиво отвечает тот, глядя в сторону. Лгать брату он так и не научился.

***

- Юсти! Почему о том, что у тебя была дуэль, я узнаю от супруги моего сеньора? - Потому, что эреа, увы, весьма разговорчивы. Джастин смеется и пьет вино. На этот раз «Слёзы». - Росио меня все-таки приучил к красному вину. Говорят, при больших кровопотерях оно весьма полезно. У Джастина нет ни царапины. - Кто был твоим секундантом? - Виконт Валме, Тино. Мы встретились в салоне Марианны. Знаешь, Росио был там тоже, и разгромил нашего почтенного коменданта в пух и прах. А его оруженосец, видимо, огорченный проигрышем своего эра, начал нести чушь, и в результате, вызвал меня на дуэль. И знаешь, отчего? Я напомнил ему притчу о петухе, который хвастался, что утром не взойдет солнце, ежели он не прокукарекает. - Так ты дрался с Колиньяром? - А что тебя удивляет? - Он был первым в выпуске, - тихо ответил Валентин, ставя на стол свой бокал. Джастин легко взъерошил брату волосы. - Меня учил сам герцог Алва. Да и жизнь в Торке тоже не дает расслабляться. Зря ругают старую бергерскую школу, некоторые приемы весьма эффективнее этих новомодных штучек, которые так охотно применяет молодежь вроде твоего Колиньяра. - А что с ним? Он ранен? - Зато теперь у него будет достаточно времени поразмышлять обо всем на свете. Может, поумнеет и сделает выводы. Хотя – вряд ли. Валентин кивнул и сказал, глядя на брата задумчиво. - Юсти, когда пройдут три года службы оруженосцем, я хочу уехать с тобой в Торку. - Конечно, братишка. Разве я отказывал тебе когда-нибудь? - Там где-то служит Арно Савиньяк. Джастин снова увидел на губах младшего искреннюю улыбку.