***
– Уверен, что хочешь пойти со мной? Ты всё ещё неважно выглядишь, – причитал Чанёль, стоя в коридоре и приводя себя в порядок перед выходом. – Да, подожди ещё немного, я почти готов. – Ага. После завтрака Чанёль позвонил шефу и даже сумел выпросить у него пару выходных, в связи со своим днём рождения. Начальник без лишних слов пожелал Паку всего самого лучшего, отпустил и, пребывая в шоке, повесил трубку. Надо же... Пак Чанёль выходной попросил. Случится же. Парень хотел забрать свой мотоцикл со стоянки у бара, но Бэкхён очень просился прогуляться. Не отказывать же в такой милой и невинной просьбе человеку, который так о тебе заботится? Да и потом, Бэкхёну вообще возможно отказать? Этот вопрос ещё долго занимал мысли Чанёля, вплоть до момента, когда Бён, наконец, вышел из комнаты. Такой весь аккуратный, причёсанный, одетый в светлую и, по виду, очень мягкую одежду – чуть ли не пушистую, такую, что нужно было сдерживаться от желания затискать парня до смерти. Он смотрел чистым, ясным взглядом и, кажется, он что-то говорил: – Эй, Чанёль, ты меня слышишь? – Нет, – признался Пак, тут же отворачиваясь и шаря взглядом по коридору, в поисках своей обуви. – Да ну тебя. Итак, куда мы пойдём? Чанёль долго молчал. Причиной тому была эта фраза: «куда мы пойдём». Сколько он себя помнил, большую часть своего свободного времени он проводил в одиночестве, либо в огромной компании совершенно незнакомых и неинтересных ему людей, поэтому это «куда мы пойдём» немного... затормозило его мозговую деятельность. Он украдкой глянул на Бэкхёна, всё ещё ожидающего его ответа, но так ничего и не сказал, продолжая возиться с обувью. Но у всякого терпения есть свои пределы и выдержка Бэкхёна не исключение: – Если я тебе надоел, так и скажи. Я не хочу раздражать тебя, – его тон был пугающе спокойным, а на лице неизменная улыбка, будто он заранее готов к любому ответу, словно примет всё, даже если его сейчас обольют грязью, и от этого становилось как-то не по себе. – Я не знаю... – Ну, тогда я просто пойду один и не буду тебе мешать. – Не знаю, куда можно пойти... – пробубнил Ёль, разглядывая стенку. Бэкхён оценивающе посмотрел на Пака и улыбнулся шире прежнего. Он натянул пальто и предусмотрительно обмотался шарфом по самые уши, а потом, осторожно толкнув Чанёля в спину, сказал: «Тогда я просто пойду с тобой». Чанёлю ведь больше ничего и не надо.***
– И зачем мы сюда пришли? – Бэк с недоверием поглядывал на здание, из которого вчера они, с Мёном на пару, буквально вытаскивали пьяных парней. – Мне нужно забрать мотоцикл, а потом заехать кое-куда, – Пак нервно оглядывал стоянку, не находя взглядом то, что искал. – Может Шин его переставил? – выдвинул своё предположение Бён, заметив волнение Чанёля. – Шин? Вы знакомы? С чего бы ему убирать мой мотоцикл? Куда? Он разговаривал с тобой? Зачем? Что вообще... – Стой, стой! По одному вопросу, ну пожалуйста... Вчера, когда мы уходили, я долго думал, что делать с твоим мотоциклом, в первую очередь потому, что не мог его найти. Тогда мимо проходил Шин, сказал, что поможет и переставит его на задний двор... Глупо, наверное, вот так верить незнакомому человеку, но что мне оставалось? – протараторил Бэкхён, испуганно смотря на закипающего Чанёля. Пак бросил ещё один злобный взгляд в его сторону, после чего развернулся и быстрым шагом двинулся к указанному Бэкхёном месту. Бён же остался. Он скромно стоял у входа в бар, надеясь, что не сделал ничего плохого и что «всё будет в порядке». Чанёль долго не появлялся и Бэк начал уже волноваться, ёжась от холода и пряча покрасневший нос в шарф. Наверное, это было слишком глупо, полагаться на коллегу (?) Чанёля и оставлять ему ключи от мопеда? Наверное, он полный дурак. – Садись давай, – сквозь незнакомый звук мотора слышался знакомый баритон. – Что это? – парень широко распахнул глаза, уставившись на чёрный «Харлей», от матового корпуса которого слабо отражалось солнце; да он блестел лишь от своего великолепия, о покрытии речи уже даже и быть не могло. – Это? – Пак непонимающе оглядел себя, а когда до него дошло, что имеет в виду Бён, самодовольно ухмыльнулся. – Мой мотоцикл. – Я думал, ты ездишь на мопеде, – парень продолжал шокировано разглядывать то, на чём гордо восседал Чанёль и честно старался закрыть рот, но челюсть упрямо продолжался тянуться вниз. – Мне, по-твоему, круглосуточно на том драндулете ездить? – Нет... но... я... просто... – Садись, давай. Бэкхён послушался: он подошёл к мотоциклу, медленно садясь и ещё раз осматривая его, затем остервенело вцепился в чанёлевскую куртку, будто боясь того, что «железный конь» вот-вот превратится в «алюминиевого ослика». – Всё нормально? – всё так же неуверенно спрашивал Бэк. – Да, а не должно быть? – Нет, просто... Ты так разозлился... – Да, не бери в голову, – отмахнулся Пак, а в мыслях пролетело «Просто мне не нравится, что вокруг тебя появляется всё больше и больше таких, как я». – Ладно. Куда мы сейчас? – Бён никогда не умел переводить темы, но и в этом был элемент его неповторимого очарования. – Ты же говорил, что пойдёшь со мной, независимо от того, куда я соберусь, – прохрипел Чанёль, надевая на Бэкхёна шлем. – Да, но... Погоди, а ты? – У меня только один шлем. Мотоцикл слишком быстро сорвался с места, не позволяя Бэкхёну даже возмутиться. Парень фыркнул, убирая ноги и сильнее прижимаясь к Паку. Он запомнит это, а потом жестоко отомстит. Уже через полминуты он почувствовал существенную разницу между мотоциклом и мопедом. Быстрее, громче, холоднее... страшнее. Бён не мог назвать себя трусом, но то, с какой скоростью мчался мотоцикл, его по-настоящему пугало и заставляло прикладывать немало усилий, чтобы удержаться, ведь он соскальзывал и рисковал упасть. Все варианты возможных аварий с участием мотоцикла за секунды промелькнули в его воображении. Откуда только в его голове возникали такие картины, причём, описанные в ярких красках и во всех мельчайших подробностях? Его бросало в дрожь лишь от представления того, как они разбиваются обо что-то или сбивают кого-то, или, что хуже, резко тормозят и переворачиваются несколько раз. А ещё Бэкхён задавался вопросом, как вообще Чанёль на такой скорости умудряется без шлема и каких-либо очков видеть, куда едет – это нервировало ещё сильнее. Но постепенно он начал успокаиваться, ведь вряд ли бы Пак так гнал, если бы не был в себе уверен, верно? Вспоминая, как Чанёль переживал за него во время поездки на «драндулете», Бён и вовсе успокоился, восстанавливая отчего-то сбившееся дыхание. Минут через сорок Бэкхён осознал, что не знаком с теми краями, мимо которых они проезжали. Лишь некоторые указательные знаки помогали сориентироваться и понять, как далеко от пиццерии они заехали. Мимоходом он думал, с каких пор пиццерия стала точкой отсчёта, но быстро отмахнулся, начиная замечать, как менялась картина вокруг. Чанёль сбавил скорость и парень с недоверием начал оглядываться по сторонам. Они всё ещё в Сеуле, в этом Бэкхён был уверен. Однако он не знал, что относительно недалеко от центра можно найти район, полный полуразвалившихся и заброшенных зданий, гаражей и подозрительных заведений. – Приехали, – выдохнул Пак, пытаясь уложить шухер на голове. – И где мы? – Ты можешь подождать здесь, если хочешь, я не долго, – его тон был полон издевательских ноток, ведь он видел замешательство в глазах Бэкхёна. – Нет, я с тобой пойду...– пискнул Бён, увидев странно одетого мужчину неподалёку, – пожалуй... Чанёля явно забавляло такое милое поведение и он вновь не удержался, быстро проведя ладонью по русым волосам паренька, что так спешил зайти в раскрытую перед ним дверь. Зайдя внутрь и спустившись по лестнице, Бэкхён был приятно удивлён. Вернее, сначала он был поражён, затем удивлён и только после этого приятно удивлён. Они оказались в подвале, где находилась самая настоящая студия звукозаписи. Пусть она довольно скромная сама по себе, но в ней было всё необходимое, начиная с техники и заканчивая музыкальными инструментами и небольшой кухней. На самом деле, все инструменты были слегка обшарпаны, но, скорее всего, это потому, что использовались они часто. Здесь было уютно, как в фильмах или дорамах про рок-музыкантов, начинающих с собственных подвалов или гаражей, с обязательно большим диваном, горами коробок из-под пиццы и разрисованными граффити стенами. Пока Бэкхён бегал по помещению, рассматривая чуть ли не каждый сантиметр, не зная, с чего лучше начать доскональное изучение, Пак уселся за стол у самой дальней стены и начал усердно что-то искать среди горы каких-то бумаг. И это «что-то» никак не хотело попадаться ему на глаза, поэтому он переместился к дивану и начал искать там. Бён же, не теряя времени, потрогал все гитары, посидел за ударной установкой и наиграл что-то на клавишных, после чего его внимание привлекла самая ухоженная, блестящая гитара, аккуратно стоящая на подставке, когда как другие пять чуть ли не валялись на полу. – Красивая, – выдохнул он, невесомо проводя по струнам подушечками пальцев. Чанёль тут же оторвался от своего занятия и замер, наблюдая за тем, как Бэкхён, затаив дыхание и с каким обожанием изучал его любимую гитару. И вот, ещё одна странность: обычно он злился, если замечал хоть какое-то поползновение в её сторону, но сейчас ему нравилось смотреть на то, как этот парень восхищённо распахнул глаза и судорожно выдыхал, обходя вокруг гитары, чтобы получше рассмотреть её. – Нравится? – Очень, – кажется для Бёна сейчас существует только эта гитара и ничего другого: он, гитара и далёкий голос Чанёля. Он сразу выпрямился и обернулся, всё с тем же блеском в глазах, посмотрев на Пака. – Она твоя? – Моя. – Здорово... – Умеешь играть? – Даже не пробовал ни разу, – Бэкхён задумчиво выдохнул, перемещаясь к столу, за которым недавно сидел постоянный обитатель этого подвала. – Тогда напомни мне как-нибудь, я научу тебя. Чанёль сказал это так спокойно, будто каждый день предлагает научить кого-то играть на гитаре, и почему-то Бэкхёну кажется, что это не так, что он особенный, как эта гитара, которой Пак уделяет столько внимания. Он растерялся, не зная, что ответить и начал перебирать тетрадки, валяющиеся на столе, чтобы занять себя хоть чем-то и попытаться собраться. Как-то неожиданно его взгляд зацепился за измятый лист с аккордами, исчирканный вдоль и поперёк с редкими строчками слов и ещё какими-то неразборчивыми пометками. Почему его привлёк именно этот лист, он тоже не знал, но отчего-то стало очень интересно. – Чанёль, – позвал он, держа в руках этот самый лист. Тот лишь пробурчал что-то непонятное, продолжая шуршать чем-то на журнальном столике, стоящем в центре помещения. – Чанёль, ты это написал? – Что? – Пак взглянул на него, тут же меняясь в лице. – Да, я его искал. Да, это я написал. Хотел забрать домой, доработать, раз уж у меня выходной. Вот только... – он подошёл к Бэкхёну и, забрав лист, нахмурился, затем мимолётно коснувшись пальцами шеи, тяжело выдохнул, продолжая взглядом бегать по кривым «пляшущим» строчкам. – Что? – Я не знаю... Я не могу её закончить и... В общем, что-то с ней не так, чего-то не хватает. – А ты... сыграть можешь? Чанёль с ярко выраженным сомнением в глазах посмотрел на Бэкхёна, но, спустя минуту раздумий, всё-таки подошёл к гитаре и, устроившись на ступеньке, слегка напоминающей небольшую сцену, неуверенно коснулся струн. Сперва он замешкался, как бы проверяя, была ли настроена гитара, и спустя ещё минуту глубоко вдохнул, печально разглядывая пол перед собой. Бэкхён устроился на диване и внимательно наблюдал за руками Чанёля, что так завораживающе скользили по грифу. Когда же зазвучали первые аккорды, его охватила такая тоска, но с каким-то странным оттенком. Сначала он был в восторге и слушал, почти растворяясь в приятном звучании, но потом что-то пошло не так. Её звучание, в сущности, почти не изменилось, но что-то словно оборвалось, будто резко пропала какая-то струна. Что-то в этой мелодии начало казаться мрачным, серым и совершенно некрасивым. И, наверное, история, которую рассказывала эта мелодия, была бы очень грустной и красивой, если бы не была такой... фальшивой. Чанёль не спеша перебирал струны, всё больше и больше погружаясь в свои мысли, но от этого мелодия становилась лишь бесцветнее и скучнее, а Бэкхёну было уже тяжело слушать. Тяжело, ведь он отчётливо видел, что Чанёль мучает себя сейчас, наигрывая эту неинтересную, скучную песню. Тогда он подошёл ближе и присел рядом, выводя Чанёля из некого транса. Пак вопрошающе смотрел на него, только блеск в его глазах куда-то пропал и возвращаться не очень торопился. – Хватит, – тихо сказал он, разжимая ладонь Ёля, крепко схватившегося за гриф. – Она ужасна, правда? – парень горько усмехнулся и уставился в пол. – Нет, – Бэкхён покачал головой в отрицательном жесте и улыбнулся, сглатывая горький ком, подступивший к горлу, – это ты ужасен. – Чанёль не отрывал взгляда от пола и хотел уже что-то сказать в ответ, но Бён продолжил: – Зачем ты это делаешь? Он знал, что Чанёль понимает, о чём речь, пусть и сам до конца не догадался. Но Пак определённо знал. Просто не хотел себе в этом признаться. Впрочем, ответа на свой вопрос Бэкхён так и не дождался. Он осторожно забрал из чужих рук гитару и поставил на её законное место, а затем вновь вернулся к Чанёлю, усердно обдумывающему что-то. – Это же не твоя песня, я прав? Пусть и написал её ты... Это не твоя история. Бэкхён загадочно улыбнулся, протягивая руку парню, в чьих глазах эмоций было больше, чем у ребёнка, получившего самую желанную игрушку на свете. Бён опять был прав. Этот странный парень снова сделал это. Пак протянул руку в ответ, цепляясь, словно за канат, ведущий из пропасти. Хотя ему казалось, что он никогда не падал.