Дым и пепел

Стив ненавидит сигаретный дым. Когда-то у него была астма и до сих пор иногда вспоминается то жалкое состояние удушья, когда вот он воздух – бери сколько хочешь, – а не получается. Рвет горло спазмом, пока легкие не начинает выворачивать наизнанку ради единственного глотка кислорода. Баки никогда не курил при нем. Где-то там по подворотням с другими друзьями, а потом с фронтовыми товарищами может и смолил папироску-другую, но не при Стиве. При Стиве было нельзя. Зимний Солдат не расстается с сигаретой. Иногда он курит медленно, будто пропитываясь изнутри дымом. Иногда наоборот быстро, нервно, будто вот-вот отберут. Иногда просто сидит с незажжённой или уже потухшей сигаретой в зубах и смотрит в одну точку перед собой. Стив не знает, о чем он думает в такие моменты. Не хочет знать. Боится знать. Он уже выучил досконально как Солдат достает сигарету из пачки – по-армейски, прикусывая за фильтр. Как прикуривает – зажигалка у него всегда выкручена так, что огонь полыхает, едва не поджигая длинные волосы. Ему наплевать. Ему на все наплевать. Стив смотрит на то, как некогда любимые губы обхватывают темнеющий фильтр, и отрешенно констатирует, что это, должно быть, такой способ самоубийства – травить себя изнутри. В другой ситуации он бы сказал что-то. Прочитал нотацию. Развел полемику. Но не с Зимним. Солдату слишком долго слишком многое запрещали. Стив не может и не хочет вставать в один ряд с теми, кто лишал его свободы. Он надеется, что тот одумается сам. Солдат не хочет одумываться. Он выкуривает пачку за пачкой, оставляя после себя окурки на площадке перед дверью, на подоконниках и даже в сортире. Стив никогда не отличался брезгливостью, но даже ему становится мерзко. А Зимний ничего не замечает, и, только прикуривая очередную табачную палочку, вскидывает взгляд, щурится, пряча что-то в стальном тумане глаз, прежде чем сделать первую затяжку. Иногда Роджерсу кажется, что от него что-то ждут. Иногда он почти ловит это ускользающее озарение, но в воздухе опять плывут сизые клубы дыма, и Стив вновь морщится. Он уверен, что будь с ним его Баки, они бы давно нашли выход из этого лабиринта. Но человек, вернувшийся в его жизнь так внезапно, не Баки – каждая выкуренная сигарета отдаляет их друг от друга. Не помогает, даже то, что Солдат похож на сержанта Барнса как две капли воды. Что у них сходные привычки и манера держать себя. Он, – кто угодно, но только не Баки. Стив отворачивается. Солдат тянется за очередной сигаретой. Роджерс вспоминает. Он прикрывает глаза и видит своего Баки – улыбающегося или насвистывающего незатейливую мелодию, такого родного в лихо заломленной на бок фуражке. Он помнит вкус пухлых теплых губ так, будто это было вчера. Терпкий, пряный… Стив малодушно закрывается в своей комнате, распахивает окно и жадно вдыхает холодный воздух, пропитанный уличной вонью и выхлопными газами, но в нем нет хотя бы этого проклятого сигаретного дыма. Пальцы изо всех сил вцепляются в подоконник. Стиву кажется, что он и сам уже насквозь пропитался этим запахом. Он и не подозревает, что сидящий в соседней комнате Солдат разглядывает зажатую в пальцах сигарету и вспоминает о том же, о чем и он. Стив вздрагивает, когда слышит тихий шорох. Он знает, что за дверью кто-то есть. Он точно знает, кто это. На мгновение ему кажется, что сейчас все закончится. Он откроет дверь и увидит своего Баки. Своего родного Баки. Шорох повторяется, и Стив бросается к двери, распахивая ее резко и широко. Солдат стоит в пустом коридоре. У него лицо Баки, глаза Баки, губы Баки. Стив шагает вперед, чтобы обнять, чтобы принять и простить… Сигаретный дым обжигает ноздри. Въедается в слизистую глаз. Заползает в легкие. Стив останавливается. Он смаргивает застилавшую глаза пелену и смотрит на чужого человека с лицом лучшего друга, а потом разворачивается и возвращается в свою комнату. Ему опять не хватает воздуха. Солдат несколько минут смотрит пустым взглядом в закрытую дверь. А потом достает сигарету.