Азарт

       — Апорт! — громким юношеский голос эхом раздавался в утреннем лесу, нарушая всю тишь этого места. Сегодня он почему-то был слишком зол на весь мир, потому утренняя дрессировка волков была скорее выплеском эмоций. Звери рычали, бросаясь в заросли, исполняя волю героя. Наверное, было бы лучше, если бы один из животных впился в его руку или ногу острыми зубами, чтобы боль сняла завесу гнева. Но волки покорно исполняли приказ, будто псы, бежали за брошенной палкой.       Дрессировка — основа дисциплины. Егерь посвящал ей часы, дни, недели. Потому что хаос подобен поражению. Противному и слизкому вкусу проигрыша.        — Взять! — кто знает, как сюда забрёл молодой олень, учитывая громовые крики юноши, но это явно последний день его жизни. Юноша запрыгнул на спину доселе отдыхающему волку, сжал пальцами шерсть и достал из походной сумки копье. Он всегда отличался меткостью, даже до того, как стал героем. Может, потому запах оленьей крови теперь щекотал волчьи ноздри. Животные неслись за раненным и испуганным зверем, оставляя отметины от зубов на его теле. Следы крови вели прирождённых охотников — трёх волков и одного человека. Ветер свистел в ушах, жёсткая шерсть выскальзывала из рук, а в голубых глаза горели прайм и азарт. — Вперёд! Быстрее! — гнал он белого зверя, сжимая пальцами свободной руки копье. Ещё немного, один бросок и!.. Есть. Олень упал наземь, мучаясь в предсмертных судорогах, пока волки рычали рядом, не смея прикоснуться к жертве. — Охота закончена! — торжествующе сказал герой, спрыгивая с волка. Земля под ногами была мягкой, сапоги оставляли заметные следы. — Красавец. — Гордо изрёк молодой охотник, проводя пальцами по короткой шерсти.        — Красавец. — Тихий и довольный голос сзади заставил табун мурашек пробежаться по влажной из-за былого напряжения спине. Волки продолжали рычать, но теперь становилось ясно: не на убитого оленя, а на незваного гостя. Последний же и не думал убегать, ожидая, когда же этот юноша повернётся. — Только вот свою красоту он уже не проявит так, как прежде. Не правда ли? — мужчина улыбался, а синего оттенка полупрозрачный олень за его спиной бил копытом землю. — Может, хочешь таки побеседовать со своей жертвой, охотник? — в его голосе звучала насмешка, а стоящая рядом душа — слишком быстро, пожалуй, — помчалась в сторону сидящего на корточках героя.       Егерь отлетел метра на два, к ближайшему дереву. Он чувствовал, как адски болит рука, а с виска стекают горячие капли крови, оставляя красные следы. Как можно было не заметить врага? Почему вовремя не среагировали волки?! Ах да, и сам герой, и его верные животные были слишком увлечены охотой на оленя. Запах его крови заглушал все остальные, а звук страха, который отбивали копыта, пленял слух.       Герой протёр рукавом камзола глаза, глядя вперёд, как озлобленно два матёрых волка пытаются пробиться сквозь голубой щит, а третий, огромный, стоит рядом и утыкается носом в живот юноши. Егерь сжал пальцами густую шерсть и запрыгнул на спину верному животному. Подумаешь, не заметили! Это не значит, что нельзя сейчас же разорвать наглеца на куски, наблюдая, как его тело постепенно превращается в кристаллы прайма!       Громкий скулёж развеял картину лежащего рядом мёртвого Душелова, представляя два исчезающих тела волков, всё ещё корчащихся. Но уже спустя секунду животные затихли, а ещё через некоторое время и вовсе испарились. Дрессировка — основа дисциплины. Но она ничуть не мешает с трепетом относиться к волкам. Рычание зверя и героя на нём слились. Наверное, это было его первой ошибкой — поддаться ярости. А второй, пожалуй, полная уверенность в том, что стоящий напротив герой пришёл один.        — Глупый, слабый мальчик. — Уверенно говорил мужчина, чьё тело уже спустя секунду стало голубым. Теперь это был призрак, чья смертельная жатва приносила терпимую, но таки боль. Он двигался быстро, заставляя волка рычать и делать выпады мощными челюстями, каждый раз хватая пустоту. Копья ломались о щит, а оставленные раны затягивались, появляясь на теле парня. Наверное, стоило спастись бегством (какой позор!), ещё когда Душелов только показал себя. Нет, лучше было бы не гнаться за оленем. Но инстинкт охотника и жажда крови вели героя за животным. И привели. — Больно? — улыбка мужчины раздражала, а земля не казалась такой мягкой, стоило упасть на неё с волка. Зверь с воем свалился наземь, а из его груди торчал метательный кинжал возле раны побольше, от веера.        — Хватит уже церемониться с мальчишкой. — Пробасил голос за спиной. А потом всё померкло, оставляя только тупую боль в области затылка, да и та вскоре пропала.

***

      Война всегда оставляет о себе память. Искалеченные судьбы, уродливые шрамы. Она ломает, заставляя ненавидеть врага всем сердцем и душой. И никакой мир не способен оживить умерших, излечить судьбы. Формально все были рады перемирию, а неформально — готовы перегрызть друг другу глотки при первой же возможности. Старые обиды не забываются. Они напоминают о себе и заставляют ненавидеть врага — даже бывшего — пуще прежнего.       От войны нельзя ждать никаких благ, а затевающие её сами же и попадают в свои сети, губя и невинных.

***

      Он проснулся, чувствуя боль во всём затёкшем теле. Отвратительный привкус металла остался во рту, да и сама кровь запеклась тонкой коркой на губах. Дёрнув рукой, Егерь понял, что металлические кандалы обвивают запястья, натирая кожу. Как предсказуемо. Только вот, зачем он нужен Адорнийцам живым? Для опытов?       Нервный смешок невольно сорвался с губ, а за ним последовал надрывный кашель — в горле пересохло. Парень дёрнулся раз, потом ещё, и ещё; громко звенели цепи. Воздух здесь был влажным до невозможности, что даже дышать мешало. Может, стоило придумать способ умереть? Чтобы потом возродиться в замке лорда. Жаль только, что эта мысль не пришла в голову, и герой просто продолжал греметь цепями, напрасно дёргая руками.        — И не пытайся. Отсюда ты не выберешься. По крайней мере, не в мою смену. — Приятный для слуха и одновременно до жути раздражающий голос разбил звон цепей о каменные стены. Стоящий у дверей мужчина улыбался уголками тонких губ и держал в руках кухоль с водой. Может, только поэтому не получил Душелов язвительного ответа. Небесного цвета глаза были прикованы к ёмкости, в которой плескалась в такт движениям руки адорнийца вода. — Пить хочешь, не так ли? Держи. — Он поставил кухоль совсем рядом, чтобы Егерь мог пить. Но только как пёс, руки его были всё так же прикованы к стене, не давая сделать лишнего движения. Не опустился. Сидит, смотрит своими пронзительными очами и молчит. Даже тошно — Упрямый юнец. — Это была нескрываемая похвала. Сев на корточки возле докта, мужчина притянул к его губам кухоль. Гордый, конечно, но жажда иногда заставляет забыть даже о таком чувстве.       Капли стекали по шее, ключицам, теряясь в расхлёстанной рубашке.        — Зачем я вам? — утолив жажду, тут же задал вопрос юный герой, снова дёрнув руками. Напрасно. Цепи не поддаются.        — А ты как думаешь? — мужчина смотрел в голубые омуты и всё так же, немного насмешливо улыбался. — Нет, никто не собирается на тебе опыты ставить. Звери мы, что ли? — он прочитал это в глазах. Парень еще слишком юн, чтобы уметь скрывать мысли от того, что был за гранью этого мира и вернулся. — Ничего серьёзного. Просто год назад это угодье было разрушено и спалено доктским отрядом, а любимая дочка лорда Рефорда была убита. Как думаешь, кем?        — Волками. — Он отвёл взгляд, вспоминая события того дня. Им было поручено разгромить лордство какого-то слишком острого на язык правителя и никого не оставлять в живых. И, конечно же, Егерь прекрасно помнил черноволосую девушку, слишком наглую и самоуверенную для своего невинного вида. Избалованная девчушка. Только сейчас, будучи в темнице, он самую малость жалеет, что метнул копье в грудь красавицы, чьё тело изуродовали белые матёрые волки.        — Какой догадливый. — Душелов не переставал улыбаться, сидя рядом и глядя на Егеря. — Не будет теперь у тебя жизни. Если убьют — возродишься в замке, донесёшь, кому надо, и исчезнет это местечко с лица земли. Гораздо проще просто мучить тебя. Не так ли? Смотри мне в глаза. — Последние слова звучали жёстко властно, ослушаться было невозможно. — Рад теперь, что попал в тот отряд, а, волчок? Будешь мучиться всю жизнь. Или, может, хочешь жить? — он насмехался, глядя в голубые глаза пленника, и ощущал своё превосходство. — Я вполне серьёзно.        — Зачем тогда вообще привёл меня сюда, а, 'спаситель'? — ядовито поинтересовался парень, перестав дёргаться, и просто слушая. Сидящий рядом мужчина явно говорил бред. Не вязались его слова с действиями. — Или просто ради забавы?        — Ради забавы. — Герой пожал плечами. — Имеешь что-то против?       Их дружба началась, наверное, именно с этого момента. А может и при первой встрече, там, в лесу, возле тела убитого оленя. Или ещё раньше, во время катаклизма, когда обеих разделяли километры? Судьба — странная и прихотливая штука. Потому что даже дружба может превращаться в нечто большее и неважно, хочешь ты этого или нет.

***

       — Заткнись. Просто заткнись. Нет, не смей даже открывать рот. Нет! — упрямо твердил светловолосый юноша, сурово глядя на лежащего на траве мужчину. У последнего вид был крайне довольный. Под боком лежал один из волков, которые уже привыкли не только к компании Егеря, но и второго героя. — Это всё не так. — Кивнув (скорее для себя), юноша сел рядом.        — Да ладно тебе, ведёшь себя как девица. — Поворачиваясь на бок, изрёк лежащий Душелов, пристально глядя в голубые глаза, будто гипнотизируя юношу своими, цвета плещущегося прайма. Даже вспышка гнева собеседника не заставила уголки губ опуститься. — А когда злой, ещё более милый. Хотя... нет. Красное и развратное лицо мне нравится больше злобной гримасы. — Хохотнул мужчина, поворачиваясь спиной и зарываясь носом в жёсткую шерсть волка.        — Да иди ты! — фыркнул беловолосый герой недовольно, несильно стукнул мужчину по спине. Наглее героя, наверное, не найдёшь. — Придурок. — Пробубнил парень и, всё так же дуя щеки, уткнулся лбом в широкую спину. Обида обидой, а так лежать приятней, особенно обнимая крепкое тело рукой.        — Маленький развратник. — Специально злил парня мужчина, усмехаясь своей неизменной усмешкой.        — Ты... ты идиот! — герой повернулся спиной, обиженно засопев, и сложил рук на груди. Обидно не было. Это так, для вида. Нужно же, чтобы Душелов начал мириться любимым способом, в конце концов.