caeruleus

У них нет ничего, кроме двадцати пяти лет жизни на каждого за спиной, нескольких банковских счетов на выдуманные имена, тридцати процентов прибыли от каждого задания и почти уже уложившейся в голове уверенности, что асоциальность − не так страшно, как до них пытались донести в детстве. Иногда Минхёк думает, что когда тебе почти двадцать шесть, а у тебя нет ни дома, ни тех, кого можно назвать хоть какой-то, но всё же семьёй − это немного грустно, но эта грусть снова тонет в чашке быстрорастворимого кофе, оседая привкусом с лёгкой горчинкой на языке. Совсем иногда Минхёку хочется ошибиться, но отсутствие на это права раздражает его гораздо меньше, чем то, что он каждый раз упускает такую возможность. Они не принадлежат ни себе, ни друг другу, и в какое-то конкретное место и время не вписываются тоже, и если раньше это пусть и не пугало − заставляло задуматься, сейчас вселяет иррациональное и необъяснимое спокойствие. Минхёк чувствует себя как никогда свободным, потому что у него нет ничего, что он боялся бы потерять. У него есть только ненависть и нездоровая до боли привязанность к одним и тем же людям, и эти чувства Минхёк с лёгкостью согласился бы вычеркнуть, забыть, отдать кому-нибудь, если бы это было возможным. Уже три года в жизни Минхёка нет никого, кроме Джехё и Юквона, с которыми он делит бесчисленное множество бессонных ночей, ответственность за три далёкие от идеала жизни и бесконечную череду съёмных квартир, в которых они никогда не задерживаются больше, чем на неделю. Всё, что у него есть − спортивная сумка с вещами, немного наличных, Джехё, который очень хреновый друг, но отличный координатор, и профессиональный взломщик Юквон, без которого не было бы ничего. На кухню заходит взъерошенный ото сна Ким, широко зевает и жестом простит у Минхёка сигарету, но, почти дотянувшись до открытой пачки пальцами, разочарованно отдергивает руку. − Я не беру последнюю, ты же знаешь. Конечно же, Минхёк знает. Он ловит Юквона за запястье, тянет к себе и вкладывает между его пальцами свою, только что прикуренную. Юквон сонно и едва уловимо улыбается − он единственный, кто ещё не разучился этого делать − и ведёт другой рукой от одного плеча Минхёка к другому, отходя к окну. Когда кончики его пальцев отрываются от ткани рубашки Ли, сидящий за столом Джехё с силой захлопывает крышку ноутбука. Юквон без Минхёка не может, а Джехё смотрит на Кима полным отчаянной безнадёжности взглядом, и Минхёк отдал бы всё, чтобы никогда не встречаться с ними обоими. Происходящее кажется до банального простым, но именно из-за этого всё бывает настолько невыносимо и сложно, что иногда хочется пустить пулю себе в висок. В их новой − на следующие несколько дней − квартире практически нет мебели, и в гостиной − только шкаф и широкий просевший диван, пахнущий сыростью и какими-то травами. Джехё отказывается спать втроём и две ночи проводит на кухне, Юквон трогает его за щёки пальцами, косится на залёгшие под глазами круги и советует отдохнуть, Джехё советует ему катиться к чёрту, но соглашается и не жалеет до тех пор, пока спящий между ним и Минхёком Ким не прижимается лбом к его плечу. Любовь Джехё совсем на это чувство не похожа, она больная, израненная и злая, и Ан сам себя ломает окончательно, когда Юквон поправляет наушник в ухе, натягивает на голову капюшон и почти уже выходит за дверь. − Иногда я надеюсь, что ты не вернёшься. − Но вы с Минхёком же не дадите никому прострелить мне голову, правда? Когда Юквон действительно не возвращается, Джехё очень хочется прострелить голову уже себе. Ему хочется плакать, но в последний раз это было так давно, что он уже забыл, как это, поэтому он просто сползает по стене вниз, смотрит на стоящего в дверях Минхёка и думает, что он слишком часто отказывал себе в своих желаниях. − Я не смог его прикрыть, Джехё. У них нет средств на дорогущие навороты и маячки для отслеживания, а последнее, что помнит Минхёк − шипение в наушнике и тень Юквона, скрывающаяся за поворотом на другом конце улицы. У Джехё дрожащие руки, неподъёмный груз вины на плечах и желание молчать всю оставшуюся жизнь, а у Минхёка есть пистолет с невыпущенной до конца обоймой. Ан дрожит всем телом, цепляясь за руку Минхёка, но тот не промахивается, когда со всей силы бьёт Джехё по лицу. Джехё вспоминает каждый из моментов, когда думал, что без Юквона будет действительно легче, и ненавидит себя всё больше, обнимает колени руками, оставаясь сидеть на полу в прихожей, и кажется, даже тихо поскуливает до тех пор, пока Минхёк не опускается рядом. − Я себя ненавижу больше, чем тебя, знаешь? Минхёк знает. − Нас могут найти. − Могут. − Значит, остаёмся? Минхёк бледный настолько, что круги под его глазами кажутся практически чёрными. Минхёк надеется, что Юквон вернётся. Минхёк обнимает Джехё за плечи одной рукой и говорит, что будет ждать, а ещё − что это крайне глупо, пытаться делить человека, который не принадлежит никому из них. Джехё соглашается с грустной улыбкой и всё еще мелко дрожит, а Ли надеется, что в какой-то одной из своих будущих жизней имена Юквон и Джехё ничего не будут для него значить.