Оруженосцы

Время уже шло к полуночи. За окном, как немазаная телега, немелодично и упрямо тянула своё какая-то ночная птица. Вскоре к ней присоединилась её подруга — или друг?.. В любом случае, вдвоём у них получалось уже не так плохо, как поодиночке, и дуэт стал уже больше напоминать пение. Ричард Окделл, на птиц не обращавший совершенно никакого внимания, клевал носом, подтянув к себе колени и обхватив их руками. Было холодно, несмотря на выпитое не так давно вино. Конечно, в Олларии и зимой было не в пример теплее, чем в Надоре, и всё-таки Ричард постоянно зябко ёжился. Вместе с Альберто Салиной он сидел на холодном подоконнике, вдали от камина. Можно, конечно, было переместиться поближе к огню, но Ричард считал, что это было бы невежливо, а Берто ни на что не жаловался и выглядел полностью довольным жизнью: очевидно, его самого грела горячая южная кровь, что текла в его жилах. Дикон из последних сил пытался бодриться, не желая лишний раз видеть насмешку в глазах монсеньора. Он и так видел её слишком часто: на утренних тренировках по фехтованию, или когда случайно запинался за какую-нибудь вазу в особняке, или когда сбалтывал, не подумав, очередную глупость... В любом случае, лишний раз нарываться на неё не хотелось. Напротив, отчего-то похвала Первого маршала после Варастийской кампании стала для Ричарда дороже золота и любых орденов. Тем более что доставалась она ему с большим трудом, но оттого была только слаще. Рокэ Алва и прибывший ещё утром Рамон Альмейда сидели на ковре перед камином, а подле них были разбросаны опустошённые бутылки из-под «Крови» и «Слёз». Алва пил исключительно «Кровь», а Альмейда, наоборот, — только «Слёзы». Но и белого, и красного вина за минувший вечер было выхлестано столько, что Ричард невольно пожалел обоих офицеров: в Талиге, конечно, всегда ходили слухи о том, что Рокэ не пьянеет, сколько б он ни пил, однако вряд ли такие празднества проходили для него совсем уж без последствий. У Ричарда, к примеру, наутро голова болела и от куда меньшего... Первый адмирал Талига, как и Первый маршал, играть на гитаре умел очень даже недурно, даже несмотря на то, что на левой руке у него недоставало одного пальца. Должно быть, это было неудобно — играть так, но Ричард несколько раз ловил себя на том, что зачарованно вглядывается в то, как четыре пальца плавно и очень верно зажимают струны, даже не думая фальшивить. Альмейда что-то негромко сказал Рокэ, тот фыркнул, после чего оба громко засмеялись. Альмейда по-братски хлопнул Алву по плечу, а тот в ответ непривычно тепло улыбнулся. Ричард с невольной завистью вздохнул, после чего покосился на сидевшего с ним бок о бок Альберто. Маркиз Салина был ему другом, как и в своё время Паоло и братья Катершванцы, но даже дураку было понятно, что дружба между Первым маршалом и Первым адмиралом куда крепче и сильнее, чем кажется на первый взгляд. Только того, что Альмейда примчался в Олларию только для того, чтобы поздравить Рокэ с победой, хватало, чтобы понять: южанин пойдёт за своим соберано и в Закат, если потребуется, и вовсе не потому, что так велит марикьярский закон. Между тем Альберто, у которого сна не было ни в одном глазу — привычный к таким посиделкам? — чуть покачивался в такт мелодии, подпевал себе под нос и лишь изредка прикрывал красивые чёрные глаза, да и то лишь от удовольствия. Два баритона сливались, рождая красивый, но странный, непонятный для ушей Ричарда дуэт. Пели маршал и адмирал в основном на кэналлийском, но в один момент Дику показалось, что в одной из песен есть что-то такое, что было совсем несвойственно языку Кэналлоа, хотя, конечно, ручаться за это он не мог. Сначала Дик хотел смолчать, но любопытство взяло верх, поэтому он слегка подобрался и несильно ткнул Берто локтём в бок. — Какой это язык? — не очень уверенно спросил он, рассматривая подсвеченный свечой профиль Алвы. Рядом с огромным широкоплечим и загорелым Альмейдой маршал казался слишком хрупким и болезненно-бледным, хотя возможность увидеть Рокэ в деле уже доказала, что внешность обманчива: страшно было даже думать, сколько силы скрывалось в тонких руках и гибком теле. — Похож на кэналлийский, но… — Он замолк, не решаясь продолжить, и перевёл взгляд на Альберто. — А? — Друг открыл глаза, блаженно улыбнулся. — Марикьярский. Немудрено, что похож, он мало чем от него отличается. — И... о чём эта песня? — О том же, о чём все песни с Марикьяры. О море, — пояснил Салина, наткнувшись на недоуменный взгляд Дикона. — Хотя и не в нём в этой песне смысл… Есть такая сказка, где Луна топит в море Солнце, которому она всегда завидовала и ненавидела.— Берто усмехнулся. — Грустная, но очень жизненная сказка… и песня тоже. Ричард прислушался. Ничего похожего на привычные талигойские "луна", "солнце" и "море" он разобрать не смог, хотя песня и правда казалась очень грустной. — Я только талиг и знаю, — признался Дикон, зевнув. — Не представляю, как можно уместить в голове знания о нескольких языках. — Альмиранте ещё и на дрикс спокойно выражается, и на павлиньем тоже, — вдруг похвастался Берто, причём с такой гордостью, будто пытался зарекомендовать самого себя. — "Выражается", к слову сказать, во всех смыслах этого слова. — Он хихикнул. — А монсеньор — на бергерском, — зачем-то ввернул Ричард, хотя понятия не имел, так ли это на самом деле, просто в какой-то момент ему вдруг стало жутко обидно за своего монсеньора. Берто, конечно, друг, но ставить кого-то выше Монсеньора Ричард не позволит даже ему. — И на гальтарском. И ещё... — Юноша запнулся. Отчего-то ничего в голову больше не шло. — Леворукий знает на каких, — махнул он рукой. — На всех. Бывший однокорытник лукаво прищурил тёмные глаза. Не поверил? — Соберано, конечно, великий человек, но, между нами говоря, против альмиранте он бы и дня не вытянул, — заметил он. — На суше твоего альмиранте эр Рокэ бы в два счёта обставил, — сказал Дик, фыркнув, а про себя подумал, что и на море — тоже, но обижать друга не хотелось. — Сомневаюсь, — дерзко блеснул белыми зубами Салина. — Маршальское звание так или иначе выше адмиральского, — заметил Ричард, не сумев сдержать нотки превосходства в голосе. Невероятно, но, кажется, факт, что его сеньора не считают самым лучшим, ощутимо ударил по самолюбию. Обычно эром Рокэ все восторгались, а Ричарду, состоявшему при нём оруженосцу, завидовали. Но Салина, похоже, в список этих «всех» не входил, — и Дикону это не понравилось. — Конечно, — хмыкнул меж тем Берто, — звания и чины говорят о многом. Особенно если вспомнить Его Величество и Его Высокопреосвященство... Что ответить на этот довод, Ричард не нашёл: друг был прав. И всё же, вместе с тем — нет! Как там было?.. "Его честь — моя честь"? — Будь альмиранте родовитее соберано... — начал было Салина, небрежно взмахнув рукой. — Вот это уж дудки, — довольно грубо перебил его Ричард, уже по-настоящему закипая. Сон с него сняло как рукой, холод тоже был забыт. — Эр Рокэ стал Первым маршалом не по причине "родовитости", как ты говоришь, а за свои заслуги перед Талигом. И заслуг этих у него, к слову сказать, куда больше, чем у адмирала Альмейды! — Кто б спорил? На вас, крыс сухопутных, каждая моська голос подаёт, и пинок каждой такой моське становится впоследствии заслугой, — улыбнулся Берто. Для него разговор был не более чем шуткой, Ричард же, по природной своей горячности, воспринимал всё как личное оскорбление, хотя и понимал, что вся перепалка не стоит и пуль и пороха. — А к нашим берегам из-за альмиранте никто сунуться и не осмеливается. И правильно делают, потому что он любому такую трёпку задаст — век будет помнить. — Монсеньор Барсовы Врата взял, а ещё раньше Ренкваху прошёл, а это до него ещё никому сделать не удавалось! — Не удавалось, — согласился марикьяре, — потому что все трусили. Соберано не струсил и прошёл, но будь альмиранте на его месте, он бы тоже ничуть не колебался бы. И победил бы. — Тебе просто противопоставить моим словам нечего. Одни если бы да кабы, — насупился Дик. — Альмиранте однажды в одиночку перехватил гайифскую шебеку с важными документами. Так, от скуки... Но павлины за её возвращение столько заплатили, что весь Талиг, в том числе и соберано, на эти денежки ещё пару лет жировали. — Весь, да не весь, — огрызнулся Ричард, но о Надоре, видать не видавшему никогда никаких денег, благоразумно умолчал. — Эр Рокэ "Каммористу" угнал, — брякнул он первое, что пришло в голову. — Не спорю, это была его идея, — развёл руками марикьяре, — но угнал "Каммористу" всё-таки альмиранте. Сомневаюсь, что у соберано было достаточно познаний для того, чтобы такое дельце провернуть. Он родился полководцем, но не адмиралом... Ричард поджал губы, стиснул руки в кулаки. — Ты в нём сомневаешься, — с детской обидой в голосе заявил он, — а я — нет. И не буду. Эр Рокэ всё равно лучше, — отрезал он, отворачиваясь и вдруг понимая, что в кабинете стало непривычно тихо — за окном даже птицы умолкли. Ричард медленно, очень медленно повернулся, натыкаясь на синий взгляд лукаво прищуренных глаз. От ужаса пересохло во рту. Как давно?!.. Берто звонко рассмеялся и шутливо, но больно хлопнул Ричарда по плечу. Похоже, всё-таки давно... — Спасибо, юноша. Право слово, столь искренних слов в свой адрес я не слыхивал уже давно, — фыркнул Алва, но без привычной ядовитой насмешки, и у Ричарда отлегло. Но спрятать голову в песок и не высовывать её оттуда минимум до тех пор, пока Талиг снова не станет Талигойей, хотелось неистово. Альмейда отложил гитару в сторону и с деланным возмущением взглянул на Рокэ. — Давно? Вот так и срывайся к тебе потом, — сказал он, стараясь придать лицу серьёзное и строгое выражение. Выходило плохо, глаза искрились смешинками. — Очень приятно, что ты настолько ценишь мои слова, что даже не удосуживаешься вникать в их суть. — Не выдержав, адмирал всё же разразился хохотом — громким, искренним, который так не сочетался с его наружной серьёзностью и грозностью. Вот, опять подтверждение тому, что внешность обманчива. Алва, отсмеявшись, споро потянулся к ополовиненной бутылке и разлил вино на два бокала. — Выпьем за оруженосцев, Рамэ? — подмигнул он Альмейде. Адмирал согласно кивнул, усмехнувшись. — Пусть они и сведут нас когда-нибудь в самый Закат… — Первый маршал наигранно вздохнул, после чего поманил Берто и всё ещё сконфуженного Ричарда холёной рукой в сапфировых перстнях. — Присоединяйтесь, юноши. Грешно не пить за самих себя...