***
В день их знакомства Донхэ порезался, очищая от кожуры фрукты. Замотав рану полотенцем, Хэ поспешил готовить столы к трапезе — парень и так опаздывал, а такое тут не прощали. Кладя тарелку с фруктами на белоснежную скатерть, Хэ охнул, когда вдруг ткань под его рукой окрасилась в кроваво-красный цвет: полотенце размоталось, а кровотечение еще не успело остановиться. — Это что такое? — раздалось из-за его спины, а Донхэ упал на колени, понимая, что пришел его конец. — Я спрашиваю, что это такое! — Хэ вскрикнул, когда сильные руки подняли его над землей. Ткань сдавила шею, парень начал кашлять и брыкаться, задев одной ногой мучителя. — Да как ты смеешь?! — взревел тот, отбросив Донхэ, словно тряпичную куклу. Парень сильно приложился головой о стену и мысленно молил чужеземца закончить поскорее. Словно прочитав его мысли, мужчина вытащил из-за пояса нож и, ухмыльнувшись, занес его над головой. Донхэ закрыл глаза и попытался воспроизвести картинки дома, лицо матери, отца, но старания были тщетными. Перед глазами маячило кроваво-красное пятно на белоснежной скатерти. — Шивон! — вдруг тихо, но вкрадчиво раздалось откуда-то сбоку. — Ынхек, — мужчина с клинком в руке низко поклонился вошедшему. — Чем ты тут занимаешься? — спросил Ынхек, кивая головой в сторону Донхэ. — Этот паршивец запачкал скатерть своей грязной кровью, — оскалился Ши, ища поддержки у собрата. — И ты решил тут устроить бойню? — выгнул бровь Ынхек, разглядывая пятно на скатерти. — Но… — осекся Шивон. — Тут, где я собираюсь есть? — в голосе послышались стальные нотки. — Тебе мало крови, что мы проливаем? Донхэ готов был поклясться, что слышал меж слов шипение. Парень поежился и попытался слиться со стеной. В голову взбрела безумная мысль тихо уползти обратно на кухню, но Хэ быстро от нее избавился, понимая, что о его участии в разыгравшейся сцене навряд ли забудут. — Нет, я сделаю это за домом, — пролепетал Шивон, пряча нож за пояс и хватая Донхэ за шиворот, словно нашкодившего пса. — Садись за стол, — рявкнул Ынхек, — у нас и так дел по горло. Через минуту Ынхек забыл о существовании парня по имени Донхэ. Вернее, он вообще не знал, как того зовут. А Донхэ, сидя в своем уголке на кухне и тихо всхлипывая, мысленно благодарил этого «Бездушного».***
Прошло немало времени с того инцидента. Это Донхэ мог сказать по отросшим ниже плеч собственным волосам, которые он теперь собирал в пучок, и смене одежды у чужеземцев. «Видимо, наступила зима», — решил Донхэ, наблюдая, как Ынхек стаскивает с себя белую шубу. Теперь Донхэ знал распорядок дня этого «Бездушного»: когда он ест, что больше любит, с кем чаще разговаривает, где сидит. Находясь во вражеском окружении, где даже вздохнуть слишком громко было страшно, где каждой клеточкой тела чувствовалась неприязнь к собственной персоне, Донхэ забыл, что такое сострадание и забота — простые человеческие отношения. Поэтому то заступничество со стороны Ынхека, если его вообще можно было назвать таковым, стало для Донхэ лучиком света. С тех пор парень, тихо наблюдая за своим героем, заметил, что Ынхек оставляет после себя меньше всех крошек за и под столом, что он никогда не марает вторую вилку, используя одну на все блюда. Хэ чувствовал себя тайным волшебником, когда, накрывая на стол, ставил стакан перед тарелкой — туда, куда обычно переставлял его сам Ынхек. В тарелку родного чужака под шумок ложилось больше соуса и меньше овощей, потому что обычно в тарелке после трапезы сиротливо лежала вся морковь, а соус подчистую был выскоблен хлебом. В стакан с компотом Донхэ с невозмутимым видом ложил на одну ложку сахара больше — Ынхек, оказывается, очень любил сладкое, и это почему-то очень веселило паренька. Он тихо посмеивался себе под нос, чистя килограммы картошки и представляя, как серьезный Ынхек невозмутимо запихивает себе в рот одну конфету за другой. Существование Донхэ окрасилось в светлые оттенки, и он думал, что причиной был тот, кому он всеми силами пытался сделать приятное. Хэ не задумывался, что на самом деле все исходило от него самого. Хотя если бы он понял это, то, скорее всего, только расстроился бы. Ведь зерно радости заключалось именно в том, что причиной был другой человек, а не сам Донхэ.***
В то время, пока Хэ на кухне отрезал кое-кому кусок побольше на тарелку почище, Ынхек, лежа на кровати, недоумевал по поводу приятных неожиданностей, которых он, признаться, ждал каждый раз, садясь за стол. И в этот раз Хек решил прийти пораньше. Остановившись в проходе, «Бездушный» заметил, как какой-то паренек сновал туда и сюда, торопливо накрывая стол. От зорких глаз Хека не укрылось, что этот мальчик сервировал именно его место иначе и положил ему большую порцию. - Так-так, — произнес Ынхек, обнаруживая свое присутствие. Донхэ резко дернулся и опрокинул на себя стакан с томатным соком. Красная жидкость большим пятном расползлась на его белом фартуке, в то время как парень испуганно пятился назад, в конце концов уперевшись в стенку. И тут Ынхек его вспомнил: «Это тот несчастный с запачканной скатертью». — Ну, и зачем ты это делаешь? — Ынхек кивком указал на свое место. — Я н-ничего такого н-не сделал, — пролепетал Донхэ, испуганно таращась на чужака. — Я знаю это, — кивнул Хек и сделал шаг назад, боясь, что парень от страха забудет, как дышать. — Я просто хочу знать: зачем? — Вы м-мне жизнь тогда спасли, — выдохнул Донхэ, сминая край фартука, — вы, наверное, не помните. — Помню, — сказал Ынхек, развеселившись: «Ну, надо же! Чудной паренек какой-то». — Правда? — чуть громче, чем положено, радостно воскликнул Донхэ и тут же осекся. «Это может оказаться полезным», — думал Ынхек, наслаждаясь сладким напитком и провожая взглядом худенькую фигуру в белом фартуке. Донхэ счастливо улыбался, лежа в своей маленькой каморке, и вспоминал, как Ынхек совсем не отругал его за то, что он посмел на него посмотреть, а лишь сказал сменить фартук до начала трапезы. «Завтра обещали привезти клубнику, — думал Хэ, засыпая, — Ынхек ее любит, надо будет отложить ему самую вкусную».***
— Эй, парень, — позвали Донхэ из-за спины. Услышав знакомый голос, Хэ дернулся и опрокинул на себя чашку с вареньем. Ынхек громко хмыкнул и присел на стул, ожидая, пока парень приведет себя в порядок. — В-вы что-то хотели? — пролепетал Донхэ, боясь посмотреть «Бездушному» в глаза. — Как тебя зовут? — спросил Хек, внимательно рассматривая паренька с ног до головы. — Д-донхэ, — ответил Хэ, краснея от такого пристального внимания и еще больше — от своей реакции на него. — Я люблю клубничное варение, — вдруг сказа Ынхек, на что Донхэ удивленно поднял на него глаза. Секундой позже в глазах парня мелькнуло понимание; он как-то радостно кивнул и полез в шкаф за любимым варением Ынхека, отодвигая в сторону сливовое. Когда Донхэ обернулся, в комнате никого, кроме него, не было. Парень с досадой заметил, что при каждой их встрече он сам всегда проливает что-то красное на что-то белое. «Как предзнаменование какое-то», — с улыбкой подумал Донхэ.***
После того визита на кухню Ынхек заходил еще несколько раз. В основном он молча наблюдал за парнем несколько минут и уходил. Донхэ стал чаще улыбаться: на душе стало светлее от мысли, что есть кто-то, кто знает его имя и общается с ним, пусть и молча. О причинах такого поведения чужака Хэ особо не задумывался — это время он тратил на то, чтобы угадать, когда в следующий раз Ынхек к нему зайдет. Донхэ, однако, отгадать не сумел. Хек появился на следующий же день рано утром. Но на этот раз кое-что поменялось: мужчина не молчал, а обратился к парню с маленькой просьбой. Ынхек протянул тому маленький сверток и попросил его спрятать на пару дней. «Ты мне очень поможешь», — сказал Хек, а глаза Донхэ загорелись — он очень хотел быть полезным. Загруженный работой на кухне парень и не знал, что следующие два дня во всем доме проходил обыск. Его самого и каморку, где он жил, обошли стороной — о существовании юного элретонца никто и не вспомнил.***
Однажды Донхэ, стуча зубами и кутаясь в тоненькую простыню в своей каморке, торжественно назвал Ынхека другом. Про себя, конечно. Хек иногда заходил к нему на кухню. Хэ радовался, что в такие моменты рядом никого не было, и они могли спокойно помолчать, или его друг мог бы сказать, что он больше любит: лайм или апельсин. У паренька и в мыслях не было, что каждый такой визит Ынхек наносил лишь тогда, когда горизонт был чист. «Бездушного» забавляла реакция паренька: щенячий восторг и радость. Хек теперь часто сравнивал ситуацию Донхэ с приручением собаки: проявив случайно доброту к парню, а потом изредка о себе напоминая, мужчина с легкостью подчинил себе пленного. «Вот только на сколько хватит его преданности?» — думал Ынхек, готовя для Донхэ новое поручение.***
Когда Хэ попался, выполняя просьбу Ынхека, то последний подумал: «Ну, вот и все». И очень удивился, когда стража не пришла за ним ни на следующий день, ни в последующие. Недоумевая, мужчина проскользнул в камеру, куда бросили Донхэ. Парень полулежал, тихо постанывая — на нем не было живого места. Завидев Ынхека, Хэ приободрился и шепотом произнес: — Я ничего им не сказал. «Надо же», — Хек был поражен. Пошарив в карманах, мужчина нашел в одном из них цепочку с элретонианским знаменем — оторвал ее с шеи противника, когда закалывал его ножом. Чуть помедлив, Хек все же бросил цепочку к ногам Донхэ. Парень, бережно подобрав «подарок», всхлипнул и поблагодарил мужчину: — Мама носила похожий. Спасибо вам большое.***
Как только Донхэ смог более или менее стоять на ногах, его выгнали работать в поля. Парень очень грустил все это время, так как Ынхек больше не появлялся. «Наверное, он занят», — Хэ старался как-то оправдать его отсутствие, смотря на медальон, висящий на шее. На полях было очень тяжело. Раны никак не заживали из-за беспрерывной физической нагрузки. И Хэ боялся лишь одного — что они начнут гноиться. День сменялся днем, а Донхэ таскал камни, которые оставляли глубокие царапины на спине — рубаха, больше похожая на сетку, никак не защищала. Глаза парня постоянно блуждали в поисках белой макушки. Ынхек за все это время ни разу и не вспомнил о парнишке, пока личные дела не привели его в поля. Вспомнив про преданного поваренка, который как раз кстати теперь работал там, Хек возобновил молчаливые визиты. Донхэ, увидев «друга», загорелся, как сверчок, в то время как сам Хек ужаснулся изменениям, произошедшим с его знакомым пленником: парень сильно исхудал, волосы, когда-то блестевшие, выцвели, а кожа приобрела землистый оттенок. Восемнадцатилетний парень выглядел почти стариком. — Я рад, что вы заглянули, — произнес Донхэ, опускаясь прямо на сырую землю — ноги после тяжелого рабочего дня совсем не держали. — Вы ведь так заняты. — Теперь я буду заходить хоть иногда, — бесцветно произнес Хек, не в силах оторвать глаз от Донхэ. «Парень тут долго не протянет. Мне надо поторопиться и успеть все сделать, пока он совсем не загнулся». — Спасибо, — улыбнулся Донхэ, поднимаясь и собираясь уходить в барак. — Подожди, — окликнул его Ынхек. — Сделаешь кое-что для меня?***
Донхэ чувствовал, как чахнет день ото дня. Рана на левой ноге почти затянулась благодаря мази, которую принес ему Ынхек, но правая рука по вечерам немела и отчасти не слушалась. Парень понимал, что нужен отдых и покой, чтобы она могла окончательно восстановиться, но такой роскоши позволить себе не мог. Вернувшись в барак, Хэ упал на жесткую кровать — наваленную в углу траву, которая сырела от влаги и испускала страшную вонь. Донхэ, пропитанный ею с ног до головы, почти не чувствовал запаха. Сегодня из-за того, что правая рука отказалась слушаться, парень уронил все камни и получил наказание — десять ударов плеткой. Спину саднило, руку свело, а ноги гудели так, что отдавалось в голове. — Вставай, — промычал Донхэ и про себя добавил: «Тебя ждут». Сегодня они с Ынхеком условились встретиться там, где и обычно — в подвале дома. Донхэ не знал, чем занимался его «друг», но понимал, что об этом никто не должен знать. Хэ был лишь посредником, передавая маленькие кулечки Ынхеку и странным личностям от него. Потом он стал своего рода информатором, подслушивая разговоры охраны и других чужаков. Когда Донхэ, держась за стену, зашел в подвал, Ынхек был уже там. Последний недовольно цокнул, завидев опоздавшего. — Простите, — слабо улыбнулся Донхэ, едва стоя на ногах. — Принес? — спросил Ынхек, вытягивая руку. Хэ, кивнув, передал маленький сверток, а потом рассказал все, что услышал за последние три дня. — Молодец, — похвалил его Ынхек, уже разворачиваясь и собираясь уходить. — У вас все в порядке? — вдруг раздался вопрос, заставший «Бездушного» врасплох. — Что? — Хек обернулся и удивленно посмотрел на парня. — Вы похудели и раздражены больше обычного, — смутился Донхэ, — вот я и спросил. «На себя смотрел, малыш?» — горько подумал Хек. — Тебе мазь еще нужна? — задал ответный вопрос мужчина, на что Донхэ лишь помотал головой. — Выглядишь неважно… — Ынхек сам не понял, зачем сказал это вслух. Хэ вдруг заливисто рассмеялся, плюхаясь на пол. Парень продолжал хохотать, держась за живот. Ынхек не смог сдержать улыбки. — Глупо получилось, — произнес он, когда смех сошел на нет. — Но вы правы, — грустно улыбнулся Донхэ, — я не продержусь долго, так что имейте это в виду. Ынхек не нашелся, что ответить. А Хэ, поднявшись, заковылял к выходу. — Когда я умру, — вдруг произнес Хэ у самой двери, — знаю, что вы не сможете меня похоронить, но не могли бы вы прийти ненадолго и попрощаться со мной? У нас в Элретонии верят, что если с умершим не попрощаться, то он не сможет покинуть землю и отправиться на небеса. Хек онемел от услышанного, уставившись на парня. Донхэ, увидев реакцию «друга», вздохнул и собирался было уйти, когда его окликнули: — Почему ты это делаешь? — Знаете, — ответил Донхэ, немного помолчав, — пусть это для вас будет глупостью, вы можете даже посмеяться надо мной, но я считаю вас своим другом. И мне не важно, отвечаете ли вы мне взаимностью. Я знаю, что нет. Быть может, случайно, но во всем этом аду вы стали для меня единственным светлым пятном. То, что рядом есть кто-то, кто знает мое имя, греет мне душу. Мама всегда говорила, что если человека помнят после его смерти, неважно, целый ли народ или всего лишь один человек, то он прожил свою жизнь не зря. Поэтому я благодарен вам и хочу быть полезен, пока могу себе это позволить. Ынхек вдруг почувствовал себя таким грязным и жалким, что невольно его рука потянулась к груди, где сердце стало биться через раз, словно наказывая своего владельца. — Доброй ночи, Ынхек, — раздалось от двери, а «Бездушный» так и остался стоять в полуосвещенном подвале.***
Донхэ очень сильно переживал, что от Ынхека с того самого вечера не было вестей: никаких поручений, никаких записок. «Зачем я только сказал ему это тогда?» — сокрушенно думал Хэ. Правая рука почти не двигалась, и охранники слишком часто косились в его сторону, словно беря на заметку, что пора бы искать ему, Донхэ, замену. Среди пленных в это же время стал разноситься слух о надвигающейся с севера буре. Донхэ заметил, как и охранники часто поглядывали в небо, стали раздраженнее и еще больше торопили их. Когда объявили об эвакуации, то в голове у Хэ родился смелый план. Когда пленных стали загружать в сани, кидая одного на другого, Хэ тихо сполз под кровать и притаился. Когда барак опустел, парень крадучись направился в сторону подвала. «Я хочу, чтобы все закончилось именно здесь, — думал Донхэ, сидя на полу и слыша, как на улице начинает завывать ветер. — Только жаль, что никто не придет со мной попрощаться».***
Ынхек стоял на крыльце, когда в их новую крепость, неподалеку от старой, въехала тележка с пленными. Не мигая, «Бездушный» наблюдал, как один за другим эти живые скелеты выгружались, сбиваясь в кучу. Зоркий глаз сразу отметил, что среди них нет знакомой фигуры. — Это все пленные? — Хек остановил проходящего мимо собрата. — Да, все — кивнули ему в ответ. «А где же Донхэ?», — думал Ынхек, заходя в дом.***
Донхэ стучал зубами от холода и отчаянно жмурился, чтобы песок, который летал уже и в подвале, не залетел в глаза. Ынхек сел за стол и передвинул стакан, поставив его перед тарелкой. Хэ пытался вспомнить, как выглядел его дом, какой масти были новые кобылы, что было надето на матери, когда он в последний раз ее видел. Хек вилкой сгреб в угол тарелки всю морковь. Рука, потянувшаяся за хлебом, чтобы обмакать его в соус, зависла в воздухе. Донхэ тихо плакал, жалея себя, своих мать и отца, родную страну. Парень проклинал войну и «Бездушных». Он страшно злился на одного из них за его трусость. «Лучше бы сказал всю правду в лицо, — всхлипнул Хэ, — а так я ведь все равно продолжаю надеяться». Хэ испуганно вскрикнул, когда стеллажи опасно накренились в его сторону. Он отполз назад, насколько позволяло пространство, и обхватил колени руками, спрятав в них голову. Ынхек, тяжело вздохнув, снял с себя плащ и накрыл им тщедушное тело, которое сильно дрожало от холода. Хэ удивленно поднял глаза и вскрикнул. Перед ним невозмутимо стоял Ынхек. — Что вы здесь делаете? — выпалил Донхэ, замечая на своих плечах плащ чужака. — Могу задать тебе тот же вопрос, — хмыкнул мужчина, садясь рядом. — Ну, я, — шмыгнул носом Донхэ, — как бы умирать тут собрался. — Ну, а я, — ответил ему в тон мужчина, — как бы обещал с тобой попрощаться. Донхэ еще с минуту недоверчиво смотрел на Ынхека, который расслабленно сидел рядом и насвистывал какую-то мелодию. — Спасибо, — тихо произнес парень, закутываясь в плащ. Некоторое время эти двое сидели в тишине, слушая завывание ветра. Донхэ лихорадочно перебирал в голове тысячу и одну тему, на которую можно было бы заговорить с Ынхеком. Но ни одной подходящей выбрать так и не смог. — Ты слышал когда-нибудь песни нашего народа? — неожиданно нарушил молчание Ынхек. — Нет, — мотнул головой Хэ. — Ну, значит слушай, — сказал Хек и запел. Языка, как и смысла песни, Донхэ так и не понял, но заворожено слушал странный мотив. Ему очень понравился голос Ынхека, который звучал на удивление нежно. В темном и сыром подвале стало чуточку уютнее, и Хэ не заметил, как тихо засопел. Измотанный парень даже и не почувствовал, как Ынхек аккуратно положил его голову к себе на плечо, продолжая тихо напевать песни на родном языке. Донхэ еле-еле разлепил глаза, захрипев — жутко хотелось пить. Первые несколько минут никак не мог понять, почему он не в бараке, а потом события одно за другим выстроились в ряд. Хэ резко обернулся и увидел рядом с собой безмятежно дремавшего Ынхека. Боясь его разбудить, Хэ оглянулся вокруг в поисках хоть какой-нибудь жидкости. Парень испуганно дернулся, когда прямо перед носом возникла фляга. — Пей, — сказал Ынхек, зевая и потягиваясь. — Спасибо, — прошептал Хэ, прильнув к горлу. Парень так жадно пил, что сначала чуть не захлебнулся. Потом резко оторвался от живительной влаги, боясь, что Ынхек рассердится, что он не оставил воды и ему. «Хотя он, наверное, не захочет пить со мной из одного горла», — подумал Хэ, косясь на Хека. Но Ынхек только сонно смотрел в темноту да почесывал нос. Поэтому Хэ на свой страх и риск решил-таки опустошить флягу и принялся за дело. В подвале снова повисла тишина. В голове Хэ роилось столько мыслей: «Что он со мной теперь будет делать? Вернет в лагерь? Тогда я точно не жилец. Расправится со мною сам? Ведь я знаю то, что не должен знать. Может, спросить его? Нет, не стоит. Пусть все будет, как будет». — Ну, это, — начал Хэ, наконец решившись, — сегодня как-то не умирается. — Я вижу, — хмыкнул Хек и поднялся, отряхиваясь. — Раз так, то пошли. — К-куда? — со страхом выпалил Донхэ, отползая в сторону. — Туда, - весело бросил Хек, роясь в собственном мешке, — но сначала перекусим. «Он бы меня не кормил, если бы убить хотел», — решил Хэ, жадно вгрызаясь в протянутые хлеб и кусок мяса. Дальше Хэ лишь беспрекословно слушался Ынхека. Тот усадил его на лошадь впереди себя, закутав в собственный плащ. До нового пристанища «Бездушных» они ехали молча. Когда Хэ заметил, куда они направляются, то тихо заскулил и заерзал. — Тшшш, — прошептал ему на ухо Хек, — все будет хорошо. От этих слов, которые ничего не прояснили, стало, однако, легче, и Хэ затих, спрятавшись в теплый плащ. Парень удивленно заморгал, когда они свернули влево. Ынхек ловко спрыгнул с лошади и сгреб оттуда и Донхэ. Он усадил его в кусты и наказал ждать, вновь сев на лошадь и скрывшись в неизвестном направлении. Его не было довольно долго, или Хэ просто изнывал от страха и нетерпения. Когда на горизонте показалась знакомая лошадь, Хэ радостно выпрыгнул из кустов ей навстречу, за что огреб неслабый подзатыльник и сердитый взгляд. Хэ заметил, что мужчина вернулся с двумя кобылами. Ынхек протянул ему одежду, такую же, в которой был сам. Донхэ послушно надел ее, удивленно уставившись на мужчину. — Так ты не будешь привлекать внимания, — ответил на немой вопрос Ынхек. — Надень капюшон и вполне сойдешь за своего. — Куда мы едем? — тихо спросил Донхэ, садясь на лошадь и нежно ее поглаживая, на что животное чуть не сбросило его с седла. — Они к такому не привыкли, — коротко рассмеялся Ынхек, — я вижу, что ты умеешь сидеть в седле, но держи поводья лишь для вида. Твоя лошадь просто будет следовать за моей. Путники тронулись. Донхэ, словно ребенок, озирался по сторонам с открытым ртом. Парень никак не мог надышаться свежим воздухом. Его глаза сильно слезились, но он продолжал смотреть на солнце. Хэ жадно вбирал в себя все, что только мог, боясь, что в любую минуту может этого лишиться. Ынхек украдкой наблюдал за парнем. На губах мужчины то и дело мелькала улыбка. — Так куда мы едем? — осмелился спросить Донхэ снова. — Мне бы хотелось посмотреть ваши Сапфировые озера, — произнес Ынхек. — Я с пяти лет мечтаю их увидеть! — восторженно вскрикнул Хэ, едва не свалившись с лошади, которая недовольно фыркнула и ударила седока хвостом. — Но сначала нам надо тебя подлечить, — сказал Хек, посмеиваясь с реакции Донхэ. — Почему ты это делаешь? — тихо спросил парень, чуть погодя. У обоих возникло чувство дежавю, ведь совсем недавно этот вопрос Ынхек задал ему, Донхэ. — Знаешь, кого ты мне напоминаешь? — ответил Хек, на что получил удивленный взгляд. — Щенка: такого маленького, беззащитного, но на удивление выносливого. Твоя щенячья преданность… — Ынхек ухмыльнулся, подбирая слова. — В общем, я люблю собак. Повисла неловкая тишина. Ынхек думал над тем, что следовало выразиться немного иначе. А Донхэ молчал, переваривая услышанное. Неожиданно на лице парня расцвела яркая и искренняя улыбка. — Я тоже рад, что ты мой друг, — произнес он вслух и впервые за очень долгое время почувствовал легкое дуновение долгожданного ветра Надежды.