Jamming

Блейн Андерсон жил в одном из небольших городков Ямайки, что частенько путают с деревней. Парень, чья кожа была хоть и загорелой, но все же слишком светлой для этих мест, но который, тем не менее, прекрасно сливался с местными жителями, чувствуя ритм не только одного небольшого или наоборот большого городка, но и всего острова. Смуглая кожа, от природы не являющаяся бледной, а под постоянно палящим солнцем и подавно, медовые, теплые глаза, так и излучающие тепло, силу и энергию, и длинные, кудрявые волосы пепельно-черного оттенка, что были едва ли не с рождения прочно заплетены в дреды. Дреды, по мнению растафариан, - древняя прическа, напоминающая гриву льва и приносящая ее обладателю силу и мужество. Почти каждый мужчина здесь с рождения и до самой старости носил дреды и длинную бороду, излучая ту самую силу и мужество, дыша полной грудью и полностью являясь верными своей вере, своей жизни и душе. Блейн прекрасно сливался с местными жителями, чувствуя ритм музыки, живя ею, любя свой небольшой городок и родителей. Он окончил колледж в Америке, но решил снова вернуться на Ямайку, сходя с ума по всей той энергии, что встречала его с распростертыми объятиями только на этом острове регги, чьим общепринятым королем являлся Боб Марли. У Андерсона был довольно богатый отец, имеющий достаточно успешный отельный бизнес, поэтому у парня были все возможности для получения хорошего образования, места проживания и даже контракта с весьма популярной звукозаписывающей компанией в Америке, но все же он решил вернуться в родной дом после окончания обучения, чтобы найти свое счастье и свой «Мир» и только потом обустраивать жизнь где-то за пределами такого родного места. Блейн жил музыкой, танцами, всей той атмосферой Ямайки, не расставаясь со своей гитарой ни на минуту и искренне веря в единство Бога, народа и любви. Он был выращен здесь, среди этих людей, в таких условиях, попав в одно из самых спокойных от войн и свободных от дискриминации, но еще успевшее сохранить все ту веру, любовь к своему ближнему и тягу к жизни время, что когда-либо было на этих островах. Жизнь кипела в этих местах, уже с утра заполняя узкие улочки ритмом регги, доносящимся из каждой распахнутой двери деревянного домика, и счастливо улыбающимися людьми, что приветствовали золотые лучи солнца своими чернокожими лицами и белоснежными улыбками. Эти люди любили и отдых, и работу, трудясь кровью и потом с утра до вечера, но делая это с улыбкой, полной счастья просто потому, что они живут, что такое счастье, как жизнь, такая удача, как здоровое тело, было даровано им сверху. Они любили абсолютно все на этом Свете, если это не расходилось с понятием «Люби ближнего своего», а ближним являлся каждый человек на этой Земле, и жизнь их была тесно связана с тем самым ритмом, теми самыми песнями, танцами и счастливыми улыбками, что так любил Блейн да и каждый ямаец. Поднимаясь ближе к обеду, потому что до утра не спал, играя на гитаре под ритм барабанов Наябинги, встречая рассвет и выкуривая каннабис пучок за пучком, брюнет умывался прохладной водой, проведенной прямо из океана, завтракал прекрасными спелыми фруктами, пачкая сочащимся соком, кажется, никогда не сбриваемую бороду, и обязательно целовал всех домашних. Он надевал обычную, свободную белую рубашку с закатанными рукавами, предпочитая их куда больше всех тех неудобных футболок, сковывающих каждое твое движение, и простые синие джинсы под низ, всегда шагая по раскаленному асфальту улиц в порванных и купленных, кажется, еще в пятнадцатилетие вьетнамках, что почему-то до сих пор были даже на несколько размеров больше. Блейн любил чувствовать жар земли и песка под своими ногами, любил чувствовать это единение с природой, когда ты понимаешь, что вы - одно целое, что ты живешь, что ты чувствуешь, что тебе было дарована эта прекрасная возможность, а потому, наверное, никогда бы не отказался от этой обуви. А затем он, чуть покачиваясь и радостно улыбаясь всем прохожим, шел, мотая дредами на ветру и то и дело пританцовывая в ритм играющей где-то гитары или музыке регги, доносящейся из колонок на каждом столбе, встречаясь с друзьями. Друзья на Ямайке не похожи на друзей в любой другой точке мира. Детвора с самого детства пинает мяч, босыми ногами бегая по раскаленной земле, и эти дети и остаются друзьями на всю жизнь, с которыми вместе учишься играть на гитаре, выкуриваешь первый косяк и любишь их всем сердцем. С Джошуа Блейн родился в один день, один миг, и их матери держались за руки, корчась от боли, пока чернокожие женщины со всей любовью и трепетом принимали роды, благодаря Бога за новую жизнь и молясь, чтобы ребенок был здоровым. Несмотря на большое состояние семьи Блейна, его отец и мать приняли решение, что роды мальчика пройдут по всем обычаям на Ямайке, а не в дорогой больнице за границей. И они еще ни разу не пожалели об этом, вырастив взрослого, сильного и здорового парня, мужчину, который никогда не отказывал в помощи, был очень добр ко всем людям, ценил всех и каждого, любил людей всем сердцем и вырос именно таким, каким они и мечтали его видеть. Стремящимся к своей цели, но не забывающем о том, что его дом - одна из самых ценных вещей в его жизни так же, как друзья и родные. Блейн, Джошуа и еще несколько парней любили проводить дни и ночи напролет, напевая ямайские песни, большинство из которых принадлежали Бобу Марли, купая грязные от пота и лежания в песке тела в прозрачной воде океана и выкуривая марихуану косяк за косяком. Под вечер они разжигали костер прямо на берегу и продолжали играть на гитарах и барабанах для танцующих вокруг дам всех возрастов и поколений. Вечером весь остров Ямайка, каждый его даже самый большой город, становился одним целым, собирая весь народ каждого городка и даже зачастую туристов у одного костра, где молодые парни играли на гитарах, подыгрывая мужчинам, которым в свое время посчастливилось побывать на концерте самого Боба Марли и которые не понаслышке знали о силе музыки, слова и единства. В один из таких вечеров Блейн встретил Курта. Курт Хаммел был журналистом из Америки, которого послали, как самого заинтересованного в путешествиях, в тот самый небольшой городок на острове Ямайка, чтобы написать статью об одном из самых знаменательных для ямайцев дней в году – День Рождения национального героя. Человека, который, рожденный и живший в такие трудные времена, когда на улицах были постоянные перестрелки, а люди умирали ежедневно, умел не просто петь, а доносить до народа важность единства и любви к ближнему, к окружающим. Человека, изменившего судьбу Ямайки и местных жителей. Курт прилетел на Ямайку на целую неделю, поселившись в небольшом домике у одной старушки. Она-то и потащила уставшего после рейса парня вечером к океану, чтобы он почувствовал этот ритм, этот стиль жизни, ощутил музыку и любовь. Чтобы понял, чем и как живут ямайцы, а не сидел в такой прекрасный, солнечный вечер в домике за своим ноутбуком и корпел над работой. Парень услышал прекрасное пение, веселый смех и игру на нескольких гитарах и барабанах сразу, как только они завернули на пляж, потому что не услышать это – было чем-то нереальным. Все те эмоции, те чувства, та радость людей, просто потому что они счастливы жить, счастливы иметь все это: свой маленький домик, работу и огород, и счастливы танцевать вечерами под звуки музыки и жар костра. Десятки похожих между собой, но все равно таких разных людей кружились в танце, а парни с длинным дредами, заплетенными в различные прически или просто свисающими по пояс, подыгрывали на гитарах, сидя на песке. И если до этого Курт отчетливо слышал ритм песен Боба Марли (на котором, собственно, познания парня в регги и заканчивались), то сейчас было очевидно, что это песня собственного сочинения, потому что один из парней, усевшись прямо на свою белоснежную рубашку, будто постиранную час назад, а не таскавшуюся весь вечер по песку, то и дело порывался, смеясь и делая новую затяжку из трубки с марихуаной, кричать другу о том, что слов дальше у него нет. И, тем не менее, даже в такие моменты ни один из них не переставал играть, веселиться или танцевать, лишь иногда давая никудышному автору песен дружеские подзатыльники. Блейн заметил Курта сразу. Шатен, которого привела Седелла, чья кожа, казалось, была светлее только что побеленных тротуаров или заборчиков, обнесенных вокруг дома, шагал по песку, скрипящему под ногами, с такой осторожностью, будто так и боялся наступить на то и дело пробегающих мимо крабов. Парень осторожно встал в стороне, вызывая широкую улыбку на бородатом лице Андерсона, не прекращающего играть, но, тем не менее, немного изменившего темп песни на еще более ритмичный и смотревшего, будет ли танцевать парень теперь. Однако тот и сейчас не сдвинулся, внимательно оглядывая всех и каждого и будто что-то изучая. Блейну это явно не понравилось, потому что прилететь на Ямайку и не танцевать с остальными жителями под такие ритмичные звуки барабанов, стоя на ночном пляжу, - не дело. - Знаешь, довольно таки опасно находиться здесь с таким цветом кожи, - усмехнулся Блейн, когда он, отложив гитару, все же решил подойти к незнакомцу, что сейчас смотрел на него таким изучающим взглядом, что брюнет не выдержал и рассмеялся, кидая недокуренный каннабис Робу (парню, что был самым укуренным из всех, но, тем не менее, продолжал наигрывать что-то на гитаре, повалившись на песок и вглядываясь в прекрасные звезды на открытом и чистом небе). Блейн сразу понял, что Курт был одним из туристов. И он был здесь далеко не единственным белым, да и вообще таким отстраненным, но почему-то именно этот чуть смущенный парень привлек внимание ямайца, заставив его бросить гитару и потащить пока еще незнакомого парня к воде, стянув с него его белоснежные конверсы под цвет шорт. Погода на Ямайке в феврале хоть и была теплой, под вечер все же холодала, а уж у океана у Курта по телу даже пробегали мурашки, поэтому он искренне удивлялся всем этим людям, разодетым и вспотевшим так, будто температура воздуха была градусов сорок, никак не меньше. На темной коже цвета шоколада переливались блики от луны от того, насколько взмокшими были танцующие или даже просто лежащие на песке жители, насколько жарко им было, насколько полноценно отдавались они своему веселью, своим танцам и игре на гитаре. Курт удивлялся тому, с какой легкостью Блейн, уже успевший выцепить из Хаммела его имя и фамилию, что сам Хаммел даже не сразу и понял, забежал в холодную воду в одном черном белье, стянув с себя светло-серые джинсы. С каким удовольствием, будто сбегая от до смерти измучившей его жары, не покидавшей его как минимум месяц, брюнет забежал, весело смеясь на ходу, в воду, ныряя чуть ли не с берега и выныривая через настолько длительное время, что бедный Курт в самом деле успел перепугаться. Он удивлялся ровно до того момента, пока Блейн не натянул на него свою рубашку и не повалил на все еще горячий песок, ложась на спину и заставляя Курта сделать то же самое. Именно в этот момент Курт понял, почему этим людям не холодно. Они объединены друг другом, общей любовью; они согревают друг друга своими эмоциями, зажигая огонь в каждой душе, и, если у тебя есть хоть один такой человек, какими были ямайцы, который способен зажечь огонь внутри тебя, оказав свою небольшую любовь и заботу, то тебе уже хватит его энергии на то, чтобы тебе никогда не было холодно. И этим человеком для Курта в тот день стал Блейн. Весь вечер они говорили ни о чем, потом лишь переместившись к костру, чтобы не затоптать никакой живности, бегающей по пляжу в ночное время дня. Блейн веселил Курта слово за словом, танцуя для него, а затем пригласив на танец Седеллу и устроив для шатена мини-представления по-ямайски. Курт заставлял глаза Блейна загораться восторгом, рассказывая ему о Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, в которых Андерсону, конечно, удалось побывать, но которые так изменились за время его отсутствия. Блейн украл Курта у Седеллы, умоляя его остаться немного подольше. Курт провел едва ли не всю ночь в компании друзей Блейна, принявших его, на удивление, ничуть не хуже, чем сам брюнет, поражаясь тому, как много травы эти парни могут выкурить и в каком состоянии они могут продолжать играть на гитаре и танцевать, кажется, заряжаясь именно от этого, а не ото сна, как все остальные люди за пределами этого прекрасного островка. Блейн проводил Курта к дому Седеллы уже под утро. Смеясь, парни всеми силами старались закрыть друг другу рты, чтобы не разбудить старушку. И, если Блейну было оправдание, так как он курил всю ночь, то Курту стоило признаться, что ему просто очень понравилось общество этого смуглого паренька, из-за растительности на лице которого его самого было довольно трудно разглядеть. Понравилась его игра на гитаре, низкий, хрипловатый голос во время пения, его безбашенность и готовность в любой момент прыгнуть в воду со скалы, его любовь ко всем и всему, бесконечная доброта и удивительный смех и чувство юмора, кажется, весь вечер вызывавшие улыбку на лице шатена. И, как бы сильно Блейну не хотелось поцеловать Курта под этим чистым небом, солнце на котором только восходило, он лишь улыбнулся шатену своей широкой улыбкой и, вытянув из него обещание обязательно встретиться завтра, пошел в сторону своего дома, тихо наигрывая на гитаре и прикрывая глаза прямо на ходу. Ямайцы всегда прикрывали глаза и поднимали слепой взгляд к небу во время пения, беря вдохновения от Бога и самих себя, своей души, которая сама задавала ритм и текст, наполненная любовью и миром. Брюнет не знал, почему именно этот парень так сильно запал в его сердце, заставив одним только своим появлением все мысли Блейна повернуться в его сторону. Всю ночь он просто лежал на своей кровати, глядя на чистое небо, вид на которое открывался сквозь большое окно, создавая впечатление, будто ты лежишь прямо на улице. Просто лежал, пока белоснежная широкая улыбка проявлялась сквозь густую бороду, и думал о Курте, о том, как прекрасна его кожа и какой приятный от него исходит аромат. Блейн думал, что не знает, почему именно этот парень, но на следующее утро он был в доме Седеллы, тихонечко наигрывая на гитаре, пока женщина заваривала чай, еще до того, как Курт поднялся с кровати. Не знал, почему, но, позавтракав, повел прекрасного шатена на пляж недалеко от того места, где они были вчера, который полностью был обнесен высокими деревьями, защищающими от особенно жарких солнечных лучей, чтобы кожа Курта не сгорела. Блейн весь день провел с Куртом, стащив с небольшой местной лодочной станции, на которой стояли в основном лишь рыбацкие лодки, парочку старых досок для серфинга и научив шатена кататься, просто потому что ему хотелось. Курт не знал, как ему так повезло. Проведя практически всю ночь за разговорами с Седеллой, он узнал, что Блейн считается одним из самых талантливых парней в их городе, самым завидным женихом как для местных, так и для приезжих, и просто необыкновенным парнем. Хаммел узнал столько различных историй об этом волшебном ямайце: о том, как он не один десяток раз спасал различных животных, о том, что он никогда не пройдет мимо того, кому нужна помощь, и о том, как прекрасно слушать его игру на гитаре и пение, когда все остальные молчат, что так и не смог уснуть до рассвета, просто прокручивая в голове ночь, проведенную с парнем. Курт не знал, почему Блейн пришел к нему наутро, если друзей у него было предостаточно, и чем ему понравился именно Курт. Но он был безгранично рад, без лишних вопросов сразу же отправляясь с брюнетом, забыв про укладку, потому что парень просто схватил его за талию и вытащил на улицу, сказав, что бесполезно делать укладку с такой большой влажностью на острове. Он не знал, как Блейну удалось затащить его в воду да еще и заставить встать на доску, не понимал, как этому необыкновенному ямайцу с кожей, сливающейся с солнцем, песком и водой одновременно, удается снова и снова удивлять его, делая такие вещи или заставляя Курта делать их, от которых у Хаммела мурашки по спине пробегали. Блейн вселял такую веру в Курта, такую уверенность, говорил и делал такое, что Курт без лишних вопросов просто слушал его, в очередной раз заплывая на глубину или вставая под водопад, а потом сам удивлялся своей смелости. Блейн весь день кормил Курта фруктами, забираясь на высокие деревья, пока дреды цеплялись за толстые ветки, заставляя шатена замирать в страхе, что парень упадет. Вечером он, стряхивая с себя песок, когда они вышли из леса, через который пришлось пробираться на пляж, уговорил Курта пойти к нему домой, чтобы Блейн накормил его нормально, на что Курт, конечно же, согласился с условием, что Блейн сыграет для него хотя бы одну песню. Блейн познакомил Курта со своей семьей, а затем Эрика, его мать, накормила гостя фирменным блюдом их семьи, которое готовила еще прабабушка Блейна, когда на Ямайку практически не доставляли никаких продуктов из других стран, и все, что ели местные жители, было выращено ими же самими. А потом Блейн спел, конечно, он спел Курту. Он пел ему всю ночь о том, какие прекрасные звезды над их головой, о том, как прекрасен цвет глаз и кожи Курта и, конечно же, о любви и мире. Без этого Блейн не мог. Парень перепел ему едва ли не все песни Боба Марли и еще десятка исполнителей регги, даже имена которых Курт слышал впервые, что уж говорить о песнях. Он спел много чего из своего репертуара, но не прикрывал глаза во время пения, не сводя взгляда с восхищенно смотрящего на него Курта и понимая, что этот парень вдруг стал его душой и сердцем, тем, что подсказывает ему подходящие слова и ритм для песни. Блейн каждый день забирал Курта от Седеллы утром, когда тот еще спал, и просто проводил время с парнем наедине или же вел его к своим друзьям, возвращая домой уже ближе к рассвету, но так и не решаясь поцеловать эти мягкие губы, растягивающиеся в такой прекрасной улыбке, когда Курт смотрел на него. Курт не переставал удивляться красоте этого острова и его местных жителей, каждый день видя все новые и новые вещи, которые показывал ему Блейн. Бесчисленные растения и фруктовые деревья, на которых скакали местные жители, словно обезьяны, размахивая своими длинными волосами, заплетенными в крепкие дреды, на ветру и напевая что-то. Он точно знал, что написать ему будет о чем, и лишь надеялся, что вся его статья не будет казаться рассказом о прекрасном Блейне Андерсоне, ямайце, навсегда покорившем сердце Курта своим невероятным пением. Когда Блейн предложил Курту свой косяк, завернутый в твердую папиросную бумагу, тот посмотрел на него, как на сумасшедшего, вызывая звонкий смех брюнета и новую затяжку. Блейн тогда просто повалил Курта на песок, наслаждаясь пением Джошуа и Стива за их спинами, и широко улыбался, делая затяжку за затяжкой и стараясь не выдыхать на Курта. - Растафари верят, что хороший каннабис никак не портит здоровье человека, а, наоборот, улучшает состояние и дает возможность очищения от ненужного понимания мира, - прошептал брюнет, довольно улыбаясь и нависая над Куртом, - я, конечно, не собираюсь тебя заставлять, но как ты собираешься писать статью о Ямайке и о том, как мы празднуем день рождение героя нашего народа, ни разу не попробовав то, без чего он не мог ни творить, ни жить, в принципе? Курт не понимал, что творит с ним Блейн, и как это происходит. Он лишь отчетливо ощущал, как ямаец, совершенно не меняя его самого, открывает в Курте все новые и новые качества, о которых сам парень даже не догадывался ранее. Блейн дарил Курту ту самую любовь, которую дарит всем вокруг каждый ямаец. Он удивлял его каждый день все новыми и новыми своими историями, рассказами, песнями или даже просто действиями. Блейн касался Курта с такой любовью и осторожностью, как не касался никто и никогда. Он буквально жил Куртом всю последнюю неделю, не представляя, что будет, когда тот уедет, и так и не рискуя поцеловать парня. Для Курта Ямайкой стал один лишь Блейн с его смуглой кожей, длинными дредами, которые Хаммел любил заплетать, когда Блейн играл для него на гитаре, сидя вечером у океана, прекрасным пением и любовью ко всему живому. Блейн с его широкой улыбкой и бородой, так и норовящей прикрыть эту прекрасную улыбку. Блейн со своей постоянной активностью, гитарой и трубкой или просто пучком каннабиса. Курт не представлял своей жизни без этих прекрасных дней на Ямайке в компании невероятного Блейна. Когда Курт едва ли не психовал из-за того, что его ноутбук выключился, а он не успел сохранить кусочек статьи, Блейн лишь нахмурился и молча взял гитару. Для него было чем-то абсолютно неприемлемым тратить свои силы, энергию и внутреннее спокойствие на что-то такое глупое и незначительное. Брюнет, сидя в доме Седеллы в одних легких брюках, с голым торсом и убранными наверх волосами, расслабленно прикрыл глаза и начал напевать Three Little Birds, на что Курт мигом замер и перевел удивленный взгляд на парня, а затем рассмеялся и сказал, что Блейн не исправим, перебираясь к парню на колени и впервые прося научить его играть на гитаре. Вечером Курт, конечно же, переписал статью без особых усилий, потому что Ямайка – Блейн, а о Блейне к тому моменту он мог говорить уже без остановки. Шестого февраля, в день празднования великого дня не только на Ямайке, но и по всему Миру, Курт, наверное, сильнее обычного удивился этому острову, созданному и живущему, словно не от мира всего. Местные жители даже не стали ждать вечера, сделав всю работу еще до полудня, а потом просто расхаживая с улыбками, казалось, еще более счастливыми, чем обычно, по улицам и утягивая всех, кто попадался им на глаза, в незамудренный танец, просто напевая о том, как сильно они любят жизнь. Их никто не заставлял, никто не просил, никто не провозглашал этот день официальным выходным, но все до единого просто не могли перестать улыбаться и танцевать, потому что в этот день родился национальный герой, человек, изменивший историю всей нации и острова Ямайка. В тот день Курт заметил, что любим Блейн не только среди людей своего поколения и постарше, но и детьми, постоянно умоляющими спеть его что-нибудь, зовущими поплавать с ними. Брюнет станцевал далеко не один танец с местными девочками с красивыми длинными волосами, заплетенными в косички и вплетенными в них цветами, каждый раз заставляя Курта улыбаться все шире из-за такого милого и очаровательного зрелища. Весь вечер Блейн пел со всеми о единстве Бога, Мира и народов. Он пел о любви и прекрасном и, не переставая, смотрел на Курта, не желая думать о том, что тот должен был уехать на следующий день. Курт стал смыслом жизни для Блейна, который Андерсон, как он считал, всегда имел, но, как оказалось на деле, только обрел. Блейн готов был поехать за Куртом куда угодно и петь для него где угодно, лишь бы всю жизнь видеть эту прекрасную улыбку, посвященную, как ему хотелось надеяться, только ему. Но он даже не рискнул поцеловать Курта за эти дни, о каком «поехать куда угодно» могла идти речь? Так думал Блейн. Курт же, не прекращая счастливо смеяться при каждом новом действии парня, думал о том, что готов остаться здесь навечно, если Блейн того захочет. Когда подул прохладный ветерок, и шатен начал немного ежиться от холода, Блейн, скорее по привычке, снял с себя хлопковую рубашку и повесил ее на плечи Курта, с удивлением отмечая, что никогда еще не танцевал с Куртом, и без разрешения утянул его в толпу беспорядочно танцующих людей, среди которых были и двенадцатилетние парни, весело кружащиеся и переступающие с ноги на ногу вместе с девочками, и седые старики, кружащие под звуки духовых инструментов любовь всей своей жизни, своих прекрасных жен, казалось, никогда не перестававших танцевать. Блейн покрутил Курта, а затем притянул его к себе, переступая в танце по холодному ночному песку босыми ногами и забираясь под рубашку на хрупком теле шатена, чтобы крепко обвить его талию руками. Курт прижимался к горячей груди, покрытой темными волосами и то и дело вздымающейся из-за дыхания полной грудью, обхватывая щеки, обросшие бородой, руками и не сводя взгляда с янтарных глаз брюнета, так ярко загорающихся, когда Блейн смотрел на Курта. - Думаю, мою поездку обязательно стоит закончить поцелуем с одним из местных жителей, - прошептал Курт в широкую улыбку напротив, сильнее прижимаясь к теплому Блейну, несмотря на то, что половина его одежды была на самом Хаммеле. - Я бы на твоем месте не рисковал с поцелуями с ямайцами. Говорят, они влюбляются лишь однажды. Потом ведь не отмажешься, - усмехнулся Блейн, смелее сжимая руки на теле Курта, а улыбаясь еще шире, пока ноги, словно сами по себе, начали медленно уводить его и Курта подальше от общей суеты. - А мне сказали, такой только Блейн Андерсон. - Ох, этот Блейн Андерсон! Вот с ним бы я тебе вообще не советовал связываться, - покачал головой Блейн, так и мечась взглядом от губ Курта к его глазам. - А что делать, если связался? – еле слышно спросил шатен, чуть прикусывая нижнюю губу. К этому моменту они отошли уже на достаточное расстояние, не видя и не слыша никого, кроме звуков музыки и шума волн. Блейн замер на мгновение, просто желая насладиться этим моментом, желая получить от него все, желая раствориться в Курте, а после почувствовать наконец, как его губы соприкоснутся с губами парня. - А если связался, тебе придется отдать ему свою руку и сердце, иначе ты заключишь бедного парня в вечное рабство без возможности сделать своим, - ответил наконец брюнет, прижимаясь губами к губам Курта и забираясь горячими ладонями под тонкую футболку вечно мерзнущего американца, не в силах поверить, что это действительно происходит. Шестое февраля стало для Блейна не просто днем рождения вечного кумира, но еще и днем, когда под прекрасным ямайским небом его поцеловал Курт Хаммел, обещая всегда быть вместе. Днем, когда парень с кожей, цвет которой вообще опасен на Ямайке, позволял целовать себя, повалив на кровать, а затем позволил Блейну остаться с ним ночью, а не сбегать перед рассветом. Днем, когда Блейн Андерсон понял, что наконец нашел свое счастье, свое небо и свой «Мир». Следующее утро встретило Курта мягкими поцелуями бритого Блейна, и шатен, все же разглядевший лицо своего избранника, рассмеялся, ловя наконец мягкие губы своими и шепча Блейну о том, что он безумно красив. Блейн ни за что бы не хотел бросать Ямайку и свой стиль жизни, потому что это то, кем он был, то, как он растился, и парень был безгранично благодарен Курту, что тот полюбил его именно таким. Блейн все же заключил контракт с так ожидавшей его звукозаписывающей студией, и на следующий день уехал вместе с Куртом, обещая родным и друзьям обязательно прилететь в ближайший месяц. Брюнет затащил Курта в свою квартиру, которую решил так и не продавать после нескольких лет колледжа, прижимая его к кровати и сбивчиво шепча о том, что не отпустит его никуда. И Курт, конечно же, просто остался жить с Блейном, не веря своему счастью, каждый день слушая его пение и безгранично любя этого невероятного ямайца. Курт так и не узнал, за что ему досталось такое счастье, а Блейн так и не понял, почему Курт все же позволил ему любить себя, отвечая на его чувства и так счастливо улыбаясь при виде Блейна. Они не пытались искать ответы на эти вопросы, просто любя друг друга всем сердцем и не желая больше никогда не отпускать. Познакомившиеся на острове любви, добра и мира, они строили свою любовь и свои отношения, основываясь именно на этом и принимая друг друга такими, какие они есть. По вечерам Блейн просто сидел у Курта в ногах, пока тот играл с его дредами, дописывая очередную статью, а после целовал его ноги и относил уставшего юношу на кровать, любя Курта со всеми его американскими замашками трудяги. Курт всегда прощал Блейну ночные посиделки за гитарой, соглашался лететь на Ямайку в любое время дня и ночи, просто когда любимому становилось грустно и тоскливо, а когда Джошуа протащил траву на свадьбу Блейна и Курта, а Андерсон, как миленький, раскуривал ее после того, как у него в паспорте уже стоял штамп «Андерсон-Хаммел», Курт лишь снова рассмеялся, поглаживая любимого по заросшим щекам и шепча в его губы о том, что он никогда не изменится, пока свободная рука Блейна с серебряным кольцом на безымянном пальце уже сжималась на его талии.