Прогулка по Риму

Идея притащиться к Колизею в два часа ночи, чтобы распить бутылку шампанского, разумеется, принадлежит Мише, мать его, Коллинзу. — А просто в бар пойти тебе не приходило в голову? – ворчит Дженсен. Он устал и мечтает об одной, точнее о двух вещах – удобной кровати и сне. Желательно в обнимку с Мишей, но этот план далёк от реализации как минимум на несколько парсеков, потому что тот отвечает: — Нет, это неинтересно, – и тянет Дженсена к лифту, одновременно перехватывая поудобнее пакет с бутылкой и пластиковыми стаканчиками. Дженсен не сопротивляется даже для приличия, потому что всем известно – если Миша что-то задумал, легче согласиться, чем объяснять, почему это не очень удачная мысль. А, может, всё-таки удачная, потому что ночь удивительно теплая, на улицах практически никого нет, и в свете фонарей Колизей кажется более величественным, чем днем, когда вокруг толкутся туристы со всего мира, или на фотографии в путеводителе. И главное, сейчас они с Мишей совсем одни, без камер, микрофонов и прочего, и хотя Дженсен очень любит своих друзей, такие тихие моменты – большая редкость, и он давно научился ценить их. — За что пьём? — За Рим. — За Рим? — Нерон приказал поджечь его, потому что ему нужно было вдохновение, знаешь ли. Он писал поэму о гибели Трои. — Миш, ты невозможный, невыносимый и очень-очень странный… — Но я всё равно тебе нравлюсь. Эта фраза сказана низким, «кастиэлевским» голосом, и Дженсен чуть не подпрыгивает от неожиданности. Миша смеется, искренним и каким-то мягким смехом, в него хочется завернуться как в плед и не вылезать.

***

Бутылка пустеет быстро, но Дженсен не назвал бы их пьяными, несмотря на ощущение легкости и некоторой бесшабашности. Когда они сворачивают в переулок, пальцы Миши обхватывают его ладонь, и дальше они идут, держась за руки, и молчат. Почему-то с Мишей уютно молчать. И совсем не страшно потеряться в Вечном городе: этой ночью они в безопасности, а приоткрытая дверь подъезда одного из домов – нонсенс в эру сигнализаций, высоких заборов и кодовых замков – сама вырастает на их пути, манит и приглашает. Дженсен думает, что игнорировать это приглашение невежливо и затаскивает Мишу внутрь, вжимает его спину в пыльную батарею и целует, целомудренно, лишь касанием губ, а потом утыкается носом в Мишиную шею, жадно вдыхая запах его одеколона, название которого он никак не может запомнить. — Дженс, ты чего? Всё в порядке? — Не двигайся, – шепчет он, – стой так. Миша покорно замирает и осторожно обнимает его в ответ, гладит по спине круговыми медленными движениями, и Дженсен постепенно расслабляется. Вопрос об участии Миши в десятом сезоне «Сверхъестественного» решался неприлично долго, и неопределенность ситуации убивала: Дженсен не мог представить себе, что они больше никогда не встретятся на съемочной площадке, что не будет перетекающих в утро посиделок и дружеских подколок, что им придется довольствоваться редкими тайными встречами и электронными письмами. Обошлось. В этот раз обошлось, и Дженсен крепче прижимает Мишу к себе и шумно дышит, пытаясь успокоиться. Миша, благослови Господи его доброе сердце (и прокачанные телепатические навыки), ни о чём не спрашивает, и не рвется с места в карьер, как полагается неугомонным энерджайзерам, и Дженсен благодарен ему за это. Подъезд они покидают через несколько минут (или часов), вновь окунаясь в тишину узких улочек и переулков, Миша запрокидывает голову, явно выглядывая бледные предрассветные звёзды, и Дженсен сам берет его за руку, и при виде Мишиного удивленного вздоха и довольной усмешки-улыбки у него теплеет в груди.

***

Встающее солнце окрашивает небо всполохами красного, жёлтого и розового, и Дженсен удивляется тому, как незаметно пролетело время. Сна, как ни странно, ни в одном глазу, а вот от завтрака он бы не отказался. — Надеюсь, хоть какое-нибудь приличное заведение работает в такую рань… — Макдональдс не вариант? — Миш, ты издеваешься? У них отвратительный кофе. — Зато мороженое вкусное. Дженсен усмехается и признается, по крайней мере, себе, что ради Миши готов и на такое святотатство, как американский общепит в городе, где готовят настоящую итальянскую пиццу и пасту, ведь до неминуемого возвращения в отель осталось каких-то полтора часа.