Отчаяние

Он стучит, а потом ждет мучительно долго. Или ему так кажется. Наконец, дверь приоткрывается. На лице открывшей ему женщины проступает облегчение, но оно быстро сменяется бесконечной усталостью и тревогой. Он тоже устал. О, Верховное Существо, он так устал, что едва стоит на ногах. - Камилла нет дома, Максим, – она делает попытку улыбнуться - Я пришел не к нему, а к тебе. Они проходят в гостиную, а Робеспьер внезапно вспоминает свой визит сюда вскоре после свадьбы Камилла, которого тогда тоже не было дома. Очаровательная в своей живости Люсиль расспрашивала его о сообществе Розати и уговаривала почитать свои стихи, а он прочел внезапно произведение не того мирного периода, а написанное несколько недель назад. Хотя, став депутатом, он был уверен, что стихоплетство осталось в прошлом. Сочиняя эти стихи, он думал о ней. Люсиль слушала внимательно, но в ее глазах плясали чертики. Видимо он чем-то себя выдал, и она уже не заблуждалась об истинной природе его чувств к ней. Когда Робеспьер собрался уходить, она подошла к нему. «Ты такой милый, Максимилиан!» . И быстро поцеловала его. Робеспьеру потом долго снился этот поцелуй… -Люсиль, Камилл всегда прислушивается к твоему мнению. Объясни ему, какой опасности он себя подвергает, публикуя статьи против Комитета. Я не могу до него достучаться. Он как подросток, так же глупо упрямится, цепляется за мнимые обиды, не желая принять руку помощи. Робеспьер говорит и говорит. Люсиль вначале молча слушает, потом спрашивает. – Но ты же поможешь ему, Максим? Ты же не допустишь чтобы он… чтобы его… - Тут она начинает плакать. Тихо, без рыданий, просто слезы катятся по щекам. Робеспьер растерян, он не знает что делать. Он не может ничего ей обещать, он в глубине души знает, что пришел сюда зря, что Камилл обречен… Ему надо уйти, но он так хочет хоть как-то успокоить бедняжку. Он подходит ближе к хозяйке и неожиданно жадно целует ее. Люсиль не отстраняется, но и не отвечает. И по ее глазам Робеспьер понимает, что для своего Камилла она пойдет на все. И он видит, не желая этого видеть, что она испытывает к нему лишь брезгливость. К нему, решившему, как она полагает, гнусно воспользоваться ее отчаянным положением. Ее взгляд поражает его, как удар кулаком под дых. Он поспешно уходит, бормоча : «Прости. Я сам еще раз переговорю с Камиллом». Ему тошно, больно и противно. Он отвратителен самому себе. Но это ничего не изменит. Республика должна быть спасена любой ценой. Он горит страшным огнем и огонь этот не щадит никого.