vistlip – LAYOUT
Всё как всегда. Путаные лабиринты городских улиц увиты давящей серостью, спешащие по делам люди полны лжи и непонятного раздражения, причин для которого, казалось бы, нет. Разве что эта серость? Возведённая в идеал развитого мегаполиса, она точно яд проникает в сердца жителей, сетующих на наступившие времена, меняющие их не в самую лучшую сторону. Но и это была откровенная ложь. Так было всегда, только теперь они придумали себе неплохое оправдание и могли быть лживыми и двуличными почти законно. "Почти" лишь только потому, что оставались ещё те – стойкие к яду, кто рушили негласные правила, но разглядеть их в серой толпе было столь же сложно, сколь убедить их открыться, показывая свою яркую, отличную от других натуру. А с высоты многоэтажного здания, откуда все жители кажутся одинаково–крохотными, как капли дождя похожими друг на друга, до таких мелочей, как поиск в них добра можно и не опускаться вовсе. Тем более, когда помимо чужих проблем, имелись ещё и свои, более реальные и близкие. Надо было невероятно изловчиться, чтобы быть таким невезучим и пятый раз за эту весну оказываться запертым на крыше без возможности спуститься вниз. Туда, где, может быть, было и не очень хорошо, но всё же порой бывало лучше чем здесь – в холоде пронзительного ветра, порывы которого своей силой, казалось, вполне способны сбросить вниз, обрекая на непродолжительный и не очень красивый полёт, далёкий в своей прекрасности от осеннего полёта листьев, к примеру, и уж подавно непохожий на танец снежинок, что ещё совсем недавно радовали своей невинной белизной. Можно было надеяться, что дождь обойдёт город стороной, но хмурое небо говорило об ином. Тяжелея с каждой минутой, оно будто бы прогибалось вниз под собственной тяжестью, лениво, но неотступно ползло вперёд и будто бы хотело прилечь на крыши высоток, чтобы отдохнуть, а заодно и раздавить меня, ничтожно маленького перед их величавой громадой. Можно было, конечно, попробовать ещё раз поскрестись в дверь, ведущую вниз, покричать, привлекая внимание, но внизу или никого не было, или абсолютно всем было плевать на крики. Второе нередко было более правдивым ответом и частью того негласного правила, что таил городской яд. «Будь безразличен ко всем и избежишь множества проблем», – гласило это нехитрое, но по–своему страшное правило. И многие, увы, готовы были следовать ему, считая его единственно правильным и достойным внимания. – Всё это бесполезно, – собственный шепот показался до смешного неуместным в завываниях крепчающего ветра. – Конечно бесполезно, – согласная интонация откуда–то со стороны прозвучала так неожиданно, что вздрогнуть в ответ на неё было вполне логичной реакцией. – Просто запомни, там, где они безразличны к твоему крику и шепот останется не замечен. Нужно что-то другое. – Я знаю, но… – Но всё равно продолжаешь надеяться на чудо и терять время, – незнакомец, занявший моё излюбленное место на краю, говорил едва ли не слово в слово пересказывая мои мысли. И это могло бы навести на догадки о раздвоении личности, но он был слишком другим, даже для того, чтобы быть воображаемой частью меня. – Томо, – кивнув в знак приветствия, я не придумал ничего лучше чем представиться. – Уми, – он кивнул в ответ, и глаза его при этом продолжали лучиться теплом и добродушием. Тёмный и взлохмаченный, он вполне бы мог сойти внешне за бродягу, но в каждом движении пробивалось что–то совершенно неподходящее под определение бездомного, каким был и я сам. Но я его не видел здесь ранее, а потому мог лишь предположить, что доселе, представившийся как Уми, имел более чем богатую – роскошную жизнь, полную излишков и баловства. – Ты здесь новенький? – осторожно поинтересовался я, пытаясь понять, что именно он с таким интересом разглядывает внизу. Всё было по старому: спешащие по делам люди, машины, серость скучного мира. – Что–то вроде того, – уклончиво, заставляя меня вновь посмотреть на него, встречаясь с проницательным, полным сокрытой мудрости взглядом. – А ты? – А я вновь оказался в неправильное время в неположенном месте, – кивнув в сторону закрытой двери, я только теперь осознал, что впервые могу делить своё заточение с кем–то. А это радовало чуть больше, чем проведение неизвестного количества времени на крыше, да ещё и под проливным дождём, первые капли которого уже покрывали тёмной рябью пыльную бетонную гладь. – Не бывает неправильных мест, бывает их неправильное восприятие, – изрекая мысли как–то слишком уж витиевато, он заставлял меня задуматься и потеряться в собственных размышлениях, что позволяло ему продолжить без последовавших возражений. – Не будь тебя сегодня здесь, мы бы не встретились. А за одной встречей обязательно последует вторая и, кто знает, какие последствия принесёт она? – Понятия не имею, – честно признался я, ища ответ в тёмных омутах его смеющихся глаз. Странный, странный, странный… а оттого и более интригующий, притягательный, порождающий желание задержаться с ним рядом чуть подольше… – ещё хотя бы на пару жизней. Последнее оказалось произнесено вслух, размышления, которые вечно проистекали в одиночестве, теперь могли быть замечены им, и осмеяны, но он сделал вид, или же правда посчитал, что всё в порядке. – Странно, не правда ли? Все знают, что у нас девять жизней и почему–то даже никто предположить не может, что далеко не все они проходят в кошачьей шкуре, – будто бы поддерживая затронутый разговор, он изрёк то, с чем я уже согласился пару заточений на крыше назад. Я кивнул в ответ на его заявление и согрелся ещё одной тёплой улыбкой, что из его глаз вливалась мне прямо в сердце, пьяня и окрыляя. – Увидимся в седьмой, – бросил он совершенно обыденно, так будто бы мы уже не первый раз прощались на этой высотке. И я мог поклясться, своей гордостью - пушистым хвостом, что чёрный изящный силуэт растворился в воздухе раньше, чем прыжок превратился в неуклюжее падение. Подбежав к краю, и посмотрев вниз, я не смог различить ничего, кроме привычного пейзажа из серости душ и машин. Где–то позади тишину разрушил щелчок открывшейся двери и тихое, но такое желанное "кыс–кыс". Стоя на крыше, плечом плечу со своим лидером, он рассматривал незнакомый город. Пока ещё чужой и неизведанный, но до такой степени родной, в тоже время, что у него не оставалось сомнений – он покорится им, откроется текстам, проникнется музыкой и будет принадлежать без конца, оживая, как оживает засохший цветок под заботой терпеливого хозяина. – Уми? – шепотом, зная, что его услышат даже если он промолчит. – Это ведь наше время и наше место? Уверенный кивок послужил ему ответом, а крепкое объятие, напомнило что пора спускаться вниз – к людям, – и оживлять этот мир красками, которых он был достоин. И больше не требовалось бессмысленных криков и стука в закрытые двери, достаточно было лишь петь, чтобы быть услышанным и понятым до конца.Часть 1
19 марта 2015 г., 15:18