***
— Джеф? Брат привычно закладывает основательно затупившийся за сорок минут карандаш за ухо, ставит на паузу «Лунную сонату» в отцовском магнитофоне, сдвигает очередную толстую энциклопедию на самый край колен и только тогда поднимает глаза на сестру. — Чего тебе? — Джеффри недоволен, что его отвлекают, но Хейзел давно перестала обращать внимание на его неприветливый тон. Девочка уверенно делает шаг, разделяющий ее и брата — точнее, ее и его колени, — и, сбрасывая на пол энциклопедию, отчего Джеффри возмущенно восклицает о последней странице и тянется поднять фолиант, водружает на его место... книгу со сказками. Мальчик на секунду замирает, а после с хмыканьем выпрямляется, пронзительно глядя в серые, как осеннее небо, глаза сестры такими же своими, выгибая левую бровь и растягивая губы в усмешке. — Серьезно? — он еще не привык к странным шуточкам Хейзел вроде этой. Девочка по-детски склоняет голову и резко плюхается точно на свою книгу, и Джеффри выпучивает глаза от лишнего веса на собственных коленках. — Знаешь, мы давно не читали друг другу сказки, — невозмутимо начинает Хейзел. — Думаю, нужно исправить эту вопиющую несправедливость по отношению к старым добрым сказкам! — Сначала нужно исправить вопиющую несправедливость по отношению к моим коленкам, — хрипит Джеффри и спихивает сестру на пол. Та нисколько не сердится, лишь шире улыбается. Он намеревается скинуть и книгу со сказками, но Хейзел не позволяет, открывая ее на середине и показывая брату красочную картинку с девушкой у фонтана. — Эта история случилась так давно, что тебя еще, мой маленький читатель, — она в упор глядит на брата, будто ему адресуя обращение автора, Джеффри в ответ закатывает глаза, — на свете не было… Хейзел начинает читать, а брат со временем перестает скучать, заинтересованно смотрит на иллюстрацию и подпирает рукой голову, вслушиваясь в немного сбивчивое чтение сестры.***
— Джеф? Брат даже не пытается остановить поток рока, льющегося из магнитофона — он специально записал несколько песен на кассету, и теперь Джеффри прокручивает пленку в, наверное, сотый раз. Хейзел зовет его снова, а он не слышит. Или делает вид, что не слышит. Сестра садится рядом с ним на ковер и ставит громкую песню на паузу. Джеффри поднимает на нее глаза. — Мама просит, чтобы ты выключил эту ужасную музыку, — неестественно робко говорит Хейзел. Он машинально кивает, сминая бумагу в руках. — Что это? Она тянет скомканный клочок из его рук, Джеффри почти не сопротивляется. Это оказывается фотография, несколько раз до этого смятая и тщательно расправленная. Хейзел придирчиво осматривает миловидное, обрамленное светлыми прядями лицо с большими карими глазами, аккуратным носиком и тонкими губами. — Ты что, влюбился в Клэр? — фыркает девочка. Брат неопределенно мычит и забирает снимок одноклассницы, мгновенно комкая его обратно. — Ну, я думала, что тебе не нравятся глупые блондинки… — Она не глупая, — резко одергивает сестру Джеффри. — Но красивая, — заканчивает Хейзел, глядя на брата и выгибая бровь. Он сдается и начинает кивать, словно китайский болванчик. — Джеф! Ты же слишком умный, чтобы влюбиться в красивую и глупую! — Думаешь, я вправе выбирать, в кого влюбиться? — огрызается он, разрывая фотографию на мелкие кусочки. — Почему нет? — она следит, как мальчик перебрасывает клочки из одной ладони в другую. — Ты же хозяин своих эмоций. — Сердце преобладает над разумом, я бы мог влюбиться и в умную дурнушку, — Хейзел отбирает у него кусочки снимка. — Но разум заглох, когда я… — Тогда пригласи ее на свидание, или твоя любовь превратится в… — она подбрасывает клочки в воздух, имитируя взрыв. — Бам!***
— Джеф? Брат поднимает голову лениво, вяло, будто дома лежит на холодном полу и не хочет вставать, а не в школе с локтями на парте. — Хейзел, — словно для галочки говорит он. Его удивляет ее цветущий вид после угасших серых глаз и грустной улыбки, что не так давно удивляли его больше, чем сейчас. — Что случилось? Голос у Джеффри — хриплый, уставший. — Он сегодня заговорил со мной! — сияющая Хейзел садится на парту к брату, машинально поправляя юбку — готовится рассказывать. Джеффри закатывает глаза и делает вид, что ложится спать. — Заговорил! Сам Энтони Аргайл! — Этот тот «крутой парень» со второй парты? — выгибает бровь Джеффри, почти не удивляясь выбору сестры. — Он мне нравится уже два месяца, и, кажется, я ему столько же! — Хейзел словно не слушает брата и не стремится говорить тише — в классе — только они, другие ушли, пока перемена. — И что же твой Энтони тебе сказал? — усмехается Джеффри, даже не пытаясь запомнить фамилию. — Он попросил у меня конспект, — улыбка Хейзел становится такой широкой, что, кажется, сейчас порвутся ее щеки, он же готов биться головой о стену. — Так и сказал, что ему нравится мой почерк, поэтому он не взял тетрадь у кого-то другого, у той же Клэр, — при имени светловолосой красавицы Джеффри начинает краснеть и мять рукав джемпера. — Ему нравятся мои круглые буковки и завитушки в заглавных! — голос Хейзел превращается в восторженный писк. — А еще я на паре страничек нарисовала красивые сердечки с его именем внутри, думаю, он оценит. — Отлично, — равнодушно бросает брат. — Тебе — пятнадцать, но ты все так же по-детски себя ведешь, как в двенадцать. — Что значит «по-детски»? — Хейзел вмиг теряет свою улыбку. — Хочешь сказать, такие девчонки парням не нравятся? — Именно, — раздраженно закатывает глаза Джеффри. — Ты же вылитый ребенок! — Это ты слишком взрослый и занудный для пятнадцати, — сестра складывает на груди руки. — Вот увидишь, Энтони признается мне в своих чувствах, а Клэр даже не посмотрит на такого злого ботаника, как ты! Хейзел ударяет кулаком по парте в подтверждение своих слов и быстро выходит из класса, стараясь не показывать свою досаду. Джеффри кладет руки на парту, на руки — голову. Его щеки пылают, но он не хочет признавать, что сестра, в общем, в чем-то права.***
— Джеф? Из магнитофона, разрывая гнетущую тишину в душе, оглушая близнецов, разносится тяжелый рок, и Джеффри понемногу прибавляет громкости, не жалея барабанные перепонки. Тем более, нет никого, кто бы сказал ему прекратить. Хейзел хочет повторить имя брата, но первые же буквы тонут в чересчур громком всхлипе. Она быстро начинает тереть глаза, но предательские слезы уже медленно катятся по щекам, и Джеффри замечает тщетные попытки сестры скрыть, что она плачет. — Мама сейчас бы сказала, — выпаливает девушка, на секунду запинаясь, — сказала, чтобы ты... ты выключил эту ужасную музыку... Хейзел не выдерживает и закрывает руками лицо, пытаясь совладать с собой, не плакать. Брат ставит песню на паузу и жестом подзывает сестру к себе. — Если не хочешь плакать — не дави на больные «жилки», — говорит он, и Хейзел прижимается к Джеффри, чуть кивнув, даже больше для приличия, нежели соглашаясь. — По-моему, это предельно просто и ясно, Хейзел, — он усмехается, поглаживая сестру по волосам. Та снова кивает, уже в знак согласия, немного растянув уголки губ в неком подобии улыбки — на большее пока Хейзел не способна. На данный момент. — Ты прав, Джеф, — стараясь придать голосу бодрость, заявляет она, но тут же обмякает, склонив голову. — Но это неправильно. Неправильно, что многие лишаются всего, что им так нужно в жизни, лишаются жизни, когда они этого заслуживают! Хейзел почти кричит; она не пытается вникнуть в смысл того, что говорит; она не хочет прекращать, не хочет останавливать слова, так долго сидевшие внутри нее; она не хочет, чтобы брат старался ее усмирить. — Хейзел! Джеффри резко умолкает, но сестра больше не срывает голос и не брыкается. Лишь тихо кусает губы и что-то обдумывает. — А ты подумай, — все-таки продолжает он, но уже мягче и нежнее, чем выкрик до этого. — Быть может, нашей маме лучше там, нежели здесь? Он поднимает глаза на потолок, Хейзел приоткрывает рот, молча. Она через несколько секунд начинает кивать, все энергичнее и энергичнее. — Ты прав, Джеффри, — шепчет Хейзел. — Как обычно. «Разумеется, Хейзел, я всегда прав», — порывается сказать Джеффри, но вместо этого коротко улыбается и приобнимает сестру за плечи.***
— Джеф? Хейзел поднимает брови, не ожидая увидеть брата здесь и сейчас. Тот поправляет темно-рыжие волосы и только тогда замечает ножницы в руках близнеца. И — волосы на ковре. — Хейзел, ты!.. — он не может выразить, как зол на сестру, слишком спокойно взирающую на него, склонив по-детски голову. — Ты зачем подстриглась, дуреха?! Девушка откладывает в сторону ножницы и собирает отрезанные пряди. — Быть девушкой — глупо, — цедит она сквозь зубы. — Зато теперь мы настоящие близнецы, — Хейзел поднимается с пола и встает рядом с братом. Темно-рыжие волосы — одинаковой длины, и она действительно сошла бы за парня. — Мы когда-то были фальшивыми близнецами? — фыркает Джеффри, кладя руку на плечо сестры. — И как же мне теперь называть тебя, безволосая Хейзел? Он ожидает чего угодно: взрыва хохота, фырканья, возможно, лишь короткой усмешки — но она глядит на него со злобой, прищурив глаза, и даже не думает улыбаться. — Чейз, — отвечает Хейзел, пристроив на лицо скудную улыбку, больше похожую на кривую ухмылку. — Так дальше нельзя, — качает головой Джеффри. — Вместо сестры у меня — брат-близнец. Это странно и нелепо. — Может быть, ты просто не понимаешь... — начинает Хейзел, но брат ее прерывает: — Из-за чего ты решила отрезать свои волосы, Хейзел? — она молчит, кусая в нерешительности губы. — Я знаю, что причина была. Ты просто так ничего не делаешь, особенно сейчас. Сестра садится на ковер, брат опускается за ней. Хейзел тянется к плечам — найти тонкую прядку и намотать ее на палец, как она всегда делает, разговаривая с кем-либо, — но тут же одергивает руку. Непривычно складывать руки на груди, чтобы хоть куда-то их деть. — Ты помнишь Энтони? — тихо спрашивает она, опустив голову. — Того «крутого парня» со второй парты? — отзывается Джеффри, выгибая брови. — Именно. Знаешь, он сказал мне, что я глупая. — В голосе Хейзел — лишь спокойствие. Кажется, будто она совсем не в состоянии сорваться и хоть немного повысить голос. — И еще много как обозвал... А он мне нравился когда-то, — она презрительно скомкала первую попавшуюся бумажку. — Все дело — в Тони? — Джеффри не сдерживается и цокает языком, закатывая глаза. — Хейзел, я не думал, что ты будешь так глупо поступать из-за какого-то дурака. — Меня бросил мой последний парень, — робко говорит сестра, перебивая брата. — Ушел к какой-то блондинке, ничего не объяснив. — И ты будешь из-за этого волноваться? — Джеффри качает головой, усмехаясь. — Я два года гонялся за Клэр, а она меня отшила, поэтому не парься, сестренка. Он поднимается, открепляет от стены над кроватью Хейзел фотографию ее парня, имя которого Джеффри даже не удосуживается спросить, приносит ее Хейзел и при ней рвет снимок на мелкие клочки. — Преврати свою любовь к нему в обрывки, — парень заводит руки над головой сестры. — И тебе станет хорошо, а иначе... — он подбрасывает клочки в воздух, имитируя взрыв. — Бам!***
— Джеф? Ей кажется, что она слышит шаги брата. Ей кажется, что она слышит, как он зовет ее. Ей кажется, что он сейчас стоит рядом с ней и, если понадобится, возьмет за руку и успокоит. В лесу нет Джеффри. Только она и только ветер, порождающий иллюзии. Хейзел не хочет мириться с тем, что брата нет рядом. Она видит его везде: за деревом, у куста, на пеньке — но при попытке обнять Джеффри девушка сжимает в объятиях воздух. — Будь сильной, Хейзел, будь сильной, — шепчет она, давя ногтями ладони. Отросшие волосы облепляют лицо, залезают в рот, но Хейзел не поправляет их, а только стоит в грязной луже, совсем недавно бывшей дорогой, и не шевелится. Ее глаза скользят по тонким и толстым стволам деревьев, темным листьям... и среди них она видит Энтони, обнимающего Клэр. Хейзел хочет броситься к нему, врезать как следует, уже порывается это сделать, но слева возникает Джеффри, машет ей рукой. Девушка улыбается, на время забыв о Тони, но тот нарочно привлекает ее внимание. Брат внезапно дергается, его лицо зеленеет, он хватается за горло одной рукой, другую протягивает к сестре. Энтони беззвучно смеется, Клэр ему вторит. Хейзел оборачивается вправо, заметив силуэт, и видит маму. Та зовет ее ласково, но девушка не может сдвинуться с места — брат падает на землю, а Энтони обретает голос и на пару с красивой блондинкой, в которую был влюблен Джеффри, начинают поливать Хейзел грязью. Мама грустно улыбается, опуская протянутую дочери руку, медленно разворачивается и уходит, будто плывя по тропинке, обтянутой туманом. Хейзел хочет бежать за ней, обнять, прижаться к матери и больше никогда не отпускать. Рядом с Энтони и Клэр появляются все парни девушки: она пыталась забыть Тони, а ее парни — саму Хейзел. Они смеются громко, протяжно, Хейзел прижимает ладони к ушам, но хрипы брата, смех подростков и тихие, словно ветер, слова прощания матери становятся все громче, будто намереваясь разорвать барабанные перепонки девушки. Она падает на колени, тяжело дыша, но понимает, что ей сейчас нужно сделать выбор. Мама начинает растворяться в воздухе с каждым маленьким шагом, и Хейзел порывается броситься к ней… Воспоминания душат, ее не покидают мысли об Энтони, обо всех бывших парнях. О Джеффри. Когда голоса уже невозможно терпеть, она, шатаясь, поднимается… и бросается налево. К брату. Она виснет у него на шее, стараясь успокоиться. Брат обнимает ее в ответ. Хейзел едва успевает заметить, как медленно исчезают подростки и мама. Джеффри, кажущийся ей почти призраком — такой он бледный, — исчезать не спешит. Хейзел вдруг слышит голос брата. Слишком тихий. Она качает головой и только тогда понимает, что забралась на брата с ногами, а он щелкает перед ее лицом пальцами, зовя ее. — Хейзел! — Джеф, Джеф, Джеф, — монотонно бормочет Хейзел, стискивая брата сильнее. — Джеф... — Хейзел, какого черта? — он пытается содрать ее с себя, но та прилипла намертво. — Хейзел... Что ты делала в лесу? — Я гуляла, — отвечает девушка тонким писком, столь нерешительным, что сама начинает сомневаться в собственных словах, — и думала о своем. — Тем не менее, ты заблудилась, — спокойно заявляет Джеффри. — Больше не гуляй в этом лесу одна. Понимаешь меня? — Да, Джеф, — она, наконец, чувствует подошвами кроссовок землю и виновато улыбается, втягивая голову в плечи. Брат фыркает и бодро идет вперед, а сестре остается лишь плестись следом.***
— Джеф? Она вспоминает несколько минут, когда пыталась совладать с воспоминаниями. Брата, как и тогда, снова нет рядом. Она не удивляется. Ветер треплет ее темно-рыжие волосы и заставляет подрагивать от холода. Небо поразительно серое, точно такое же, как и ее глаза. Она не может этого не заметить. Противно скрипит опаленная крыша под ногами. Хейзел осторожно смотрит вниз. Много падать. Но уходить не спешит. Ей дорога школа, пусть и часть ее сгорела, пусть крыша опасно шатается под подошвами кроссовок от резких порывов ветра... Хейзел будто нашла здесь, на крыше пустой и никому не нужной своей старой школы, нечто утерянное. То, что искала давно, но все не могла найти, потому что не знала, что нужно искать. Она усмехается своим мыслям. Ей приятно стоять, чтобы волосы от ветра били в лицо. Хейзел думает о матери, о своих бывших... обо всем, что следовало бы давно забыть, выбросить из памяти за ненужностью. — Хейзел! Она не оборачивается, только засовывает руки в карманы. — Хейзел, пойдем, — уже громче говорит Джеффри, опасливо наступая с лестницы на крышу, тут же заскрипевшую под его ногами. Девушка абсолютно не реагирует на его слова, предпочитая сделать шаг вперед и оказаться еще ближе к краю. — Хейзел, я прошу тебя! Пойдем отсюда, — Джеффри быстро преодолевает расстояние между ними и берет сестру за запястье. Та резко вырывает руку и поворачивается к брату лицом. — Как себя чувствуют люди, когда их вырывают из той реальности, где им хорошо? — резко спрашивает она. — Я не хочу отсюда уходить. — Хейзел, пойми, здесь тебе нечего делать, — с малой раздраженностью в голосе отвечает Джеффри. — Здесь холодно, можешь простыть. — Мне не двенадцать, чтобы ты обо мне заботился! — почти кричит сестра, и брат вынужден отступить на шаг. — Это бы не понравилось нашей маме, — тихо бормочет Джеффри, будто боясь сказать это громче. — А ты имеешь хоть какое-то понятие, что бы понравилось нашей маме? — взрывается Хейзел. Джеффри молчит, не в силах ответить что-либо. — Джеф, ты, вообще, хоть что-нибудь понимаешь?! Когда тот растерянно поднимает на нее глаза, полные непонимания, она делает шаг назад, словно стремясь отойти от брата как можно дальше... и чувствует лишь носком одного из кроссовок бетон крыши. Она успевает заметить, как брат дергается. В его глазах — страх и ужас. Он тянет сестре руку, но та — уже без опоры под ногами. — Хейзел! — вскрикивает Джеффри негромко, но она слышит. И успевая еще подумать, улыбается умиротворенно и утвердительно отвечает брату шепотом: — Джеф. Последнее, что слышит Хейзел, — крик. Не свой. Брата.***
Искусственные белые гвоздики качаются в такт ноябрьскому ветру, ярким пятном выделяясь на темном камне. Белое на черном — как это похоже на его жизнь. Пальцы немеют, и он прижимает их к обросшему короткой темно-рыжей щетиной подбородку. Давно его здесь не было. Другой рукой он водит по камню с красиво вырезанной надписью. С именем, датой и словами благодарности. «Хейзел Кристин Майлс. Спасибо, что озаряла своей улыбкой наши дороги. Спасибо, что была солнцем в пасмурный день». — Спасибо... — повторяет он, и по щекам скатываются две крупные слезы. Джеффри не стремится их утереть или скрыть. Парень, плачущий над могилой сестры, не покажется странным. — Мы стали отдаляться друг от друга, — зашептал Джеффри, глядя на фотографию сестры, в ее серые, как осеннее небо, глаза. — Мы стали не так похожи, как в детстве... Только теперь, потеряв тебя, я понял, как много ты для меня значишь. Я был дураком, Хейзел. Прости меня, сестренка. Хейзел улыбается ему с фотографии. Джеффри не может взглянуть нормально на любимый снимок сестры, где она впервые за долгое время стала счастливой, — его глаза застилают слезы.***
Красное кресло пустует уже год. Зеленое покрыто пятнами от шоколада, чая и кофе. Джеффри, наконец, решает разобрать две коробки, оставленные Хейзел. Старые вещи, казавшиеся ему ненужными в детстве, вдруг становятся бесценными — ведь их касалась Хейзел. Вторую коробку он распаковывает медленнее. Под звуки «Лунной сонаты», от которой он успевает отвыкнуть, заложив карандаш за ухо, Джеффри открывает картонную коробку и достает аккуратно вырезанный из тетрадки лист в клеточку. Чуть корявый, округлый, детский почерк сестры. «Думаю, нужно исправить эту вопиющую несправедливость по отношению к старым добрым сказкам! Не так ли, Джеф?» В коробке лежит книга со сказками. Та самая. Джеффри достает и снова закладывает карандаш за ухо, ставит на паузу «Лунную сонату» в отцовском магнитофоне, кладет на колени книгу и начинает улыбаться. — Давай исправим, Хейзел, — он открывает книгу на любимой сказке сестры. И мысленно возвращается в детство, чтобы услышать заливистый смех Хейзел, когда она, сидя на коленях брата, читала эту сказку.