Die Gier

Ich komm zu dir wenn alles schläft, Ich komm zu dir nur in der Nacht. Ich warte dass die Sonne untergeht Und beug mich zitternd deiner Macht*

Никогда не забуду то мгновение, когда я увидел его впервые... Хотя нет - не увидел. Сначала я его услышал. Летняя веранда кафе была наполнена полуденным солнцем, и навес почти не спасал от палящих лучей. Я сидел, лениво развалившись на плетёном стуле, медленно обводя пейзаж скучающим взглядом. И тут за левым плечом раздался громкий всплеск хохота, настолько заразительного, что я поневоле обернулся. Это уже потом я принял своё левое плечо и его смех как недобрый знак - словно предупреждение, словно красный стоп-сигнал. Но в тот момент я просто смотрел на смеющегося мужчину, задорно запрокинувшего назад голову, и невольно любовался им. А он, словно почувствовав внимание, взглянул в мою сторону... Блик солнечного света на мгновение запутался в светлых волосах, искрой стрельнув по шальным от веселья глазам. Я смущённо отвернулся и приподнял стакан с недопитым соком. Успел увидеть только как он, отсмеявшись, шаркнул стулом, придвигаясь к столу, положил локти на столешницу и принялся что-то с жаром доказывать своим приятелям. Краем уха я слушал голоса, безошибочно выделяя среди них быстрый говор с чуть заметной хрипотцой. Я почему-то сразу решил, что это говорит он. Заломило затылок от желания повернуться, посмотреть на него ещё раз, и я сдвинул свой стул чуть назад, сел боком, чтобы краем глаза, не поворачиваясь, наблюдать за происходящим. Теперь мне был хорошо виден его профиль: высокий лоб, прикрытый непослушными прядями, прямой и острый длинный нос, широкий рот - он слегка оттопыривал верхнюю губу, когда говорил. Вообще, разглядеть его в подробностях оказалось очень сложной задачей. Он всё время был в движении, говорил, постоянно жестикулируя, смеялся, мотал головой - я ни разу не видел человека с такой подвижной мимикой. Во время улыбки обнажались крупные белые зубы, брови вздёргивались, и целый ворох морщинок начинал активно танцевать по всему лицу, собирая кожу в мелкое кружево вокруг глаз, губ и носа. Собственно, по общепринятым меркам он был не только не красив, но даже не привлекателен. Слишком тяжёлые верхние веки, делающие глаза почти треугольными, выдающаяся вперёд нижняя челюсть, из-за чего лицо казалось длинным и непропорциональным. Но от него невозможно было отвести глаз - столько обаяния было в искреннем смехе, заинтересованно распахнутых голубых глазах, непрерывной и выразительной жестикуляции. Он забавно вздёргивал плечи, ёрзая на стуле, отчего его светлая майка постоянно сваливалась с крутого плеча. Шумный, броский, его невозможно было не заметить. Мне было трудно судить о его росте и возрасте, поскольку компания сидела через стол от моего, и вдобавок его частично загораживала от меня монументальная барышня, которой явно было противопоказано появляться в пищеблоке как минимум пару месяцев. Я с тоской сунул нос в высокий стакан. Обед съеден, сок допит, и нужно было возвращаться в гостиницу, а я сидел и не мог заставить себя встать и уйти отсюда, пока этот некрасивый красавец хохочет и каждый раз, приоткрывая рот, облизывает острым кончиком языка уголок губ. Пришлось закурить, чтобы оправдать своё ничегонеделание в общественном месте. Я старательно отгонял от себя подкрадывающиеся со всех сторон мысли - тягучие и греховные, обнажающие передо мной всю мою мелкую душонку, как мутная вода, проступающая сквозь весенний серый лёд. Тут мне неожиданно повезло, если это можно назвать везением. Шумная компания снова разразилась гоготом в ответ на очередную шутку, и объект моего наблюдения поднялся, взмахом руки то ли попрощавшись, то ли пообещав вернуться, и направился к выходу. Прямо мимо моего столика. Он оказался довольно высоким и отнюдь не хрупким, но двигался с какой-то особенной грацией, во всех его движениях сквозило то самое нутряное мужицкое похабство, без которого не может быть мужчины. Развязная ухмылка в пол-лица, цепкий взгляд, словно говорящий: "Я всё про вас знаю!" Мало сказать - не молодой. Вернее всего - на пороге окончательной старости, но его так красили молодцевато вздёрнутый подбородок, свободный разворот татуированных плеч... Опасный и огненный, как адово пламя. И при этом - ни грана высокомерия и позёрства, весь - естественность и жизнелюбивое бахвальство здорового, ещё крепкого самца. Я смотрел прямо перед собой, понимая, что если не сбегу сейчас же, то бог знает, чем всё это обернётся. Он прошёл мимо, не посмотрев и не оглянувшись. Зачем ему кого-то разглядывать? Он прекрасно знал, что все взгляды вокруг прикованы к нему, и шёл, небрежно пританцовывая, меж стульев и столиков. Из компании крикнули что-то вроде: "Ты виляешь задом, как чёртова кукла!" - и он, не оборачиваясь, хлопнул себя по ягодице рукой, своенравно дёрнув плечом и хмыкнув в стиле "не-хочешь-не-смотри". Он вернулся обратно через некоторое время, так же откровенно продефилировав через всю веранду, зычно поприветствовал друзей после своего недолгого отсутствия. Я не стал досматривать моё личное шоу, не обернулся, уходя. Мне было достаточно. Безделье не идёт на пользу, когда в голове шарахаются друг от друга испуганные обрывки желаний, неосознанных и неопределённых. А может быть, они лишь казались неопределёнными? И я знал, чего мне хочется на самом деле? Полночи я провалялся без сна, и только под утро удалось забыться вязкой дремотой. Во сне что-то мешало мне повернуться, свободно вздохнуть, меня словно качало на невидимых волнах, плавно и осторожно. Внезапно мой рот накрыли тёплые губы, и всё тело дрогнуло, судорожно сжавшись почти до боли. Я понимал, что сплю, осознавая происходящее, как глубокое погружение в яркое сновидение, и боялся, открыв глаза в своём сне, проснуться и наяву. А ещё я прекрасно знал, кто мне снится, и трусливо жмурясь, оттягивал момент пробуждения. Его губы были именно такими, как мне хотелось - настойчиво-мягкими, а поцелуи - щедрыми и горячими. Я оказался прижат тяжёлым телом и, не сопротивляясь, погрузился с головой в свою жажду. Всё было настолько чувственно и осязаемо, что мне стало страшно. Чужая слюна на моём языке - я даже ощутил её вкус. Прикосновения к моим плечам, поясу, бёдрам... Я был абсолютно обнажен, но не испытывал стыда от этих нежных и требовательных ласк. Я, кажется, застонал, испуганно всхлипнув, и распахнул глаза. Нет, я не проснулся, всё тот же туманный морок сна окутывал моё прекрасное видение. Но его глаза были так близко, и всем своим телом я воспринимал его восхитительную тяжесть. Мои руки меня не слушались, как я ни силился приподнять их, хотя так хотелось коснуться его непослушных волос, гладких плеч и всего того, чего я не видел сейчас, но оно ощутимо давило на меня сверху. Совершенно настоящий, жаркий, близкий. Молча ласкающий так, как мне, вероятно, мечталось ещё задолго до того, как я увидел его. Я запутался и заблудился в своём сне, сгорел до костей. Ни клочка кожи не осталось там, где он трогал меня, только бесконечная и яростная жажда всё ещё сжигала то, что когда-то было живым человеком. Он легко повернул меня, уложив сверху. Коленом раздвинул мне ноги, и я приподнялся, сам теперь рассматривая его сверху: расслабленное в ожидании лицо, блестящее колечко в мочке уха, седую поросль на груди, невнятный чёрно-белый рисунок на плече. Я отчётливо понимал, что всё это сейчас - для меня, мне, моё... И тут же почувствовал, как моя рука самостоятельно тянется пригладить взлохмаченные вихры, и они оказались неожиданно мягкими на ощупь. Мои пальцы ухватили их в горсть, оттянули его голову, и он послушно откинулся назад, обнажая длинную шею с острым кадыком, всё так же пошло скалясь мне в лицо, пристально глядя в глаза, легко вскидывая меня на себя одним движением бёдер. И в этот момент я почувствовал его внутри так глубоко, как вообще не мог представить себе, раз никогда не знал, как это бывает. Почувствовал боль и трепет предвкушения внизу живота. Всё было таким настоящим и чётким вокруг, возбуждение унесло меня за последнюю границу сна и яви, мне было всё равно, проснусь я когда-нибудь или нет. Склонившись к нему, я вглядывался в его лицо - неправильное, некрасивое, которое я не забуду до конца жизни. Моё тело сжалось в последней судороге, я тронул пальцами его щёку, мягко царапнувшую меня щетиной, и меня тут же подбросила вспышка удовольствия такой силы, что я вскрикнул и... ...проснулся в своей постели. Сел, измочаленный и потный, стыдливо отводя глаза от мокрого пятна между ног. Я никогда больше не встречал его, как ни пытался я разглядеть в праздной толпе его горделиво-прямой силуэт и почти белую шапку спутанных волос, как бы ни вылавливал в шумном разноголосии его громкий, узнаваемый смех. Визиты в то кафе тоже не помогли. Не знаю, зачем мне надо было искать его. Я всё равно никогда бы не осмелился подойти и заговорить. Прошли годы, а я до сих пор помню это необычное ощущение - весь мир на ладони в игривом взгляде светлых глаз, в небрежном жесте загорелой руки. Свою мечту о желании. Свою жажду.