Больно и ебануто

Соске поставил на землю мешок с цементной смесью и покрутил головой, пытаясь хоть немого размять шею – плечо снова болело, но это явно было плохим оправданием, чтобы не работать. Дав себе короткую передышку, он вспорол мешок и высыпал его содержимое в небольшую бетономешалку и уже собирался открутить вентиль, чтобы налить туда воды, как понял, что люди вокруг него непривычно оживились. Нет, на стройке всегда было несколько шумновато на его вкус – всё время кто-то орал, матерился, прораб покрикивал на ленящихся рабочих и всё в таком духе, но… Подъехавшая машина – тонированные стёкла, чрезмерно низкая подвеска и здоровенные ярко-красные диски – тоже была непривычна и незнакома. Соске вздохнул и вернулся к своему цементу. Эту логическую цепочку проследить можно было даже без юридического образования и трёхлетнего опыта работы – если стройка, то где-то рядом должны быть и якудза. Несмотря на всеобщий кризис, цены на землю всё ещё стабильно росли, так что нет ничего удивительного, что кто-то хочет сделать деньги на недвижимости, тем более, когда повсеместно стала доступна настолько дешёвая рабочая сила. Это было почти унизительно – из квалифицированного специалиста опуститься до состояния «грубая рабочая сила», так что Соске предпочёл бы не обращать внимания ни на что, кроме работы. В конце концов, у него она есть, хоть и такая, а сколько ещё людей так и не смогли найти себе новое место? – Ну как вы тут? В график укладываетесь? – энергично спросил мужской голос практически у него за спиной. Слишком знакомый – Соске чуть было не выронил шланг, но оборачиваться всё же поостерёгся. – Пока всё по плану, Мацуока-сан, – торопливо заверил прибывшего прораб. – Если завтра материалы подвезут, как и планировалось, то… Знакомый голос, знакомая фамилия… и совершенно непривычная роль. Соске всё-таки обернулся, совсем немного, просто бросил взгляд через плечо. А Рин, оказывается, всё так же красил волосы в красный цвет, любил вызывающие вещи, и… нет, с зубами у него раньше такого не было! – Опаньки! – воскликнул тот, перебив прораба, обошёл его и направился прямиком к Соске. – А что это ты тут делаешь? – Цемент готовлю, – пожал плечами Соске и едва сдержался, чтобы не поморщится – плечо снова вспыхнуло болью. – Что, правда что ли? – Рин заглянул в гудящую и чавкающую мешалку, лопасти которой старательно пытались превратить порошок строительной смеси и воду в однородную массу, и продолжил, не поднимая головы. – А я думал, что ты юрист…. – Был, – вздохнул Соске. – Контора разорилась, пришлось искать другую работу… а что ты сделал с зубами? – Нравится? – хищно оскалился Рин, разгибаясь и глядя прямо ему в глаза. Улыбка его напоминала акулью – зубы были такие же треугольные. – Вроде так то ли Масаи делают, то ли эти… ну как их? А! Древние Майя! Клёво, правда?[1] – Больно? – не мог не спросить Соске. – И ебануто! – гордо подтвердил Рин. Потом снова заглянул в мешалку, поморщился и задумчиво почесал щёку. – Слушай, бросай нафиг эту дрянь! Это расточительно, заставлять юриста заниматься такой хуйнёй. – Я, вроде как, договор подписывал, – осторожно заметил Соске. – Ну и что? Сейчас всё порешаем! – довольно потёр руки Рин. – Хотя, сразу юристом может не выйти. Решено, будешь моим телохранителем! И, видимо в подтверждение своих слов, он с размаху хлопнул Соске по плечу, больному. Пришлось стиснуть зубы и порадоваться, что они у него никак и ничем не подпилены. «Больно и ебануто» – это, пожалуй, было жизненное кредо Рина, никак не изменившееся за прошедшие годы. – А сам-то ты кем работаешь? – всё-таки спросил Соске. – Да вот, за порядком тут немножечко присматриваю… – протянул он, и ухватил его за рукав спецовки. – Пойдём, переоформлю твой контракт. *** Стоило порадоваться, что у Рина хватило терпения дать ему переодеться, прежде, чем запихивать в машину – в своём заляпанном цементными бляшками и краской комбинезоне он бы тут было совершенно неуместен. Впрочем, и в таком виде тоже – ну не вязались потрёпанные джинсы и «ковбойская» рубашка в клеточку с этой шикарной тачкой! А впрочем, когда они доехали до того, что Рин громко называл «офис» – довольно обшарпанного помещения, где самым дорогим предметом обстановки был сейф – Соске понял, что не так уж и «выпадает» из окружающей действительности. – Всегда знал, что ты во что-нибудь такое вляпаешься, – пробормотал он ещё в машине, и Рин жизнеутверждающе заржал, снова демонстрируя свой акулий оскал. – Я всегда хотел чего-то, – он неопределённо повёл в воздухе рукой, – значительного. Попасть в историю. – Разве что, в криминальную хронику, – скривился Соске и всё-таки начал массировать плечо. – И меня туда заодно затащишь, я прям, даже вижу это! – Романтическая перспектива, – закатил глаза Рин. – В духе классических нинкё-эйга[2]. В финальных кадрах мы должны уходить в закат под одним зонтом. – А разве не лежать в одной луже крови? – Тоже можно, – беззаботно кивнул Рин. – Что у тебя с рукой, мешков перетаскал? – Если бы, – вздохнул Соске. – Не придавай значения, всё скоро пройдёт. – М-да? – скептически протянул Рин, недовольно цокнул языком и отвернулся к окну. – Мне тебя не хватало. – Честно говоря, мне тебя тоже. Без тебя… не так весело. – Ну ещё бы! Может ты специально именно на эту стройку устроился, чтобы выйти на меня и снова повеселиться, как следует? – Для этого я вообще должен был быть в курсе, чем ты занимаешься, – вздохнул Соске. – К тому же, я всегда был прямолинеен, ты же знаешь. Я бы просто пришёл к тебе. Рин фыркнул, запустил пальцы в волосы, недовольно взъерошив их, и кивнул: – Ну да, прямолинеен до невозможности. Я всю голову сломал, когда ты поступил в университет – вот нахуя? И именно на юриста! – Должно быть, это всё моя тяга к справедливости, – задумчиво ответил Соске. Рин изменился, но при этом, оставался всё тем же безбашенным хулиганом, для которого всё в жизни было весело. Даже интересно, а кто теперь «веселит» его по ночам? Нет, лучше не думать об этом. Объявив всем, что Соске теперь его телохранитель, Рин плюхнулся за свой стол, закинул на него ноги и принялся просматривать целую охапку бумаг, комментируя, будто бы и впрямь для него, устроившегося рядом на не слишком прочном стуле. – Тут ведь тоже тонкости есть, целая система «откатов» – ты покупаешь именно у этих людей именно по этим ценам, за что тебе же и причитается процент – ибо в противном случае это перец вообще никому ничего продать не сможет, – вдохновенно вещал Рин, и Соске оставалось только согласно кивать. В том, как делать деньги практически из воздуха, он разбирался, как организовать победу нужной компании на государственном тендере, как заставить кого-то купить совершенно не нужную ему фигню, как… Соске устало прикрыл глаза. Рин изменился, но легче от этого не становилось. *** На следующий день Соске вытащил из гардероба уже изрядно запылившийся костюм, тщательно отряхнул и отправился на свою новую работу – забирать Рина из дома и сопровождать по делам. Весь день он угрюмо смотрел на окружающих из-за его плеча, отчего некоторые нервно ёрзали, а то и начинали заикаться. Разве что девушка в одном из клубов предложила немного поразвлечься, пока начальство обсуждает «всю эту скучную ерунду», но он отказался, да и карточку с её номером выкинул сразу же, как они оттуда вышли. Рин сунул в зубы сигарету – выглядело это на редкость сюрреалистично – попытался выдохнуть дым колечками, но они сразу же расплылись. – Фигня какая-то, – недовольно поморщился он. – Пошли жрать, что ли… Несмотря на всю свою демонстративную экстравагантность, Рин был более чем в состоянии здраво мыслить. Соске знал его с детства – вечная бравда, неугомонность и стремление успеть везде и всюду, стать первым, лучшим, самым ярким и заметным. И при всём этом – вполне приличный аттестат об окончании школы. Рин вполне мог бы поступить в университет, просто не захотел, и теперь было очевидно, кто из них более приспособлен к жизни – Соске, диплом которого теперь годился только на растопку, или Рин, строящий из себя чёрт-те что. Вопреки ожиданиям, «пожрать» Рин был согласен и в первой попавшейся забегаловке, уселся там спиной к стене в самом тёмном углу и принялся вдохновенно рассматривать меню, поворачивая его то на бок, а то и вовсе вверх ногами. Соске сел рядом и подумал, что раньше за Рином таких привычек не водилось, всё-таки он думает о безопасности, как бы ни симулировал безалаберность. Возможно, ему действительно нужен телохранитель? Тогда разумнее было бы выбрать кого-то более профессионального, чем Соске, из всех достоинств которого – внушительный вид, да воспоминания о бурной молодости. – Тебе, наверное, не очень уютно, – сказал Рин, будто продолжая прерванный разговор, хотя ничего подобного они не обсуждали. – Быть моим подчинённым, когда мы оба помним, как всё было раньше? Это ненадолго, обещаю, постараюсь всё провернуть как можно быстрее, просто, чтобы приписать тебя к группировке как юриста. – Да мне как-то без разницы, – пожал плечами Соске. – Мне даже кажется, что так оно даже веселей. – Угу, особенно это заметно по твоей похоронной роже, – фыркнул Рин. – Может быть, я просто пытаюсь соответствовать роли? – предположил Соске. – Да хрен тебя знает, – Рин недовольно поморщился и подозвал официанта, пулемётной очередью протараторил заказ, подождал, пока Соске сделает свой. Когда официант отошел достаточно далеко, Рин продолжил: – Ты как всегда выглядишь спокойным, несокрушимым, как скала, а вот что у тебя на уме на самом деле сейчас… не знаю, даже близко предположить не могу. Мы не виделись лет семь, мы оба могли слишком сильно измениться. Соске задумчиво посмотрел на него, прикинул, насколько уместными были бы его слова, а потом мысленно махнул рукой: это ведь Рин, его чокнутый друг детства, плевать. – А сам-то ты как считаешь? Изменился ты, или нет? А если и изменился, то в чём? И… вдруг? Если ты не изменил своего отношения ко мне, ну нафиг эту должность – самому надоело каждый день твердить всем, что нет ничего превыше закона, зная, кто, как и ради чего, с лёгкостью его обходит. – Насколько ебанутым ты меня сочтёшь, если я предложу потрахаться в ближайшей подворотне, как в старые добрые времена? – вдруг спросил Рин. – Нифига мы с тобой не изменились, – усмехнулся Соске. – Только мне кажется, что в подворотне тебе теперь… несолидно. *** Искать по улицам укромное место они не стали, тем более, что дел было ещё слишком много, а Рин, не смотря на их общие заверения, приобрёл некоторую толику обязательности и ответственности. Зато вечером Соске не поехал «домой» – называть так его нынешнее жильё язык поворачивался с трудом. Тесная съёмная квартирка, всё ещё заставленная коробками с не разобранными вещами ввергала его в уныние, даже несмотря на то, что он въехал туда пару месяцев назад, когда понял, что прежняя ему же не по карману, уюта там не прибавилось. Квартира Рина производила совсем другое впечатление. Она не была большой, но явно была любовно обставлена в соответствии со вкусами владельца и, в соответствии с ними же, Соске сначала прижал Рина к стене у самой двери, жадно поцеловал, зарылся пальцами в жёсткие от постоянного окрашивания волосы, вклинился коленом между бёдер и позволил себе расслабиться. Целоваться с Рином оказалось очень непривычно – подпиленные зубы оказались действительно острыми, и это добавляло новых красок. И все размышления – о состоянии эмали, о реакции нервов на холодное или горячее, о том, хватило ли ему ума делать это под наркозом – всё это выветрилось из головы начисто. И на диван они свалились только потому, что он был рядом и Соске едва не споткнулся об него, а если бы нет, то продолжили бы на полу, на ковре, на чайном столике или у какой-нибудь другой стены. Хотя, это всё можно будет повторить именно там, на бис, а потом ещё пару раз на закуску. А ведь он думал, что почти уже забыл, каково это с Рином – «больно и ебануто», как он сам любил повторять. Теперь-то уж, больно обоим – острые зубы Рина впивались в шею, в плечи, когда он стянул с них рубашку, до крови, но Соске и не думал ему мешать – всё было именно так, как надо. Рин за прошедшие годы стал выше, но остался худым, Соске казалось, что он может вытряхнуть его из брюк, не расстёгивая ремня. Выступающие рёбра, плоский живот… Ни презервативов, ни смазки не было, но им не впервой приходилось обходиться без них, тем более, что сам Соске не любил резинки, а Рин, любил, чтоб было больно, чтоб ощущения были ярче. – Ты что, все эти годы соблюдал целибат? – удивлённо прохрипел Соске, с трудом пропихивая смазанный слюной член в его задницу. – Ну, как тебе сказать, – выдохнул Рин, а потом ухмыльнулся и слизнул с губ кровь. – Без тебя было не так весело! Соске стискивал худощавое тело Рина, вколачивал его в многострадальный диван и любовался им, выражением его лица, на котором боль мешалась с наслаждением, и пытался понять. Как он, чёрт побери, жил без этого столько времени? Только после того, как намеченная ещё при первом взгляде на квартиру программа минимум – на диване, на ковре, на чайном столике – была выполнена, а на столике вместо Рина оказался заварочный чайник и чашки, Соске смог как следует осмотреться и оценить обстановку. – Если судить по тому, как ты на меня набросился, ещё вопрос, кто из нас что соблюдал, – усмехнулся Рин. – Ну а где бы я ещё нашёл такого, как ты? – удивился Соске. Он сидел на полу, прислонившись к дивану, наслаждаясь покоем и просто потрясающим умиротворением. Разве что снова разболевшееся от нагрузки плечо мешало сказать, что он абсолютно счастлив. Рин уселся на диван и, будто случайно положил руку как раз на больное место, потом принялся массировать и разминать. – Это ведь ещё с того случая не залечили? – спокойно и серьёзно спросил он. – Когда ты вместо меня под удар подставился. – Какая теперь разница? – поморщился Соске. – К врачу-то хоть ходил, а? – Ходил, когда деньги появились, – вздохнул он. – Прописали массаж и физиотерапию… вот только, когда деньги были – времени не было. – Деньги, пф! – Рин явно скривил презрительную рожу. – Цены на недвижимость будут расти ещё год-полтора, потом и это ухнет в ту же яму, что и вся прочая экономика. Потом начнут лопаться банки. Самое время половить рыбку в мутной воде… Кстати, о ней – поедем-ка на горячие источники! Будет тебе и массаж, и физиотерапия. ---------- [1] на самом деле, и те, и другие, и ещё в некоторых племенах существовала традиция подпиливать зубы [2] нинкё-эйга – жанр японского кино, расцвет которого пришелся на 1950 – 1960 годы. Отличительные черты – утрированный пафос, героизм и воспевание идеализированных ценностей якудза. А прогулка под одним зонтом может считаться намёком на сексуальные отношения