I Love Watching You Die

Ты медленно и со стоном открываешь глаза и ещё не понимаешь, где находишься, и что происходит, но уже в следующий момент приходит осознание, что что-то точно не так. Ты попытался пошевелиться, но понял, что запястья в плену наручников, приковывающих твои руки к изголовью кровати. Вокруг сплошная тьма, и лишь одинокий луч лунного света продирается сквозь щель между досками, которыми наглухо заколочены окна, освещая небольшое пространство рядом с тобой. Ты начинаешь испуганно возиться и пытаться освободиться, но молча, лишь тяжелое дыхание и звон металла дают понять, что ты пришел в себя. Сначала просто наблюдаю за тобой из темноты, улыбаясь тщетным попыткам освободиться, а потом всё же решаю показать себя, выступая из тьмы. Резко замираешь, когда понимаешь, что здесь не один, и на твоём лице борются самые противоречивые эмоции. С одной стороны, ты как бы рад, что здесь есть кто-то живой, ведь этот кто-то может тебя освободить и помочь сбежать, но в то же время мысли, что этот кто-то, возможно, является тем мерзавцем, который-то и притащил тебя сюда, заточив в кандалы, отражаются сильнейшим испугом. Всё ещё молчишь, хотя, уверен, ты узнал меня, просто пытаешься списать происходящее на плохой сон. Ночной кошмар. Тишина затягивается, а широкая улыбка, больше похожая на звериный оскал, проступившая на моём лице, заставляет тебя сдавленно сглотнуть и подать голос. - Хей, - хрип после длительного молчания, и ты морщишься, пытаясь прочистить горло и сделать голос более уверенным. – Что происходит? - А ты ещё не догадался? – приподнимаю бровь я, подступая ещё на пару шагов к кровати, чтобы ты окончательно узнал человека, стоящего перед тобой. - Если честно, то нет, но всё смахивает на какой-то дешевый ужастик, - нервный смешок, так как ты не хочешь верить в то, что дальше всё пойдёт по накатанному сценарию типичного фильма ужасов. А всё будет именно так. - Правильные мысли, - соглашаюсь, так как не вижу смысла тебя обманывать и понапрасну успокаивать. - И что, будешь меня мучить? Это ведь смешно, Оливер, ты не такой... – насмешливая интонация и хмыканье в самом начале к концу реплики превращаются в жалобный писк, и это смешит. - А ты так прекрасно меня знаешь, чтобы судить о моих поступках и том, какой я? – фыркаю от смеха, присаживаясь на кровать рядом с тобой. - В том-то и дело, чувак, что мы почти незнакомы, и на кой чёрт я тебе сдался, я не могу понять, - пытаешься пожать плечами и поменьше выдавать своё волнение, но я чувствую нервную дрожь твоего тела. - Это для ТЕБЯ я чужой человек, которого ты едва знаешь, с моей точки зрения дела обстоят немного иначе, - ухмыляюсь, протягивая руку к твоему лицу, и ты дёргаешься от прикосновения, как от удара током. - Эй, я не понимаю... – трясёшь головой и отчаянно жмуришься. – Если какие-то проблемы, то давай перетрём по-человечески и всё решим. Отстегни меня, зачем этот цирк? - У меня нет никаких проблем, Энди, особенно сейчас. И у тебя их скоро не будет... – тяну загадочно, и от моего голоса веет могильным холодом, так как ты без специальных пояснений смекаешь, что значит «не будет проблем». Нет человека – нет проблемы. - Ты ведь шутишь, да? Просто попугать меня охота? Тебе кто-то заплатил? - мечешься и звенишь наручниками, безуспешно пытаясь освободить руки. Взрываюсь хохотом от глупостей, слетевших с твоего языка. - Ну что ты, я сам мог заплатить кому угодно, чтобы с тобой сделали то, что собираюсь делать я, но делать это своими руками – куда большее наслаждение, чем смотреть или, скажем, получать доклад о выполненной работе. - Сайкс, ты псих, прекрати это уже! Отпусти меня и давай спокойно поговорим о том, что тебя напрягает, я обещаю никуда не сбегать, пока не выслушаю. Честно. Меня забавляет твоя напуганная интонация, но она всё ещё далека от той, которую я хочу слышать из твоих уст. Я хочу, чтобы кровь стыла в жилах, чтобы в твоих глазах читался животный ужас, смешанный с болью, и я решаю приступать прямо сейчас, чтобы приблизить этот момент. Достаю складной ножичек из кармана и подбираюсь к тебе ближе, усаживаясь на ноги и стискивая коленями твои бёдра, чтобы ограничить любое сопротивление. Вот тут уже к тебе подкатывает настоящая паника, и дёргаться ты начинаешь сильнее. - У меня нет желания с тобой болтать. - За что?.. Что я тебе сделал, чтобы заслужить такое? – интонация жалобная, как будто бы сейчас разревёшься, но я знаю, что с твоих ресниц сейчас не сорвётся ни единая капля. Молчу, игнорируя вопрос, и рассматриваю нож, как маленький ребёнок игрушку. - Ответь, мать твою! – орёшь уже со злостью. - Тебе это ничего не даст. Я могу сказать лишь то, что ты сейчас мой, только мой. И творить с тобой я буду всё, что мне заблагорассудится, - провожу языком по лезвию, глядя в твои почерневшие от страха глаза. - Ты больной, я орать буду! Меня уже ищут и скоро найдут! Да ты не посмеешь!.. – самое забавное то, что ты действительно в это веришь. Веришь, что твоё исчезновение заметили, что тебя ищут и вот-вот спасут, вырвав из лап маньяка. И я спешу тебя разочаровать, ведь место, в котором мы находимся, не имеет ничего общего с так называемой «реальностью». - Ну давай, кричи. Кричи громче, так громко, насколько можешь, только всё равно этим ты лишь потешишь меня. Тебя никто, кроме меня не услышит и никто тебя не найдёт. Никогда. - Да что же это такое?! – ты рычишь и кривишь лицо в гримасе отвращения, но не отводишь глаз. – Отпусти меня, сука, или пожалеешь! - Уже жалею, - равнодушно тяну я, хватая край твоей футболки и приставляя к ней нож. – Жалею, что ещё не приступил. Ткань моментально расползается от одного только прикосновения острой стали, а ты скулишь, как щенок и пытаешься как-то отползти, чтобы я не испортил твоё потрясающее тело шрамами от порезов. Но сейчас я планирую лишь избавить тебя от ненужной одежды, а стащить майку с человека со связанными руками не представляется возможным. Да, я мог позаботиться об этом заранее, снять с тебя всё лишнее тогда, когда ты был в отключке и ещё не скован, но так гораздо интереснее. - Отпусти меня, пожалуйста, - уже жалобная интонация, хотя минуту назад орал чуть ли не матом. Со всего размаху отвешиваю пощёчину, от которой твоя голова едва не выворачивается на сто восемьдесят градусов от привычного положения, губы размыкаются в беззвучном крике, и из губы начинает сочиться кровь. Снова повернуть лицо ко мне ты не решаешься, лишь тяжело дышишь через рот и прикрываешь глаза, но меня это не устраивает, поэтому беру тебя за подбородок и поворачиваю к себе. - За что?.. Просто скажи, я ведь... Я ведь никогда не делал тебе ничего плохого, - красные губы, испачканные кровью, кажутся настолько соблазнительными, что просто нет сил бороться с желанием прикоснуться к ним своими. Откидываю пока что бесполезный нож, ведь от твоей футболки осталась лишь пара лоскутов, и припадаю к губам, упираясь руками в твою обнаженную грудь, а тебя снова как будто бы бьёт током. Дёргаешься и стискиваешь зубы, не давая мне проникнуть в твой рот, отворачиваешь голову и протестующе мычишь, вновь испуг сменяется злостью. Ещё один удар по лицу, и теперь уже струйка крови вытекает из твоего носа, добавляя красного твоим губам. Сдавливаю челюсти пальцами, насильно открывая твой рот, и запихиваю в него язык, но ты всё ещё не сдаёшься и пытаешься меня укусить. Не успеваешь щёлкнуть челюстями, как я хватаю тебя за волосы и опрокидываю голову назад, нависаю сверху, но твои приоткрытые губы едва не сбивают меня с толку. Едва беру себя в руки, чтобы проговорить угрозу чётко и устрашающе: - Только попробуй кусаться, блядь, ты действительно пожалеешь об этом, уж поверь. Начинаешь хныкать, но всё ещё без слёз, держишься, ведь предчувствуешь, что это не самое страшное, что тебя сегодня ждёт. - Я не хочу, - цедишь сквозь зубы. - А меня это волнует? Припадаю губами к подбородку, спускаюсь к шее, попутно слушая твоё хныканье, затем ещё ниже, наслаждаюсь вкусом твоей кожи. Ни укусов, ни засосов, пальцы нежно оглаживают твои бока, а ты дрожишь. - Какого, блять, хрена? – снова сквозь зубы, боишься, что опять захочу осквернить твой ротик своим языком. – Ты бьёшь и машешь ножом, а потом нежничаешь... Не можешь определиться? - А что тебе больше по нраву? – улыбаюсь, растягивая всё ещё испачканные твоей кровью губы как можно шире. - К-как будто бы у меня есть выбор или право голоса, - дрожишь и заикаешься, пытаясь сжаться. - Если ты не будешь противиться, плеваться, кусаться и говорить гадости, то я возьму тебя настолько нежно, насколько способен, но если же ты продолжишь показывать всё омерзение, которое испытываешь к происходящему... Обещаю, это будет настолько больно, что ты будешь молить о смерти. Выбор за тобой. - А как скрывать отвращение, если мне на самом деле мерзко от происходящего? Расскажи, и я попытаюсь... – шепчешь ты, хотя сохраняешь выражение лица, как будто бы тебя вот-вот стошнит. - Думай сам. В любом случае мне будет приятно как ласкать тебя, так и рвать на куски, заметь, в прямом смысле, - вновь приближаюсь к губам и слышу, как ты сжимаешь зубы до скрипа. - Ты ведь понимаешь, что я буду ненавидеть тебя до конца своих дней? – опять же цедишь сквозь зубы, глядя прямо в глаза. - Ты льстишь себе, полагая, что выйдешь отсюда живым, - смеюсь, вновь надавливаю на челюсти и заставляю тебя открыть рот. – Оглянись вокруг. Что ты видишь? Взгляд судорожно метается из стороны в сторону, пытаясь понять, что находится вокруг, но ничего не выходит, темнота настолько густая, что кроме меня невозможно увидеть больше ничего. Ты хочешь мне ответить, но моя рука, сжимающая твой подбородок и держащая рот приоткрытым, не дают выдать что-то связное. - Это ад, детка, - шепчу, вдыхая своё дыхание в твой рот, и тут же запечатываю его коротким поцелуем. – Твой персональный ад. Знаешь, сколько я трудился над его созданием? И всё ради тебя. - Убей меня, - и тут с твоих глаз начинают катиться слёзы. – Убей и делай с моим телом всё, что угодно, хоть на куски искромсай, хоть отымей, мне тогда уже будет всё равно, - у тебя истерика. - Что-то рано ты начал об этом просить, - ухмыляюсь, склоняя голову набок. – Я ведь ещё не начал, а ты уже просишь... - Я умоляю, пожалуйста... Не делай мне больно и не заставляй выносить это унижение при жизни. - Да разве так интересно? – складываю губы трубочкой и поджимаю их, как маленький ребёнок. – Я, конечно, извращенец, но до некрофила не докатался. Мне больше нравится предсмертная агония, знаешь? Так сладко врываться в тело, которое покидает жизнь, вдыхать в себя последний вздох... Ты ревёшь во весь голос, перебивая мою пламенную речь, а я понимаю, что слегка поспешил с «откровениями», ведь слёзы и сопли будут мне мешать наслаждаться поцелуями, если это можно так назвать. Они не смогут быть настолько долгими, насколько я хочу, тебе будет не хватать воздуха из-за заложенного носа... Мысли заставляют меня немного зависнуть и отключиться от реальности, но звуки твоей истерики вырывают меня из размышлений. И всё же решаю тебя немного успокоить, я хочу твой рот, и хочу, чтобы ты задыхался от моих рук на своём горле, а не от каких-то побочных явлений твоего организма. - Эй, ну ты чего? – тяну совершенно безобидно и по-доброму, нежно поглаживая свежую ссадину на скуле, но ты дёргаешься и пытаешься увернуться от прикосновения. – Будет весело, правда! Зыркаешь на меня с такой ненавистью и злостью, что, казалось бы, мог бы запросто сжечь своим взглядом, и приходится сдерживать рвущийся наружу смех, чтобы не подкидывать дровишек в твою всё ещё не утихнувшую истерику. Веду взглядом по пути, который прошли мои губы, ведь этот след красный от крови, которой был перепачкан мой рот. Скольжу им в обратном направлении к твоим дрожащим губам, и мне снова хочется их поцеловать, почувствовать твой вкус и вкус твоей крови. Он у тебя особенный, не такой, как у большинства людей, и это сносит крышу. Медленно тянусь к твоим губами, прикасаюсь едва-едва, и ты больше не отворачиваешься и не сжимаешь челюсти. Но и не открываешь рот, чтобы принять ласку. Целую, не получая никакого ответа, и это меня не устраивает, но всё же лучше, чем раньше. Отрываюсь ото рта, напоследок прихватив зубами нижнюю губу, продолжаю языком и губами исследовать твоё тело. Шея, ключица, надпись на левой груди, сосок, на котором я задерживаю своё внимание, а ты продолжаешь трястись и беззвучно пускать слёзы. Обхватываю губами, втягиваю в рот, пытаясь заставить его потвердеть, но твой испуг и паника притупляют естественные реакции организма. - Что ты решил? – интересуюсь у тебя, на мгновение выпуская изо рта горошинку, но продолжая обводить пальцем ореол второго. – Приятно или лучше это? – с силой щипаю, чтобы доставить дискомфорт и показать, что я могу вести себя совершенно иначе. Вздрагиваешь от неприятных ощущений, но не торопишься с решением, отворачиваешь голову, а мне нужен твой ответ. Цепляю пальцами подбородок и поворачиваю голову к себе, заставляя смотреть в глаза. - Ну? - Я всё равно сдохну, - ядовито выплёвываешь, глядя на меня с ненавистью. – Какая к чёрту разница? - Какая разница, получить перед смертью крышесносное удовольствие или дикие мучения? Да уж, нет никакой, - наигранно фыркаю, а тебя разбирает истерический смех. - Удовольствие? Крышесносное? Да о чём ты, парень, какое к чёрту удовольствие от маньяка, желающего использовать моё тело в качестве резиновой бабы? Скажи мне, Оливер, тебе разве некуда больше тыкать, что ты пошел на преступление, похитил именно меня и теперь собираешься изнасиловать и убить? – продолжаешь истерить, и так хочется вновь влепить тебе по лицу, но пока ещё сдерживаю руки. - Ты, наверное, догадываешься о том, что стоишь и не таких преступлений? Разве не смотришь в зеркало и не кайфуешь от своей охуенности, понимая, что сотни тысяч фанючек текут по тебе и мечтают хотя бы на долю секунды прикоснуться к твоему телу? Мечтают отдать себя, почувствовать внутри... – говорю спокойно, с расстановкой. - Причём здесь это? – кривишь лицо в непонимании. – Какое отношение имеет моя внешность и фанатки к тому, что сейчас происходит? Или это намёк на то, что ты один из этих психопатов, пишущих мне послания, что если я не буду принадлежать им, то они меня убьют? – наконец, доходит до тебя. - Только, в отличие от простых смертных психов, у меня есть возможности не просто трепать языком, а действительно... - ... сделать своим и убить, чтобы больше никому не достался, - пораженно заканчиваешь мою мысль, но всё ещё не веришь в то, что тебе довелось произнести. - Какой ты смышлёный, - пробегаю кончиками пальцев от твоих плеч к груди и склоняюсь к твоему лицу, повторяя вопрос. – Так что ты решаешь? Удовольствие и лучшая ночь в твоей жизни, уж поверь, я так подготовился, что как бы ты ни старался показать равнодушие к моим действиям, тебе не удастся скрыть свои эмоции; или же не просто жесткое изнасилование, а страшный-страшный... - Оливер, - снова перебиваешь и всхлипываешь. – Ну почему я? Ведь на свете столько людей, согласных продать душу за ночь с тобой, почему тебе нужен тот, кого практически не волнует твоё существование? Вновь удар по лицу, по рёбрам, а затем пальцы смыкаются на твоём горле, а мой мир сужается лишь до твоих испуганных глаз, в которые я смотрю со всеми эмоциями, которые я испытываю по отношению к тебе. - Потому что мне не нужен кто попало, все эти сотни и тысячи – они ничто по сравнению с тем, кого моё существование совершенно не ебёт, - шиплю это, слушая твой кашель и хрипы. - Отпусти, пожалуйста, - умоляешь, но я лишь сильнее стискиваю пальцы на твоём горле. - Soon you'll be so cold and turning blue*, - пою строчку из песни, наблюдая за тем, что ещё несколько мгновений, и ты действительно отбросишь коньки и начнёшь синеть, поэтому ослабляю хватку, теперь уже нежно поглаживая твою шею и слушая надрывный кашель. – Ты подписал свой приговор. Обещаю, будет больно. Дёргаешься в который раз и отчаянно мотаешь головой в попытке возразить. - Нет-нет-нет, я ведь ещё ничего не ответил... - А как же: «Всё равно сдохну, какая разница»? – передразниваю тебя, приподнимая бровь и пока ещё без злости и чрезмерной силы оглаживаю твои бока. - Не нужно боли, пожалуйста! Я на всё согласен, только не нужно меня мучить, - в твоих глазах горит надежда, что так всё и будет, что я сейчас кивну и примусь доставлять тебе удовольствие всеми возможными способами перед тем, как окончательно убить, но я спешу тебя разочаровать, с улыбкой наклоняясь к твоим губам: - Нет, - с такой интонацией, с которой следовало бы озвучить положительный ответ, отвечаю я и заливаюсь смехом. – Я тут как-то растерял романтическое настроение, понимаешь? Хочу твоей крови. Хочу, чтоб ты орал, орал не своим голосом от боли. - Блять, только потому, что я сказал тебе правду? Что ты меня не волнуешь? Да это же глупо и по-детски, ты мог раньше и сам об этом догадаться! – орёшь, но не от боли, а от страха. – Не наказывай меня за то, что я просто сказал тебе всё как есть, а не наврал о том, что что-то чувствую, пожалуйста... Так хочу видеть тебя на коленях, умоляющего о прощении, глядящего снизу вверх с раскаянием во взгляде, но не могу себе позволить отцепить тебя от кровати, ибо ты обязательно попытаешься сбежать, несмотря на слабость в теле. А мне не нужны дополнительные проблемы, я уже хочу тебя и не намерен ждать. - Будет больно, - выдыхаю и тут же привожу в реальность произнесённые слова, до боли кусая твою губу, затем шею, плечо, оставляя кровоподтёки, а ты снова начинаешь хныкать. - Я прошу тебя, измени своё решение, я буду кричать, если захочешь, но не нужно на самом деле рвать меня на куски... Делаю вид, что не слышу, хотя на самом деле мне приятно, что ты готов практически на всё. Продолжаю кусать тебя и впиваться пальцами в твоё тело, оставляя синие отметины, спускаюсь ниже, соскальзываю с бёдер, пересаживаясь на твои колени, чтобы расправиться со штанами. - Оливер! – орёшь ты. – Да чтоб тебя черти взяли, грязный ублюдок! Ненавижу тебя! – могу предположить, что этими словами ты пытаешься поторопить меня, чтобы я скорее начал и скорее закончил, ведь я слышу отчаяние в твоём голосе. Ты отчаялся достучаться до меня и смирился с тем, что тебе предстоит, но хочешь, чтобы всё закончилось поскорее, и ты не мучился... Как мило, мой мальчик. А во мне действительно борются два противоположных по своей природе чувства, и не знаю, чем ты такой особенный, но именно ты заставляешь меня испытывать этот коктейль по отношению к себе. Самое прекрасное существо в этом прогнившем мире, которое заслуживает всей ласки и нежности, тепла и заботы, которую я могу дать, но в то же время заслуживает адских мук и смерти за то, что не испытывает совершенно ничего подобного по отношению ко мне. Да, мне нужно не только отдавать, но и брать, да, я люблю и ненавижу одновременно, люблю за то же, за что и ненавижу. И внутри я рвусь пополам, ибо одна часть не может нарадоваться тому, что ты сейчас совершенно обездвижен, беспомощен и в моей власти, что истекаешь кровью и слезами, молишь об избавлении именно меня. Но другая... Другая часть плачет сильнее, чем ты, ей больнее, чем тебе от осознания, что человек, которого я люблю, сейчас в таком кошмарном состоянии, и это всё моя вина. Всё ещё не могу принять решение, но ты даже не догадываешься о том, что внутри меня горит такая война, ты думаешь, что я готовлюсь причинить тебе немыслимую боль, а я всё ещё не уверен. Хватаюсь за застёжку твоих джинсов, и тебя выгибает от желания помешать мне, но тебя всё ещё удерживают наручники с одной, и я с другой стороны, так как сижу на ногах и придавливаю их к кровати. - Ну пожалуйста... Не слушаю тебя, а сдёргиваю штаны вместе с бельём, на миг освобождая твои конечности из плена, но когда возвращаюсь к ним, то больше не сажусь поверх, а смыкаю пальцы на лодыжках и развожу пока ещё вытянутые ноги в стороны, прижимая их к кровати. Намеренно причиняю боль этим стискиванием, и ты поджимаешь пальцы на ногах от боли и шипишь. Сгибаю в коленях и развожу их сильнее, слышу непонятный звук, скорее всего, твоё выражение того, что тебе безумно стыдно находиться в таком положении под взглядом чужого человека. Дыхание сбитое и тяжелое, слёзы продолжают скатываться по щекам, и жалобный скулёж просто добивает, заставляет оставить ноги в покое и вновь прильнуть к лицу. Упираюсь ладонями в матрац по обе стороны от твоего тела, нависаю над тобой и просто смотрю. Зажмуренные глаза в ожидании чего-то страшного, скулы во влажных полосках, губы дрожат и почти не красные. Наклоняюсь ниже, ловлю губами дыхание, веду кончиком языка по щеке, затем спускаюсь к шее, а пальцы одной руки начинают медленное путешествие от груди к паху. Дрожишь ещё сильнее от прикосновений, но не открываешь глаза даже тогда, когда моя ладонь нежно обхватывает твой вялый член. - Ты говорил, что будешь орать, - шепчу на ухо и сжимаю ладонь, начиная медленно двигать ею от основания и по всей длине, затем обратно. - А ты?.. – хочешь спросить, но голос пропадает. – Ты будешь делать мне больно? Или удовлетворишься криками и постараешься трахнуть так, чтобы мне было приятно? - А ты сможешь убедить меня своими воплями в том, что тебе действительно больно, если ты не будешь этого испытывать? – целую шею и изгиб плеча, продолжая медленно двигать рукой, в которой постепенно нарастает напряжение. - Я буду кричать, обещаю, только не... – и я слышу по твоему голосу, что ты искренне хочешь это сделать, но что в твоём состоянии сообразить постановочные вопли – просто нереально. - Тогда вперёд, - спускаюсь поцелуями ниже и слышу твой первый крик. Не впечатляет. Дальше тоже, хотя ты стараешься в надежде, что я продолжу тебя ласкать и ничего ужасного, кроме обыкновенного секса, не случится. Ещё несколько криков почти сорванным голосом, последний из которых смешивается со стоном, ведь я заставил тебя расслабиться и даже в какой-то степени кайфонуть от того, что я вылизываю низ твоего живота, тереблю сосок и надрачиваю твой член. Шустро избавляюсь от своей одежды, а ты уже не ждёшь от меня подвоха, и очень зря. Резко прекращаю все действия и закидываю твои ноги себе на пояс, подношу пальцы к твоему рту, но ты ещё не понимаешь, что что-то идёт не так, лишь немного дёргаешься от неожиданной смены движений. Послушно приоткрываешь ротик и пытаешься подавить отвращение, вернее, не показать его мне, обсасывая пальцы и смачивая их слюной, ведь ещё не знаешь, что эта так называемая смазка лишь для начала и для моего собственного удобства, а не для того, чтобы ты не почувствовал боли. Убираю руку ото рта и резко вставляю два пальца в твой задний проход, от чего тебя подбрасывает, и ты вскрикиваешь уже более правдоподобно, ведь это больно. - Оли, какого хрена?! Ты же обещал! - Я соврал тебе, - развожу пальцы с особым садистским удовольствием, отмечая, как округляются твои глаза. - Что?.. Да как ты?.. А-а!.. Даже не можешь сформулировать ругательство, ведь третий палец приносит ещё больший дискомфорт, ты ведь не привык ещё к двум предыдущим, но мне этого и не нужно. Тебя трясёт, и я слышу, как стучат друг о друга зубы, и кажется, что в такт с ними стучит моё сердце – по тысяче ударов за секунду, ведь сейчас настанет время для... Одним движением вторгаюсь в твоё тело до упора, и вырываю из твоей глотки настолько душераздирающий крик, что у самого кровь застывает в жилах, но вместо того, чтобы пожалеть о содеянном и попытаться как-то тебя отвлечь от такого проникновения, улыбаюсь и впиваюсь зубами в твоё плечо. Ты рыдаешь в голос и не сдерживаешься, тебе не столько больно физически, хотя и это вытерпеть дано не каждому, чтобы не отключиться от болевого шока – тебе до глубины души обидно, что я тебя обманул. Чувствую твою кровь, ведь я порвал тебя, и я знаю, что кровь – лучшая смазка. Первые несколько толчков быстрые и до упора, чтобы причинить как можно больше мучений, но затем притормаживаю, ведь спешить мне некуда. - Я буду делать это медленно, и буду мучить тебя очень долго. - Пожалуйста, не надо, - сквозь истерику пытаешься сказать ты, но это больше фраза на автомате, чем осознанная просьба, ведь все мысли тебе застилает пелена боли. Медленно выхожу и снова толкаюсь до упора, сжимаю бёдра, ягодицы, бока, руки, заведённые за голову и скованные наручниками. Ты уже хрипишь от невозможности нормально кричать, а я продолжаю издеваться. - Где обещанные мне вопли? Что же ты молчишь, моя радость? - Да пошел ты... – едва можно различить хоть что-то из сказанного тобою, и я продолжаю медленные поступательные движения в тебе, ухмыляясь, но внутри я горю. Мне хочется остановиться и броситься слёзно умолять твоего прощения, целовать твои руки и стоять на коленях в ожидании отплаты, но я этого не делаю, просто случайно задеваю простату. Тебя лишь дёргает и подбрасывает на кровати, но нет никаких стонов наслаждения, боль слишком сильная, чтобы приглушить её одним прикосновением, и я снова касаюсь сгустка нервов, заставляя вздрагивать. - Нравится? - Лживая тварь, - почти не слышу этого, а чувствую дыхание, касающееся моей кожи. – Я ведь думал, что смогу простить тебя, если... Если бы ты сдержал слово, но сейчас... Не можешь больше говорить, кривишься от ощущения наполненности и вздрагиваешь в моменты, когда головка моего члена скользит по твоей простате, а я начинаю смеяться, но также немного сорвано. - А мне нужно твоё прощение? Серьёзно? Через несколько минут тебя просто отрубает, и я уже не вижу смысла в своей пытке, за несколько толчков получаю разрядку и валюсь на твоё тело, чтобы отдохнуть. Вновь нежные прикосновения и поцелуи, которых ты сейчас не чувствуешь, признание в том, что люблю тебя всем сердцем и мне жаль, что не смог решиться сказать тебе об этом раньше, но и этого ты не слышишь. Несколько минут жмусь к твоему обмякшему телу, как котёнок в поисках тепла, затем всё же спускаюсь с кровати и иду приводить себя в порядок. Ты снова приходишь в себя спустя часов пять или больше. Вновь стонешь, но теперь уже от боли во всём теле и, оглядываясь по сторонам, понимаешь, что ты всё ещё в моих руках. Я вновь стою в тени, и ты меня видеть никак не можешь, лишь чувствуешь присутствие. - Почему снова темно и светит луна? – тянешь хрипло, пытаясь хоть немного поёрзать, но тут же кривишься от боли. - Потому что это ад, а в моём аду всегда ночь и всегда полнолуние, - отвечаю, выступая из темноты, и лишь показавшись на твои глаза, позволяю себе оскалиться. - У меня руки так затекли, что я их уже не чувствую. Прошу, отстегни наручники, мне некуда бежать, и нет на это сил... – и я чувствую искренность в твоём голосе, ты смирился с тем, что будешь терпеть абсолютно всё, что я буду творить с тобой, но хочешь хоть на каплю облегчить страдания. И, поддавшись непонятно откуда появившемуся порыву, я выполняю эту просьбу, отстёгивая твои запястья от кровати, а затем медленно опускаю твои руки вдоль тела. Кривишься и не можешь сдержать болезненного стона, и я начинаю аккуратно потирать твои окаменевшие конечности, чтобы их размять и уменьшить дискомфорт. Смотришь на меня каким-то странным взглядом, но принимаешь помощь. Хотя, скорее всего, это лишь оттого, что просто нет никаких сил оттолкнуть мои руки или воспротивиться происходящему, вряд ли ты веришь в мою «заботу». - Почему я всё ещё жив? Недостаточно намучался? – спрашиваешь ты, пока я выцеловываю твои запястья, тыльную сторону ладони, прихватываю губами и посасываю каждый пальчик, прикрыв глаза. - Ну да, ты ведь отключился в самый ответственный момент, а убивать тебя во сне... – хмыкаю и вновь укладываю твои руки вдоль тела. - Значит, всё по новой начнётся? – тяжело сглатываешь, с опаской глядя мне в глаза и пытаешься сжаться. - А ты хочешь продолжать? – глупый вопрос, но я ведь издеваюсь. - Я хочу умереть. Прикончи уже меня, пожалуйста... - А как же я буду слушать твой сладкий голос, умоляющий меня не причинять боли и поскорее добить? – укладываю твои ледяные руки на свою спину и тянусь к губам. – Нет, ещё не время. Целую влажно и глубоко, и от одного чёртового поцелуя начинает сладко тянуть в паху, вновь хочется чувствовать, как тугие стенки обхватывают мой член, сливаться с тобой в одно целое, касаться тебя там, где ни один мужчина никогда не касался. Я снова возбуждён и стону сквозь поцелуй тебе в рот, чем случайно заставляю тебя отстраниться. Смотришь мне в глаза, пытаешься решиться на новый вопрос. - Почему ты просто не признался? Без этого всего... – вероятно, ты имеешь в виду мои чувства к тебе, о которых ты догадался, несмотря на всю ту жесть, что я позволил себе по отношению к тебе. - Серьёзно? – фыркаю от смеха, глядя на тебя сверху вниз. – Просто признаться и получить посыл куда-подальше в сопровождении ядовитого: «Педик», - или снисходительную усмешку и слова о том, что тебя все любят и хотят, что я не первый и не последний идиот, ищущий взаимности? - Оливер, я никогда бы такого не сказал и так бы не поступил, - качаешь головой и прикрываешь глаза. - О да, это СЕЙЧАС ты бы так не поступил и ничего подобного не сказал, зная, на что я способен, и чем тебе может вылезти отказ, - не верю в то, что ты такой благородный. - Я не хочу тебя переубеждать, уже поздно о чём-либо говорить, но всё могло бы быть по-другому, - вздыхаешь ты и снова морщишься от боли. – Чего ты ждёшь? - А ты хочешь поскорее вновь почувствовать меня в себе? – издеваюсь, наклоняясь к твоему уху, после чего целую и трусь возбуждением о твоё бедро. Кривишься, и сложно понять, оттого, что тебе противно, или же оттого, что просто всё болит. - Я хочу поскорее... - Сдохнуть, я помню, - перебиваю тебя. – Но не торопи события, детка, я столько времени ждал, молча хотел тебя, что сейчас собираюсь оторваться по полной, и не жди скорой смерти. - Да ты издеваешься! – рычишь. – Ты говорил про прошлый раз, что либо самая лучшая ночь в твоей жизни, либо самая ужасная перед смертью, я надеялся на то, что мучения закончатся ещё тогда, потом, что после второго раза, но ты... Почему ты постоянно врёшь? - Представь ситуацию: ты хотел какую-нибудь игрушку много-много лет подряд, бредил ею, засыпал и просыпался с мыслью о ней, она даже во снах тебя не отпускала, и вот, наконец, она твоя. Но тебе говорят, что ты можешь поиграть ею всего разочек, а потом она сломается. Обидно, да? – смотрю на тебя, как будто бы вернулся в детство и действительно говорю об игрушках. Кривишься в отвращении, и тут вспоминаю, что твои руки теперь свободны, ведь чувствую, как холодные пальцы до боли сжимают мои волосы и притягивают голову на расстояние поцелуя к твоему лицу. - А ничего, что я – не твоя игрушка? Я живой человек, с чувствами и эмоциями, а ты действительно ведёшь себя со мной, как будто бы я неодушевлённая штука. Ты мог сразу сказать, что не собираешься меня убивать, пока я сам не сломаюсь от твоего неверного использования? - Детка, ты не веришь в то, что у меня хватит духу с тобой покончить? – смеюсь, убирая слабые руки со своих волос. – Не переживай, живым ты отсюда не выйдешь, а вот когда мне надоест... - Ты такой пиздабол, Оливер, что я уже начинаю в этом сомневаться, - ядовито выплёвываешь, глядя мне в глаза, за что получаешь удар по лицу и хватаешься за пылающую щёку. - Мне глубоко плевать, во что ты веришь, а во что нет, - начинаю взглядом искать наручники, и ты это замечаешь. - Нет, пожалуйста, только не снова, - хватаешь меня за кисти рук и преданно заглядываешь в глаза. – Я не буду сопротивляться и драться, но не пристёгивай меня снова... - Ну, если твои пальчики не против доставить мне удовольствие, - тяну твою руку к своему члену, и ты пытаешься не морщиться, но я всё равно вижу, что тебе неприятно ко мне прикасаться. Вместо руки я хочу чувствовать там твой ротик, но не всё сразу, поэтому первое время удовлетворюсь этим подобием дрочки. Затем отстраняю твою руку и пытаюсь возбудить тебя. Покорно терпишь и не вмешиваешься в процесс, даже пытаешься почувствовать удовольствие, прикрыв веки и рвано выдыхая, когда тебе приятно. Вторая рука скользит к истерзанной заднице, и тут ты уже вздрагиваешь и порываешься меня остановить, но вовремя соображаешь, что в этом нет смысла. - Ты хочешь аннулировать прошлый раз, вернее, почувствовать всё заново, не плюсуя боль, которую чувствуешь сейчас, с той, которая может быть? – ты недоверчиво смотришь на меня, пока я аккуратно вожу пальцем по твоим бёдрам, перепачканными засохшими кровью и спермой. – Сейчас ты порван, и когда я войду, даже в том случае, если буду нежным, тебе всё равно будет очень больно. Хочешь, чтобы этого не было? - Опять издеваешься? Так не бывает, - шепчешь и прикусываешь губу, чтобы не застонать от манипуляций с твоим членом. - Бывает. В моём аду бывает всё, и я ввожу в тебя палец с мазью, которая мигом залечивает раны. Ты вздрагиваешь от холода и чувства, как отступает боль, неверяще смотришь на меня, приподнимаясь на локтях. - Как?.. - Дьявол может всё. А теперь расслабься и прикуси язык, если снова ляпнешь какую-нибудь гадость, то жди повторения прошлого раза, а так... Тебе должно понравиться, - криво усмехаюсь, и ты не решаешься перечить, лишь заваливаешься обратно на подушки и продолжаешь сверлить меня неверящим взглядом. В этот раз растягиваю тебя на совесть, мучительно долго и качественно, если правильно войти, то ты не должен будешь чувствовать боли вообще, лишь лёгкий дискомфорт. Ты прикрываешь глаза и скрещиваешь ноги за моей спиной по моей же просьбе, пытаешься расслабиться, хотя внутренне ожидаешь того же, что и в прошлый раз, поэтому разрешаю тебе обнять себя за шею и попробовать состриженными коготками на прочность мою спину, если что-то пойдёт не так. Первый толчок плавный и не до самого конца, ты лишь рвано выдыхаешь, прижимаясь ко мне крепче. И я понимаю, что меня жестко удивляет смена твоего поведения, но сейчас слишком сложно думать о чём-нибудь серьёзном, возбуждение давит на мозги, и единственная связная мысль, которая находится в черепной коробке, это – как не сорваться на быстрый темп раньше времени снова не причинить тебе боль. Стонешь, и сам пугаешься того, что тебе действительно приятно, пытаешься спрятать взгляд в изгибе моего плеча, прижимаясь плотнее, а мои нервы потихоньку сдают. Я опрокидываю тебя на подушки и сбрасываю с тебя твои ладони, прижимаю кисти к кровати и начинаю двигаться увереннее, ты не протестуешь и постанываешь, позволяя себя целовать. И тут твой взгляд натыкается на отброшенный мною нож, и оружие покоится на матраце совсем близко к тебе. Ты думаешь, что я занят тобой целиком и полностью, но я обращаю внимание на изменения в тебе и продолжаю следить, но так, чтобы ты этого не заметил. Рука плавно скользит по простыне в сторону ножа, и когда он оказывается в твоей ладони, ты почему-то на несколько секунд удерживаешь его, а потом отпускаешь и так же медленно убираешь от него руку. Это не просто меня удивляет, а настолько поражает, что я перехватываю твою руку и вновь тянусь ею к клинку, заставляю зажать в кулаке рукоятку и, глядя тебе в глаза, подношу к собственному горлу. - Нет, я не хотел этого, - оправдываешься, но мои движения в тебе не дают говорить это уверенно, хотя на самом деле я верю в то, что ты не хотел. Но у меня другие планы, внезапно пришедшая в голову идея, и я уже спешу воплотить её в жизнь. Веду лезвием ножа, зажатого в твоей руке, по своей шее от подбородка до груди, но не так, чтобы причинить себе травму, несовместимую с жизнью, а так, чтобы лишь пустить кровь. Ты в шоке и не понимаешь, что я творю, когда тёплые капли разбиваются о твою грудь, и тогда я убираю твою руку, но продолжаю заставлять тебя сжимать рукоятку ножа, и притрагиваюсь кровоточащей шеей к твоим губам. Несколько секунд пребываешь в ступоре, а затем с жадностью начинаешь слизывать алую жидкость, а у меня темнеет в глазах от удовольствия, начинаю втрахивать тебя в кровать с таким остервенением, что мебель начинает скрипеть. Ты рычишь и стонешь от трения своего члена между нашими влажными телами, от того, что я каждый раз попадаю по простате во время толчков, от вкуса моей крови. И я просто схожу с ума, заставляю тебя кончить прикосновением к подрагивающей плоти и изливаюсь глубоко в тебя следом. Но это ещё не всё, вновь хватаю твою руку, с зажатым в ней ножом и приставляю к своему горлу, тяжело дышу и ухмыляюсь, глядя в твои потемневшие глаза. - У тебя есть последний шанс меня прирезать. Сделай же это, ты ведь хочешь. - Нет, - несмотря на сбитое дыхание и дрожь голос звучит уверенно. – Я не хочу, чтобы на моих руках была кровь, пусть и такого ублюдка, как ты. С моей подачи нож улетает куда-то в темноту, я вышвырнул его твоей же рукой, отняв у тебя единственное средство, чтобы прикончить меня и попытаться сбежать. И пусть из ада нет дороги, но ты мог попытаться, а сейчас... А сейчас ты снова согласился с тем, что никуда не денешься. - Ты только что собственной кровью расписался в том, что ты полностью мой, - теперь уже могу позволить себе обессиленно повалиться на твоё тело. - Лучше бы я его в себя воткнул, - я слышу в твоём голосе искреннее сожаление. То есть, ты действительно всё ещё мечтаешь сдохнуть и таким образом избавиться от моей опостывшей компании? Но ты сглупил, и сейчас уже поздно жалеть об этом. - Оу, детка, ты слишком слаб для этого... – нарочно издеваюсь, на что ты вырываешь своё запястье из моей хватки и наносишь ощутимый удар по лицу. – Ты злишься? Ну давай, попробуй вырваться. Придавливаю тебя к кровати, удерживая кисти рук, но с тобой что-то произошло, ты стал сильнее, поэтому без труда вырываешься, и вновь чувствую, как в мою скулу врезается кулак. Спустя мгновение вообще теряю связь с реальностью и не понимаю, что происходит, ведь спиной ощущаю тепло и влажность простыни, на которой секунду назад лежал ты, а ты нависаешь надо мной и внимательно изучаешь полоску на моей шее. Затем заносишь руку и бьёшь по лицу, рассекаешь губу и с жадностью целуешь. Теперь-то я понимаю, что натворил... Напоил собственной отравленной кровью, и эти жалкие капли снесли тебе крышу, заставили жаждать чужой крови и насилия. И сейчас уже я чувствую себя жертвой, так как мой рот терзают зубами, мои кисти прижаты к подушкам, а моё предчувствие вопит, что если я продолжу тупить, то меня ещё и трахнут. - Энди, остановить, - командую, когда ты переключаешься на мои кровоточащие отметины и пытаешься высосать из них ещё крови. – Ты ведь не такой, тебе это не нужно! - Да? А ты меня так охуенно знаешь, чтобы судить о том, какой я и что мне нужно? – заглядываешь в глаза, и я пугаюсь, ведь эти глаза – они не твои. Это мой взгляд и мой демонский блеск, ты никогда так не смотрел. - И что теперь? Отомстишь за причинённые страдания той же монетой? А? - А ты боишься этого? Страшно, что допустил ошибку и новый Дьявол сможет превзойти тебя? – издеваешься, и я едва ли не чувствую хруст собственных костей. - В аду отлично, но всё же в реальном мире куда интереснее, - с опаской выдаю я. Ведь я понимаю, что этого монстра я не в силах убить, а меня вполне могут размазать по стене и не моргнуть глазом. Я сам сотворил демона, и здесь мне не избежать его гнева, поэтому хватаю тебя за волосы и целую, но по-особенному, ведь этот поцелуй возвращает нас на землю, превращает обратно в людей и стирает тебе память. Или НЕ стирает... Мы на том фестивале, с которого и исчезли, но никто из присутствующих не заметил ни нашего исчезновения, ни внезапного возвращения. Стоим далеко друг от друга, но всё же можем видеть каждую эмоцию. И судя по тому взгляду, которым сверлит меня ваше величество, я понимаю, что ничего из произошедшего с нами там ты не забыл, и теперь у меня действительно нет шансов хоть как-то к тебе подобраться. Снова в ад я тебя не потащу, потому что там ты меня пришьёшь, а здесь... А здесь и просто не потерпишь моего присутствия в зоне своей видимости. Но я всё же рискую в последний раз, подхожу к тебе и, игнорируя ненавистный взгляд, тихо интересуюсь: - Ты ведь говорил, что не послал бы, если бы я подошел к тебе и просто сказал о том, что чувствую. - Правила изменились, - в твоём голосе сталь, но в глазах загорается огонь. – Если докажешь мне, что это именно любовь, а не сраная похоть и желание обладать моим телом, то тогда и поговорим. Но что-то мне кажется, что доказывать я буду это не свиданками и подарками, а раком или на коленях со ртом на уровне его ширинки. И если ты простишь мне наши похождения в аду, то я готов приступить хоть сейчас при всём этом честном народе. Давай, возьми меня, Энди!