"beautiful moments"

Холодный зимний ветер треплет отросшие пряди, режет покрасневшие ладони, пальцы, к которым пристал влажный пепел, и укрывшиеся от ледяных порывов где-то между песчинками праха воспоминания… - Я буду ждать тебя дома, – хлопая друга по плечу, сообщает Сэм и, спрятав руки в карманы болоньевой куртки, отправляется к припаркованному неподалеку автомобилю. Парень сочувствует, искренне сожалеет об утрате друга, но оставаться рядом больше не в состоянии. Бессонные ночи, проведённые у Норвежского моря, лишили его всех сил. Юн сильнее сжимает в ладонях остатки возлюбленной, словно не желая прощаться, пропускать сквозь заледеневшие пальцы, пускать по ветру и разрешать пылью оседать на прибрежных камнях. Слишком рано говорить прощай, ведь он все ещё помнит те дни, что они провели у этих беспокойных берегов… Брюнет помнил о Вивьен всё. Он помнил теплоту её ледяных ладоней, нежность её хриплого и прокуренного голоса, мягкость её острых черт лица и притягательную несхожесть со всеми. Она была необычной, в ней было так мало от уголовника отца, от матери - молодой, наивной британки, запросто потонувшей в омутах черных миндалевидных глаз, но в ней было так много от человека. Он не раз находил подтверждение своим мыслям, ещё не раз убеждался в человечности и безграничной доброте своей возлюбленной, иногда даже слишком безграничной… Протирая окровавленные ноги влажным полотенцем, он без устали твердил лишь об одном: - Я засажу твоего отца, поверь! Ему воздастся за каждый удар сполна. В те моменты Юн был так зол, настолько взбешен, что от ненависти к вечно пьяному старику у него перед глазами плыли цветные круги. - Все заслуживают прощения, – в ответ шептала девушка и одним нелепым касанием ладони стирала с глаз мерцающие круги, стирала обиду и злость и с последующим поцелуем дарила сладкие мгновения забвения. Целуя её, он забывал обо всем на свете, а она украдкой поглядывала на тоненькие наручные часы и в уме отсчитывала секунды до их прощания, до болезненного момента возвращения в отчий дом. Именно там её ждали насквозь прогнивший и пропахший влажностью деревянный пол, голые стены, рыдающая у окна мать и пьяный отец, валяющийся на крыльце. Парень никогда не понимал, почему она туда возвращается, почему терпит побои и почему просит даровать прощение тому, кто его явно не заслужил. Юн помнил, как Вивьен постоянно повторяла одну глупую, пустую фразу: «Всё проходит, всё забывается, и лишь тихое прости остается, оседая хриплыми отголосками в нашей памяти». - То есть ты ждешь, пока отец попросит у тебя прощения? – уточнял парень. - Да. После ответа девушки обычно следовал лишь тяжелый вздох и шелест холодного ветра, отодвинувшего в сторону легкую занавеску и запросто проникшего в дом. Он гулял между двух фигур, изредка касался тонкой одежи, края которой взмывали вверх, и тёмных прядей. Юн закрыл глаза и неспешно шагнул вперед, подставляя ледяным порывам бледное лицо. Такое знакомое прикосновение. Оно снова взъерошило его волосы, вновь подняло края одежды и снова вернуло вглубь ярких воспоминаний. Вот они с Вивьен, смеясь, несутся по усыпанному мелкой галькой берегу. В поднятых над головой руках развиваются покрывала для пикника. Тогда они были уверены, что настанет время, когда они сумеют взлететь, пусть даже с помощью обычного куска ткани и под возгласы неверующих. Пускай не верят! Слеза коснулась красной щеки. Стремительно она пронеслась по холодному лицу и, чуть задержавшись на подбородке, упала на ворот толстовки. Той самой, которую они приобрели в том старом мегамаркете на окраине города. Тогда они, не обращая внимания на красноречивые взгляды людей, мчались между узких полочек, Вивьен, сидя в железной повозке, и Юн сзади, крепко ухватившись за широкую цветную ручку. Тогда они по-настоящему веселились. Выхватывая из стеллажей кучерявую зелень, доставая их морозильников блестящую рыбу и просто веселя друг друга своими находками, они разъезжали по зданию до тех пор, пока охранники не выставляли их взашей. После, дома, они готовили завтраки, обеды или даже ужины из того, что успели прикупить. Иногда это были безумно вкусные спагетти, которые Юн так любил тайком или обманом утаскивать из тарелки Ви, а иногда вся трапеза ограничивалась одной яичницей на двоих. Именно после таких скромностей они голодные наперегонки неслись в ближайшую кафэшку, где проводили время до самого вечера. Парень стер тыльной стороной ладони влажные дорожки, поблескивающие на впалых щеках, и, втягивая носом соленый воздух, потянулся к висящей на плече сумке. Задевая о заевшую молнию хрустящие страницы и пошарканные края плотного альбома, он неспешно вытащил его наружу и замер, разглядывая стершуюся со временем надпись. «Прекрасные моменты» - именно так назвала Вивьен этот блокнот с записями. Собранный вручную из разнообразных листов, начиная с тетрадных и заканчивая альбомными, он был аккуратно прошит и вложен в папку цвета моря. Чего там только не было! Какие только записи не покоилось на этих страницах. Начиная от самых простых бытовых пометках и заканчивая сложными периодами, моментами непонимания и ссорами. Девушка записывала всё. Подолгу сидя у широкого окна или за обеденным столом. Иногда она даже засыпала рядом с этим хранилищем воспоминаний, слушая песнь моря. Ви тихонько посапывала и сквозь сон сильнее укутывалась в заботливо наброшенное на плечи одеяло. Юн перелистнул пару страниц и, захватив пальцами нужную, пробежался по записи глазами: «20 декабря, 2014 год. Пытались запустить с Юнни фейерверк на заднем дворе, но из-за влажного воздуха нам это не удалось, потому пришлось ограничиться бенгальскими огнями». Внимательный взгляд скользнул чуть ниже, натыкаясь на следующую запись: «2 апреля, 2014 год. Занимались любовью в ванной», и ниже маленькая пометка: «Вся спина содрана, и шишка на макушке, думаю, больше мы этого повторять не станем». Парень снова коснулся влажных ресниц, стирая застывшие на морозе слезы, и аккуратно перелистнул в самое начало. «4 мая, 2010 год. Юн только заехал в свою новую квартиру. Решила помочь ему. Переносим коробки, разгружаем вещи, танцуем между пустых ящиков… Заснули возле пустых ящиков. Итог: с вещами закончили лишь на следующий день». Замершие пальцы коснулись края листа и неспешно перевернули его. «28 января, 2012 год. Юнни подарил мне серебреный кулон, именно тот, который я видела в журнале. Я самая счастливая девушка на свете». Парень глухо сглотнул и, быстро захлопнув альбом, не раздумывая ни секунды, швырнул в сторону обрыва. «Так будет проще. Лишь избавившись от этого груза мне станет действительно проще» - именно так думал юноша, именно в этом себя убеждал ровно до тех пор, пока взгляд не опустился на усыпанную снегом землю. Пожелтевший листок с аккуратно расчерченными линиями одиноко лежал на мягком покрывале и манил к себе. Покрасневшими пальцами Юн ухватил влажные края бумаги, поднёс её к лицу, в самой середине черной пастой было выведено: «Сегодня отец попросил у меня прощения. Мне уже не терпеться поскорее рассказать об этом Юнни. Представляю, как он удивится» Широкая ладонь сжалась в кулак, и парень поспешил поднести его к губам. Острые зубы вонзились в мягкую кожу, и вместо отчаянного крика, рвущегося наружу, с губ сорвался вой, протяжный, устрашающий, полный боли. Как же Юн мечтал впиться так, подобно зверю, в глотку отца Вивьен, того самого поддонка, который, вмиг забывший об извинениях, снова поднял руку на своего ребёнка. Этот мерзкий старик избивал несчастного дитя до тех пор, пока его сердце не умолкло, а бездыханное тело не утонуло в тишине гниющего дома…

Ненавижу!

Шаг, и бледная фигура скользнула вниз с обрыва. Разбиваясь о водную гладь и камнем идя ко дну, брюнет думал лишь об одном - о ней. О её дарящих теплоту ледяных ладонях, о нежности её хриплого и прокуренного голоса, о мягкости её острых черт лица и о притягательной несхожести со всеми…