Руины

Инвалидное кресло покачивается, наехав колесом на металлическую табличку, наполовину занесённую серой пылью, смешанной с прахом и гарью. Табличка смята, один край оплавлен, но надпись всё ещё угадывается: «Школа профессора Ксавье». Табличка аккуратно выползает из-под колеса, взмывает вверх и прижимается к обрушенному кирпичному столбу, пришпиленная двумя металлическими обломками, вынырнувшими из той же пыли под ногами. Губы Чарльза трогает улыбка, и он благодарно кивает, когда его плеча мимолётно касается рука в чёрной перчатке. Он двигается дальше, и его спутник следует за ним, ровно на шаг позади, не отставая. Подъездная дорожка, пожалуй, единственная часть поместья, которая кажется почти не тронутой. Сам особняк превратился в бесформенные руины, в которых едва угадывается его былое великолепие. Прилежащие постройки стёрты в пыль. Они останавливаются перед разрушенным крыльцом. На месте нижних ступенек зияет оплавленная дыра, дверь снесена вместе с рамой и куском стены. Сквозь проём видна обрушившаяся лестница, завалившая собой холл и проход в правое крыло; вместо самого правого крыла теперь только наваленные друг на друга камни и низкое серое небо — Чарльзу не нужно это видеть, он помнит и так. Левое крыло сохранилось чуть лучше, по крайней мере, первый этаж. Чарльз хорошо помнит атаку на школу. Их оставалось там совсем немного — почти всех учеников уже успели к тому времени вывезти, сам Ксавье с ближайшими помощниками и несколькими старшими учениками должны были покинуть особняк на следующий день. Они не успели совсем чуть-чуть — Стражи напали ночью. Сколько бы лет ни проходило, он будет помнить всё до последней детали: каждый взрыв, каждую ослепительную алую вспышку, каждый панический крик. Каждую смерть. В ту ночь он присутствовал в сознании каждого из своих учеников, чтобы лучше координировать оборону и отступление, и смерть каждого из них переживал как свою. Эрик вытащил его оттуда на руках, потерявшего сознание от истощения. Последнее, что Чарльз помнил, — это нависший над ним Страж, которого неожиданно отбрасывает в сторону оживший кусок металла. Появления на поле боя Магнето не ждал никто. Кроме разве что самого Чарльза. — Я надеюсь, мы не полезем внутрь, — с мягкой, уговаривающей интонацией в голосе говорит Эрик. Чарльз печально улыбается и не глядя протягивает руку. Ладонь Эрика он чувствует в своей спустя какую-то секунду и крепко сжимает её. — Ты знаешь, друг мой. Я должен всё увидеть. — У нас не так много времени, — напоминает Эрик и, противореча самому себе, левитирует их обоих на верхнюю площадку крыльца, минуя провал. Логан и Ороро ждут их в Нью-Йорке, куда они все вчетвером приехали за обнаруженной группой выживших мутантов. У них есть не больше получаса, прежде чем необходимо будет вернуться к самолёту. Эти полчаса пролетают как один слитный миг — тяжкий, страшный, выворачивающий душу и сжимающий сердце. Сейчас, спустя несколько лет после атаки, в рассеянном сером свете, руины школы выглядят совершенно буднично, и именно это больнее всего. Пыль припорошила бурые пятна крови на полу и стенах, сделала менее отчётливыми чёрные следы от языков пламени, приглушила стальной блеск металлических обломков. Серое, лишённое красок пепелище. Огромное надгробье для всего, что олицетворяло для Чарльза его жизнь. Ладонь Эрика вновь ложится на его плечо, и когда Чарльз накрывает её своей, то чувствует под пальцами не ткань перчаток, а тёплую, шероховатую кожу. Это прикосновение удивительным образом возвращает ему надежду, напоминая о том, что не всё ещё потеряно, не все ещё мертвы и есть ещё, за что сражаться и умирать. Чарльз посылает мысленный сигнал Логану и произносит вслух, для Эрика, хотя тот и снял шлем: — Пора домой, Эрик. Их дом — здесь, на месте разрушенной школы. Их дом — там, где их ждут его ученики. Их дом и их война. Эрик поворачивает кисть ладонью вверх, и кресло Чарльза плавно отрывается от пола.