Сделки

Команде BLU не везло последние несколько боев. Нет, дело тут было не в том, что они ленились, что все у них валилось из рук, или звезды встали не в той последовательности, которая нужна для победы. Снайпер все так же хорошо стрелял, попадая прямо в цель, Инженер все так же хорошо ставил турели, Скаут бегал, Медик лечил, Пиро жег… Проблема была лишь в том, что иногда все они, со своими умениями, со своим оружием, просто чуть-чуть не дотягивали до уровня команды RED. Пока Инжи ставил турель, Красный Снайпер успевал уничтожить его раздатчик, пока Пиро перепархивал с одного конца поля боя на другой, ему прилетало битой Красного Скаута по башке, пока Медик добегал до раненого, его сносило турелью… и вот эти минусы, эти небольшие недочеты поодиночке были полной глупостью, а вместе складывались в ужасающую картину, заставлявшую Синего Солдата брызгать слюной так, что она долетала до противоположного края кухонного стола. — ВЫ ПОЗОРИТЕ ЧЕСТЬ АМЕРИКИ, СОПЛЯКИ! — Было бы что позорить, — тише, чем в полголоса буркнул Скаут. Чем больше времени орал Солдат, тем меньше его оставалось до начала миссии, а чем меньше времени до начала миссии, тем сложнее будет сосредоточиться и придумать план. — ПОЧЕМУ ВЫ НЕ МОЖЕТЕ ВОЕВАТЬ ТАК ЖЕ ХОРОШО, КАК Я? — Напомни-ка мне, — встрял Инженер, — не ты ли вчера, пытаясь взлететь на ракетомете, направил его не под тем углом, и в результате твое же оружие воткнулось тебе в… Вся команда загоготала; даже Медик, будучи самым воспитанным, и то прыснул в кулак, пытаясь скрыть улыбку на своем лице. Солдат, покраснев так, что с его лицом мог бы соперничать мундир его коллеги-противника, развернувшись на каблуках, боевым шагом ушел с кухни, чуть не выбив дверь. Закурив, принялся вышагивать взад и вперед, пока ноги не привели его к двери одной из комнат. Солдату очень не хотелось идти на крайние меры, а уж если они требовали того, чтобы признать свою слабость перед одним из членов команды… но еще меньше ему хотелось слушать голос Администратора, объявляющего об очередном их проигрыше и терпеть унижения от команды RED; поэтому он, отбросив гордость, постучал и вошел, закрыв за собой дверь. — Какая неожиданность, mon ami. Самого Шпиона видно не было, но рядом с креслом, где он обычно сидел, вился легкий дымок сигареты, а на кофейном столике стояла бутылка коньяка. — Команде нужна твоя помощь, трикстер, — пробасил вояка, наблюдая, как бутылка поднялась в воздухе и вылила немного своего содержимого в стакан. — Monsieur Soldier, — промурлыкал Шпион, материализуясь на кресле со стаканом в руке, — вы кричали, что я не нужен, потому что не умею работать в команде, разнесли мне голову из дробовика, перепутав с вражеским Шпионом, и только что довольно грубо обозвали трикстером. Мне ли помогать вам, и какова будет цена, если я соглашусь? — Чего ты хочешь? — Солдат стоял по-военному, не отрывая взгляд от бутылки. Шпион изобразил на своем лице гримасу, означающую что-то среднее между отвращением и заинтересованностью. И в самом деле. Деньги? Вряд ли у этого мужлана найдется сумма, превышающая ту, что может достаться Шпиону после пары налетов роботов. Ответная просьба? Что полезного может быть в помощи от остальных членов команды? Информация? Три «ха-ха». — Так что же? Шпион отпил коньяка, немного покатал его во рту, смакуя вкус и, затянувшись почти потухшей сигаретой, протянул: — Я хочу предложить вам сделку, Monsieur Soldier. Может быть, Солдат слегка побледнел, но этого не было заметно под каской. Сделки со Шпионами — и с Красным, и с Синим — никогда не сулили ничего хорошего. — Я помогу вам, — трикстер обнажил зубы в улыбке, — выполню свою работу так, как полагается, несмотря на то что я делаю это постоянно. Но, когда в конце недели вам позвонит начальство, вы не будете в красках расписывать ваши боевые подвиги. Вы скажете, что победы команды BLU, большая часть славы, добытой командой, — моя заслуга. — Твоя заслуга? — ахнул Солдат. — Верно. Хотите возразить? Солдат думал. Если бы это было заметно, его каска давно бы сползла на спину: столько мыслей шевелилось в голове у вояки. Наконец он встрепенулся, непонятно кому отдал честь и просипел, словно потеряв голос: — Согласен. — Неужели? — ехидно осведомился Шпион, вставая с кресла и подходя ближе. Вместо ответа Солдат протянул руку. Француз и американец обменялись рукопожатиями, но последний, словно вспомнив что-то, сжал руку Шпиона так, что тот зашипел от боли и выдернул ее, осматривая помятую перчатку. — Но учти, — Солдат надвинул каску еще ниже, — если ты не выполнишь свою часть сделки, я расскажу все, что угодно, кроме того, что ты хочешь. И кто знает, может быть, прибавлю что-нибудь от себя. Сделка должна быть двухсторонней. С этими словами он ушел, оставив Шпиона одного. В то же время на базе RED почти все спали, или хотя бы пытались это сделать: пару часов назад Демо в честь победы притащил слишком много выпивки, так что даже Хеви чувствовал себя немного нехорошо. Дух праздника как раз увял к этому времени, но некоторые всплески энергии наблюдались до сих пор. В дверь лазарета постучали. Медик, заснувший за письменным столом, вздрогнул, просыпаясь, и прошествовал к двери, попутно спихнув с кушетки Скаута, задремавшего в обнимку с тазиком. Парень пытался было возразить но, проглотив свои возражения — точнее то, что рвалось из желудка вместе с ними — пулей вылетел из лаборатории, прихватив тазик с собой. Ночной гость, не обратив на это внимания, уселся на его место, ожидая. — Мфыфых. Медик спокойно прошел мимо Пиро и, усевшись за стол, принялся что-то записывать. — Мфы фыфых фыпфых. — Вы прекрасно знаете, Herr Pyro, что я не понимаю вас, когда вы говорите сквозь эту маску, — ответил Медик, потирая виски. — Когда вы последний раз ее снимали, если не считать тех случаев, когда вам приходится убирать ее, чтобы почистить зубы? — Фмы фмыфыф, фыфым ф пфыфыф. Медик не ответил. Поднявшись, он выключил свет, погрузив лазарет в полутьму. — Снимите маску и внятно скажите, что вам требуется. Пальцы в резиновых перчатках заскользили по краю маски, чуть приподнимая ее, однако дальше этого дело не зашло. Из-под маски раздался хриплый шепот: — Мог'фий. Пиро, казалось, хранил все свое желание разговаривать в своей маске. Вот и сейчас он замолк и опустил ее обратно, возвращая на место. Медик нахмурился. — Я выдал вам дозу, — он чуть не произнес «наркотиков», — лекарства вчера. Вы хотите сказать, что она была недостаточной? — Мфыы Фыфыпфыфыы фыпфыпфыхы фы мфы. Медику не требовалось объяснять эту фразу: слишком часто он последнее время слышал ее в самых разных переводах и интонациях. Внезапно разозлившись, немец схватил Пиро за костюм и тряхнул, приводя в себя. — Твоя Пироландия, — прошипел он, забыв про вежливое обращение, — всего лишь галлюцинации, вызванные шизофренией и, может быть, мономанией. Тебе не нужны ни она, ни морфий, ты понимаешь меня? Респаун не сможет вернуть человека, если тот умрет от наркотиков. Медик отпустил союзника, и, поправив очки, повернулся к нему спиной. — Если вы так хотите отвлечься, Herr Pyro, — заметил он, вновь переходя на официальный тон, — можете завтра отправиться со мной. Уберзаряды дают неплохой заряд бодрости. Немец ожидал взрыва негодования, какой обычно бывал у Скаута или Солдата, когда им отказывали в лечении, но этого не произошло: Пиро, слезши с кушетки, отправился к выходу и, уже открыв дверь, повернулся и заметил: — Пф фыфыыф, фыфпфы фыфых фымпфыыфых. Фыпфыхмы фыхы. — Да-да, — Медик понял только последнюю часть фразы, потому что ее Пиро тоже часто произносил. — Gute Nacht, Herr Pyro. — Приступим? — и Шпион выскользнул с Респауна. Даже погода сегодня была на его стороне. Небо затянуто тучами — солнечные лучи не будут мешать невидимости — но дождя не было. Единственное, что не нравилось французу — Красный Медик, решивший взять себе в помощники Пиро: сумасшедший с огнеметом, да еще и под уберзарядом мог сильно помешать выполнять свою часть сделки. Тем не менее, нужно было захватывать и защищать точку, так что Пиро вряд ли будет отбегать далеко. Шпион усмехнулся и, достав маскировочный набор, взмахом кисти перевоплотился во вражеского Демо, а затем бросился вперед, пошатываясь. — Мед… ик! Самым удивительным было не то, что портсигар с экраном с тремя кнопками позволял маскироваться под любого противника, а то, что он при этом давал его рост, скорость и даже изменял голос. Единственное, что требовалось Шпионам — имитировать интонацию и не размахивать оружием лишний раз. Маскировка была идеальной. Вот и сейчас Медик, видимо решив, что в дупель пьяный шотландец будет более полезен, чем огненный монстр, переключил лечащий луч на «союзника» и поспешил за ним. Шпион бежал к собственной базе, а затем, пропустив Медика вперед, всадил ему нож между лопаток. — Спасибо, что были так любезны и вылечили меня, Док, — прошептал он, глядя на безжизненное тело. И — тут же перевоплотившись в Медика, вернулся обратно на поле. Смерть задержит немца на Респауне еще на некоторое время, а за это время можно будет подпортить парочку турелей. Подпортить ему дали только телепорт: Пиро, все это время остававшийся на точке, бросился к Шпиону-Медику, только заметив его. — Фыф мфы фыхым! «Больной идиот», — подумал Шпион, отбегая подальше и направляясь к Хеви, уже открывшему рот, чтобы позвать врача. Пиро же, решив что заглушенного вопля будет недостаточно, побежал за ним. — Фмы фмыфыхыф фыф мфы фыхым! — Встань на точку, идиот! — рявкнул Шпион, копируя Медика. Пиро, как ни странно, не послушался; более того, он заступорился на полмгновения, а затем, словно злясь, обрушил столп пламени на «союзника». Хеви, быстро смекнув, что к чему, завершил все это дело хорошим ударом. — О, ради бога… — протянул Шпион, осматривая себя после возвращения на Респаун. Как ни странно, им удалось победить в этом захвате, и сейчас Солдат, убегающий, чтобы поиздеваться над врагами, хлопнул француза по плечу, чуть не сбив его с ног. Шпион с кислой миной прислонился к стене, доставая портсигар и закуривая: торопиться куда-то ради пятнадцати секунд… У них еще несколько захватов впереди: этого хватит, чтобы вдоволь поразвлечься. Но после этой победы что-то пошло не так. Скаут выбежал с Респауна, Хеви вместе с Медиком ушли с Респауна, даже Пиро, отвлекшийся на проползающую по косяку букашку, в конце концов убежал, размахивая огнеметом; но стоило Шпиону, включившему невидимость, выйти, как он почти сразу же напоролся на Красного маньяка и вильнул вбок, чтобы его не заметили, задев. Однако это не помогло, новая струя пламени заставила невидимого француза истошно завопить, позабыв про свои манеры, и заметаться по полю, отыскивая аптечку или Медика. Через полминуты Шпион, выходивший с Респауна, был убит выстрелом из ракетницы. — Если это Красный сумасшедший мстит мне за смерть его Медика, — рявкнул он еще через десять секунд, вновь появляясь на Респауне, — передайте ему мои извинения вместе с пулей в голову! — Могу помочь, — раздался из передатчика голос усмехающегося Синего Снайпера. Шпион пропустил его слова мимо ушей, маскируясь под Скаута и выбегая с базы. В этот раз ему удалось добежать до турели и поставить жучок, прежде чем струя сжатого воздуха отправила его в полет по полю боя. Шпион тогда еще обрадовался тому, что не выбрал маскировку какого-нибудь из «тяжелых» классов: умирать от падения ему все же нравилось больше, чем сгорать. Синяя команда смогла выиграть 2-1, и Солдат, во всю глотку вопящий что-то про Сунь Цзы и слизняков, искоса поглядывал на курящего Шпиона. Тот не обращал на это внимания, яростно выкуривая одну сигарету за другой; под словом «поразвлечься» он не имел в виду безуспешные попытки сбегать от Красного Пиро. Как будто сам дьявол решил взять отпуск и предоставил этому сумасшедшему свое место. Странно. Очень странно. Обычно Пироманы действуют менее… менее жестоко. К Синему Пиро, носившемуся по полю и возвращающему снаряды врагам, никаких претензий не было, но вот Красный вызывал опасения. Насколько понял француз, ярость монстра была направлена только на него, но серьезно, неужели он так разозлился из-за смерти Медика? Шпион не мог найти ответа. Вечером появилась шальная мысль: Пиро что-то нужно от него. Глупости. В свободное от боев время наемники довольно тепло общались между собой, так что пироманьяк мог попросить о чем-нибудь в любое время. Причем сделать это каким-нибудь другим способом, кроме «подожги цель и бегай за ней с огнеметом». Шпион фыркнул. Не «подожги цель и оставь ее умирать», а именно «бегай за целью и поливай огнем, пока она не умрет в страшных мучениях». Француз поежился. Респаун не давал умереть, но не притуплял чувство боли перед смертью, и иногда Шпиону казалось, что рано или поздно он будет относиться к разрыванию на части или сгоранию как к абсолютно обычной вещи. Это пугало. — Хорошая работа. Медик достал из шкафа бинты и перекись и подошел к пациенту. Пиро, сняв перчатку и закатав рукав костюма, протянул вперед кровоточащую руку. Никогда нельзя недооценивать пилы, особенно когда они находятся почти впритык к точке захвата. — Однако мне не нравится, что вы слишком зациклились на вражеском Шпионе. — Фыфыхфо пфофпфоф фыхы… — он не договорил, вздрогнув: окровавленной раны коснулся бинт, пропитанный перекисью. — Я надеюсь, мы закрыли тему с морфием? Медик, даже разговаривая, был целиком и полностью погружен в лечение. Закончив обрабатывать рану, он перевязал ее. Можно было, конечно, исправить все с помощью медигана, но он барахлил последнее время, и без Инженера немец не хотел включать его. — Вам становится легче, когда вы убиваете? Пиро задумался, чуть склонив голову на бок. Легче? Сказать этому человеку, что каждый раз, когда житель Пироландии обрывает жизнь врага, его страна расцветает от радости? Кровь превращается в тягучую карамель и конфетти, куски тел — в куски пирога, а выпавшее оружие — в конфеты. Пиро жил на два мира, и его беспокоило только то, что он понимал это и видел грань между Пироландией и Реальностью. Он и морфий выпрашивал только для того, чтобы была возможность хотя бы на время «выключить» один из миров. — Так что же? Пиро замотал головой, показывая согласие. — Легче, когда убиваете всех врагов подряд или какую-то определенную цель, вроде того же Шпиона? Пиро вновь задумался. Убивать Шпиона было… странно. Если он сгорал, не выходя из состояния невидимости, сам Пиро чувствовал какое-то удовлетворение — еще бы, убить врага, с которым, кроме тебя, вряд ли кто-то справится — но в Пироландии как будто происходил сбой: она не воспринимала эту смерть как свою подзарядку и оставалась все такой же тусклой до нового убийства. Пиро давно подозревал это, но убедился только сегодня, сорвав всю свою злость на Синем пересмешнике. Это его не напрягало, нет, скорее он хотел самостоятельно разузнать, в чем дело. Спохватился, когда понял, что Медик уже пять минут ждет ответа, и вновь согласно кивнул головой. — В таком случае, постарайтесь сосредоточиться именно на нем. Пиро фыркнул, надевая перчатку и раскатывая рукав костюма. Медик неправильно понял его реакцию. — Что? — он скрестил руки на груди. — Вы не видите в этом смысла? Или боитесь оставлять турели Инженера без своего присмотра? Могу вас заверить, с их охраной неплохо справляется и их хозяин. Пиро очень хотелось возразить, но он сдержался. Немец не понял бы ни слова из сказанного, а снимать противогаз только для того, чтобы указать на ошибки союзников, не хотелось. Поэтому он, выдохнув «Мфыфыфы», означающее благодарность, вышел из кабинета. Медик проводил его заинтересованным взглядом и, наклонившись над письменным столом, записал что-то в ежедневнике. На второй день это начало раздражать. На третий — настораживать. На седьмой — переросло в панику. Шпион точно знал, что стоит ему показаться на поле боя, он сгорит в огне Красного маньяка. Он знал, что стоит ему поставить жучок на турель, его разнесут на куски из ракетницы. Он сменил балисонг на Вечный покой, а часы — на Звон смерти, но Пиро выискивал невидимого, погибшего и замаскированного Шпиона с упорством полицейской псины. Единственное, что радовало француза — после победы он всаживал в психопата столько пуль из револьвера, что его костюм напоминал сито. Да, каким-то чудом им удавалось побеждать в семидесяти процентах случаев: после того, как Красный Пиро зациклился на Шпионе, он перестал сбивать жучки с построек Инженера и следить за горящими союзниками. Синяя команда начала чаще выигрывать, все были в приподнятом состоянии духа, а Солдат хвастался начальству, что «в кои-то веки эти слизняки начали нормально воевать». И добавлял, что помочь ему в этом смог Шпион, говоря об этом громко, чтобы француз это слышал. Сам же француз беспокоился о том, как сказать Солдату об отмене сделки, чтобы остаться с целой головой. Шпион мучился вопросом, как он смог вызвать такой интерес маньяка к своей персоне, но не находил ответа. Пиро как-то узнал о сделке и решил помешать хотя бы одной стороне исполнить свою ее часть. Пиро обозлился по непонятной причине, причем настолько сильно, что одноразовая смерть этой вины искупить не могла. Второй вариант казался наиболее вероятным, но спустя две минуты, после того как Синий Шпион через Красного передал глубочайшие извинения вообще всей вражеской команде, его подожгли и сбросили со снайперского мостика. Это был восьмой день садизма огненного монстра, поэтому Шпион, вместо того, чтобы степенно выйти на поле боя, принялся панически метаться вокруг Респауна, бормоча что-то на французском. Ему было страшно. Бесстрашному французу, любовнику чужих матерей, лучшему в округе ищейке и убийце было страшно так, словно он остался один в заброшенном лесном доме во время грозы. Шпион был бы готов биться башкой об стену, если бы это помогло избежать еще одной смерти от рук пиромана; и уже тогда, когда он всерьез решил осуществить задуманное, предварительно выключив передатчик, чтобы не позориться перед командой, за его спиной раздалось тяжелое дыхание, а потом что-то горячее ткнулось в спину. Шпион повернулся и встретился взглядом с черными окулярами противогаза Пиро. Снайпер и Инженер на вышке: один пялится в прицел, другой — на раздатчик и турель; Скаут с Пиро захватывают документы; Медик с Демо, Хеви и Солдатом сдерживают натиск Красной команды. Рядом никого нет, а передатчик был отброшен метров на пять во время вспышки ярости и отчаяния. И Шпион сделал то, что никогда не позволил бы себе сделать раньше. Он завопил от страха и бросился бежать от опасности. Убежать, правда, не получилось: француз напоролся на высокий забор, отделяющий Респаун и поле боя от чужой территории, и, вцепившись в него, попытался перебраться. Удалось только порвать перчатки и брюки, а огнемет, тем временем, опять уткнулся в спину, заставляя Шпиона вновь повернуться, чтобы встретить смерть лицом к лицу. Mon Dieu, если бы у этого исчадия ада осталась хоть капля сострадания, пусть он увидит выражение лица врага и пожалеет его! Пусть что-нибудь пойдет не так, пусть с неба свалится метеорит, пусть в огнемете не окажется достаточно заряда, и он не сможет выпустить огонь! Огнемет фыркнул и затух. Пиро посмотрел на него, словно удивляясь, что забыл проследить за количеством оставшегося горючего. «Я не умру ближайшие секунд десять», — подумал Шпион, благодаря всех известных богов, но радоваться было рано: огнемет был отброшен в сторону, а в лоб француза ткнулась ракетница. Вот теперь он точно растерял все остатки гордости. — Attendre! — завопил. — Подожди, не убивай меня, прошу! Ракетница давила на голову, заставляя от страха цепляться за проволочный забор до побелевших пальцев, но стрелять Пиро не спешил, склонив голову набок и выжидая. — Je veux… я хочу… я хочу предложить тебе l'accord… сделку… — лепетал француз, стараясь не обращать внимания на то, что палец в резиновой перчатке скользит к спусковому крючку. — Ты оставишь меня в покое, mon ami… supplier… а я… Он внезапно замолк, осознавая, что и понятия не имеет, что предложить взамен. Деньги? Информацию? Новое оружие? Новый костюм или шляпу? Что? Что ему нужно? Что стоит достаточно, чтобы спасти жизнь Шпиону? — Всё… — выдохнул. — Всё, что попросишь, только оставь меня в покое. S'il vous plaît. Пиро не реагировал. Наконец, он сделал какое-то движение, от которого Шпион вздрогнул, но выстрела не последовало. Красный убрал ракетницу на пояс и поднял свой огнемет. Француз облегченно выдохнул и зажал рот рукой, когда вместе с дыханием из него чуть не вырвался всхлип. — Я… я приду к тебе вечером, mon ami, — сказал Шпион, чуть успокоившись, — и мы обговорим условия сделки. Bien? Пиро не ответил, но, наверное, молчание можно было воспринимать как знак согласия. Шпион принялся медленно отодвигаться подальше от маньяка. Оказавшись в как будто бы безопасности, он исчез и не появлялся до тех пор, пока Администратор не объявила об очередной победе Синей команды. Разумеется, Пиро хотел убить врага: его страна, пьяно задыхаясь, требовала жертв. Но когда враг взмолился о пощаде, Красный будто бы пришел в себя. Человек, стоящий перед ним, был напуган настолько, что дрожал всем телом, путался в двух языках и просил не убивать его в обмен на… Пиро не понял, на что. Всё? Что это значило? Что Синий пересмешник хотел дать ему? Он сказал, что придет вечером, отошел немного и исчез. Пиро провел пальцем по стволу огнемета и задумался. Можно было пристрелить Шпиона прямо сейчас — Красный буквально чувствовал, как тот стоит метрах в пяти от него — но Пироландии не понравится невидимое убийство. Сейчас она плясала перед ним, то появляясь, то исчезая, болезненно давила на виски и заставляла пальцы, держащие оружие, хоть и не заряженное, чуть подрагивать. Возвращаясь домой, в свою комнату, Пиро думал. Шпион сказал, что готов отдать все за то, чтобы дожить хотя бы до конца раунда. Медик сказал, что если Пиро хочет избавиться от сумасшествия, он должен убить Шпиона, потому что от этого становится легче. Что выбрать? Синий отдаст все, что угодно за то, чтобы его оставили в покое, но насколько далеко он готов зайти? Пиро знал три способа хотя бы на время избавиться от галлюцинаций. Первый — морфий. Можно было уговорить Шпиона приносить морфий с базы BLU. Однако свой Медик сказал, что если наемник умрет от наркотиков, Респаун его не восстановит. Умирать пока не хотелось. А чужой Медик заметит отсутствие лекарств, если они будут пропадать постоянно. О том, что они будут пропадать постоянно, Пиро знал: уже попадал в переплет, и если бы не Красный Медик, пришедший на помощь, кто знает, что бы сейчас было. Второй — убийства. Пиро мог бы не обращать внимания на эту сделку, но ему очень не хотелось еще раз видеть на лице Шпиона такое же выражение, как сегодня. Это пугало. Это заставляло задуматься, стоит ли работа того, чтобы видеть такие эмоции на лицах жертв. Раньше Пиро не замечал этого: поджигал и уходил, заставляя жертву корчиться в агонии. Иногда добивал топором. Иногда стрелял из ракетницы. А сейчас, почему-то, не смог выстрелить. Все наемники знали, что умереть на поле боя можно от всего, начиная от кулаков Хеви и заканчивая разбитой бутылкой Демо. Шпион, казалось, был готов умереть от всего, кроме огня. Пиро подумал, что ему, скорее всего, это надоело. Красный действительно слишком сильно сосредоточился на пересмешнике, не давая ему ни шагу прохода. Третий способ… Пиро никогда не пользовался третьим способом. Нет, он, конечно, знал, как это делается, читал об этом, но не использовал сам. Шпион не согласится на это. Шпион может зайти слишком далеко, но никогда не согласится на это. И тогда Пиро вновь задумался. Может быть, виной тому была вновь появляющаяся Пироландия, заставлявшая мысли, даже самые отвратительные, играть цветными красками. Если Шпион не согласится, его можно заставить. Силой. В том, что он сильнее, Пиро не сомневался. Он попытался засмеяться, но смех получился злым, истерическим, благо никто не мог его слышать. Шпион придет к нему ночью, чтобы поговорить о сделке. Пиро знал, о чем его попросит. И впервые в жизни надеялся, что к тому времени Пироландия не успеет отпустить его: в свете Реальности эти мысли и надежды казались отвратительными. Шпион стоял перед дверью. Базы RED и BLU не отличались друг от друга расположением комнат, но француз все равно боялся, что сейчас он откроет дверь и попадет в комнату, например, Демо или Хеви. Конечно, команды убивали друг друга только на поле боя, а вне его довольно тепло общались между собой, но кто знает, что эти двое могли сделать с врагом, который забрел на их территорию так поздно. Было начало мая, по ночам уже было светло, поэтому то, что Шпиону удалось пробраться на чужую базу незамеченным, можно было считать огромной удачей. Он прятался по углам, накапливая заряд часов, чудом избежал скрипучей лестницы, ведущей на базу, и один раз нырнул в кладовку, чтобы скрыться от Снайпера, решившего прогуляться до туалета. Про себя отметил, что надо будет намекнуть ему, что труселя в пузыриках плохо сочетаются с брутальностью австралийца. Теперь Шпион стоял перед дверью комнаты Пиро и думал, правильно ли он вообще поступает. Если уйдет сейчас — завтра за ним опять будут гоняться по всему полю с огнеметом, а французу больше не хотелось переживать таких же унизительных минут, как сегодня днем. Если откроет дверь — что знает, что там будет ждать, и чего попросит Пиро в обмен на неприкосновенность Шпиона. Однако больше медлить было нельзя, поэтому он постучал, дождался, пока ему откроют и вошел, отмечая про себя, что замок на закрывшейся двери защелкнулся сам по себе. Комната пугала меньше, чем ее хозяин. Она была небольшой, даже маленькой, с одним окном, которое сейчас было занавешено темными шторами. Лампочка под потолком светила тускло, грозя вот-вот перегореть, но даже в ее свете можно было заметить большого плюшевого Надувнорога, сидящего на шкафу с вещами и шляпами. Кровать, стоящая у стены, была расправлена, словно хозяин комнаты только что встал, открывая двери. На спинке кровати висела верхняя часть костюма — судя по всему запасного, так как своего Пиро не снял, продолжая таращиться на гостя окулярами противогаза. Шпион сел на краешек кровати, осматриваясь. Его взгляд бродил по стенам, завешанным картинками, вырезанными из детских журналов, и иногда натыкался на глупые рисунки и фотографии Красной команды. Пиро сидел на полу, на прожженном ковре и в упор смотрел на гостя. — Ну, — Шпион кашлянул, — я здесь, mon ami. Шпионы всегда выполняют свои обещания. Ты не стал убивать меня, а я в ответ выполню твою просьбу. Есть ли что-то, чего ты хочешь? Он нервничал, а когда Пиро поднялся с пола и сел рядом, вздрогнул, отсаживаясь подальше. Пироман придвинулся ближе, продолжая смотреть на француза: за стеклами противогаза не было видно выражения его лица, но Шпион надеялся, что в глазах Красного не мелькает безумная жажда убийства. — Écoutez… Что произошло дальше, Шпион так и не понял. Казалось, что он просто сидел на кровати, а уже спустя полмгновения оказался прижатым к ней. Попытался было подняться — не получилось: Пиро буквально уселся на него, ощупывая и избавляя от револьвера, балисонга и часов невидимости. Попытался было позвать на помощь, наплевав на гордость, — неудача: рот заткнули два пальца в резиновой перчатке, дав вырваться только хрипу, похожему на предсмертный. Вконец разозлившись, француз сжал челюсти, и Пиро, охнув, одернул руку, но ненадолго: вторая рука придавила голову Шпиона лицом в подушку, лишив возможности извиваться в попытках выбраться, а первая, вернувшись спустя пару секунд, надежно зафиксировала руки француза за спиной. Все, что оставалось Синему — яростно дергать плечами и пытаться скинуть с себя сумасшедшего. — Fils de pute! Qu'est-ce que tu fais?! Шпион закашлялся — в легких перестало хватать воздуха — и в тот же момент Пиро убрал руку с головы Шпиона, давая ему возможность повернуться и сделать вдох. Заметив, что жертва продолжает сопротивляться, повторил маневр. И еще, и еще, до тех пор, пока Шпион, словно задумав что-то, не перестал дергаться, тяжело дыша и шипя ругательства сквозь зубы. Он никогда никому не поддавался. Он никогда не позволял себе терпеть унижения от других. Даже Синий Хеви, один раз решивший посмеяться над ним, больше не повторял эту ошибку, боясь последствий. Поэтому, когда Пиро отпустил руки Шпиона, француз ударил его, вложив в удар всю свою силу. Тут же поплатился за это: Красный вновь перекрыл ему доступ к кислороду, свободной рукой стягивая синий пиджак и отбрасывая его в сторону. На этот раз он хладнокровно ждал, не убирая руки, пока не дождался полухриплого-полувсхлипывающего «Je vous prie...» — доказательства полной победы. Шпион действительно всхлипывал, прекратив все попытки сопротивления; а когда рука в резиновой перчатке коснулась позвоночника, скрытого белой рубашкой, и с нажимом провела по нему от шеи до поясницы, придя в себя, внезапно понял, что от него хотят. — Non! — дернулся еще раз, когда почувствовал, что Пиро пытается стянуть с него брюки, причем с успехом. — Нет-нет-нет, неужели это все, что тебе нужно? Послушай, мы же можем договорить… ся-а… Разум Шпиона кричал, что нужно бороться до последнего. Умрешь — вернешься на Респаун, а потом можно будет вдоволь поиздеваться над противником. Но тело, почему-то, с завидным упорством откликалось на садистское подобие ласок, коим его награждал Красный сумасшедший. Прикосновения резины к коже заставляли вздрагивать: Пиро, скорее всего даже не осознавая этого, знал, что именно необходимо делать, чтобы заставить Шпиона извиваться и шипеть, прикусывая губу. Француз даже не замечал, что хватка маньяка ослабла, и теперь ничего не мешало просто встать с кровати и уйти куда подальше. А потом пришла боль, настолько сильная, что из глаз брызнули слезы, и Шпион закричал бы, если бы рука Пиро вновь не закрыла ему рот. Красный, казалось, потерял над собой контроль, вдалбливая Синего в кровать так, что та ходила ходуном. Ему было все равно, что жертва под ним всхлипывает не от удовольствия, что маска француза намокла от текущих по лицу слез; а Шпион, пытаясь хоть как-то унять боль — и физическую, и душевную — в конце концов отключился, чтобы не видеть, не слышать и не чувствовать происходящего. Это оказалось лучшим решением. Пиро проснулся и встал. Нет, не так: он очнулся, подпрыгнул из лежачего состояния и вскочил с пола, а буквально спустя мгновение грохнулся обратно, словно ноги его не держали. Пироландия не отпустила его вчера вечером и ночью. Более того, увидев сдавшегося Шпиона, она как будто решила, что грядет новое убийство, и вновь опьянила Пиро. Он сам не знал, что на него нашло, но он не послушался ее совета об убийстве. Он… он сделал нечто отвратительное. И Пироландии это не понравилось. Волшебной стране не понравилось, что ее житель занимается такими неволшебными вещами, и она не просто исчезла: она взорвалась, как бомба-липучка Демо, оставив после себя безумные ощущения во всем теле, и в тот же момент Пиро понял, что он делает. Он прижимал к кровати Синего Шпиона, лежащего в одной рубашке, намокшей от пота, одной рукой зажимая ему рот, а другой держа за поясницу, не давая двигаться. Выражение лица Синего пересмешника было чем-то средним между гримасой ужаса и боли, но глаза были закрыты. Он словно был выключен и, казалось, даже не дышал. Пиро отстранился от него и, укрыв одеялом, сполз на пол. И внезапно понял: что-то вокруг не так. Мир вокруг… комната вокруг… казалась такой удивительно реальной! Он сложил пальцы рук вместе и почувствовал ощущение резины на них — перчатки. Он слышал собственное хриплое дыхание, вырывающееся из противогаза. Чувствовал его запах. Видел все так ярко, несмотря на затемненные стекла очков и шторы на окне. Пиро и забыл, когда последний раз ощущал мир всеми чувствами, когда последний раз вообще ощущал его. В голове не стучали глупые волшебные мысли и боль, отдаваясь в висках, перед глазами не маячили цветные радужные круги. Красный, неуклюже нагибаясь, поднял вещи Шпиона и положил их на пол рядом с кроватью. Даже когда он брал револьвер, не возникло желания выстрелить, убить, подпитать энергией свою волшебную страну; а сэр Надувнорог, степенно устроившийся на шкафу, казался, скорее, глупой насмешкой, чем лучшим другом, живущим в Пироландии. Пиро прислонился к шкафу спиной и закрыл глаза. Сейчас, утром, он лежал на полу и смотрел, как узор на ковре начинает менять свою форму, как причудливо изгибаются ворсинки, смешиваясь с пятнами, оставшимися после огня. Шпиона не было, не было и его вещей. Пироландия, прогнав незваного гостя, возвращалась, сдавливая виски и туманя разум, но Пиро до сих пор помнил ощущение полного возвращения в Реальность. И ему хотелось ещё. Шпион очнулся часа через два. Перевернувшись, вздрогнул, шипя сквозь зубы «Merde…», попытался встать. Тело отдавалось дикой болью, перед глазами плясали цветные круги, запачканные рубашка и маска неприятно липли к телу. В конце концов он сполз на пол, опираясь на спинку кровати, в темноте нашарил свои вещи и оружие и, активировав часы невидимости, ушел, вскрыв замок с помощью балисонга. Путь до базы оказался невероятно трудным и долгим, зато о невидимости можно было не волноваться: Шпион, пошатываясь, шел с такой скоростью, что часы копили заряд быстрее, чем тратили. В своей комнате он бросил вещи на пол, содрал с себя рубашку, перчатки и маску и упал на кровать; его моментально вырубило снова, и очнулся француз, когда на улице уже было совсем светло. Боль немного утихла, но кожа еще помнила ощущения от резиновых перчаток, заставляя Шпиона ежиться. Он вернул маску, надел халат и отправился в душ, где, включив горячую воду, просто стоял и пялился на противоположную стену. Что произошло? Шпион, мягко говоря, не обрадовался, когда ему сказали, что работать придется с сумасшедшим пироманьяком. Потом оказалось, что в свободное от работы время этот пироманьяк рыдает над грустными мультиками и плетет веночки из цветов для всей команды. То есть, в принципе, совершенно безобиден. И Шпион почему-то надеялся, что Красный Пиро будет таким же. Что самое страшное, что его могли заставить делать — раскрашивать картинки в журналах или заплетать друг другу косички. О том, что его поимеют, он даже не догадывался. Причем как! Француз сжался и обхватил плечи руками, но разум, словно решив поиздеваться, продолжал подкидывать картинки прошлой ночи. Пиро был безумен — Шпион чувствовал это — он не соображал, что он делает, и, останься у Шпиона хоть капля сил, он бы выстрелил в голову этому садисту, увидев, что тот мирно спит на полу. Может быть, и надо было выстрелить, но не в Пиро, а в себя, чтобы оказаться на Респауне в полном порядке; и не пришлось бы час провести в душе, половину времени просто смотря на бегущую воду, а половину — смывая с себя несуществующую грязь. Вернувшись в свою комнату, Шпион вновь лег, надеясь заснуть, чтобы хотя бы выглядеть отдохнувшим человеком к началу боя. Спать не получалось: все тело болело так, словно его жгли огнем в буквальном, а не метафорическом смысле. К Медику идти нельзя: он сразу догадается, в чем дело и, даже если не будет задавать вопросов, станет странно коситься. И, кто знает, может быть, однажды не удержит язык за зубами. Француз как-то не хотел рассказывать, что ему, ради сохранения жизни и рассудка, пришлось подстелиться под члена Красной команды. Когда прозвенела сирена, объявляющая о том, что до начала боя остался час, он чувствовал себя настолько разбитым, словно по нему только что проскакала вся Красная команда. Быстро собрался, позавтракал, отмалчиваясь и хмуря брови, и сделал вид, что не выспался и просто хочет, чтобы весь этот бой поскорее закончился. Команда, знающая о нездоровом интересе Пиро к Шпиону, списала всю эту усталость на нежелание опять попадаться в лапы маньяка, и не стала лезть с расспросами; поэтому Шпион, появившись на Респауне, хрипло мурлыкнул «После вас», получил немного сверхлечения, которым Медик старался наградить всех перед битвой, и наконец-то почувствовал себя лучше. Стоило выйти на поле, как думать только о себе стало невозможным: три точки, светящиеся красным цветом, нуждались в захвате, но команда RED не желала отдавать их просто так. Они уже успели отстроиться и приготовиться к битве, и теперь развлекались, глядя, как противники пытаются прорвать оборону. Шпион, изображая Красного Скаута, за которым с битой гнался Синий, молнией метнулся к первой точке, мимолетным движением поставив жучок на турель, удачно развернувшись, всадил балисонг в спину зазевавшегося Инженера, а после, пританцовывая и на пару со Скаутом захватывая точку, ушел в невидимость, не забывая осматриваться в поисках Снайпера. Так и получилось: пятнышко лазера, резко заплясавшее по телу парня в синей рубашке спустя мгновение оставило на его лбу окровавленную сквозную дырку, и захватывать точку стало некому. Шпион вздохнул, вновь становясь видимым, и точка посинела до конца. Почти в то же мгновение — резкая боль и темнота. Оказавшись на Респауне, француз потер внезапно заболевший лоб. Все-таки не стоило высовываться, предоставив остальной команде право попасть в прицел винтовки; зато первая точка теперь принадлежит им, и Красные не смогут отбить ее обратно. Шпион прислушался: судя по крикам и взрывам и снаружи, и из передатчика, битва там была нешуточная. Он превратился в Инженера, выбежал с Респауна, в прыжке угодил в синий телепорт и появился у только что захваченной точки. Красного Снайпера, наверняка понявшего, что здесь больше добывать нечего, можно было не бояться. Шпион отряхнул костюм, проверил маскировку, сбежал с точки и замер. Мимо него ко второй точке молнией метнулся Красный Пиро. Можно было подумать, что он просто потерял нюх на шпионов, однако пироман всего на пару секунд замедлился, повернув голову в сторону Шпиона и чуть склонив ее набок — и тут же, словно забыв об этом, побежал дальше. А Шпион, сам не понимая, что он делает, выхватил револьвер и прострелил врагу голову, к чертям послав всю маскировку. Выстрелил, убрал оружие и выдохнул, пытаясь успокоиться. Однако радость от возмездия длилась недолго: голову вновь пронзила резкая боль, и темнота Респауна приветливо распахнула двери, встречая неудачника. Красный Снайпер и не думал уходить с насиженной точки. Синяя команда продула, захватив всего лишь одну точку. Было ли дело в Шпионе, который, даже несмотря на отсутствие огненной опасности, не мог нормально сражаться, или в Солдате, который, поняв, что они проигрывают, бросил ракетомет, схватил союзника за пиджак и принялся трясти так, что бедняге оставалось только мотать головой как китайский болванчик. Важно было то, что Шпион, уже после боя, вдруг понял, в чем дело: не хочешь, чтоб твою голову разбили саперной лопатой — выигрывай; хочешь выигрывать — отвлекай Красного Пиро. А отвлечь Красного Пиро, сохранив остатки разума и возможность убегать хотя бы метров на десять от Респауна, выходит, можно было только одним способом. Пиро мог бы подождать еще немного, памятуя о сделке, но, после того как он оказался на Респауне по вине Синего пересмешника, Пироландия взбесилась больше прежнего, так что себя он после этого осознал только разделывающим Синего Скаута на мелкие части пожарным топором. В волшебной стране это выглядело как удары по пиньяте, в Реальности — адом, и нужно было выбирать из двух зол меньшее. На следующий день Пиро выждал, пока команда уйдет на поле боя и только потом выскочил следом. Побегал, поливая всех огнем и вычисляя свою цель и, наконец, следя, чтобы Синие не заметили его, схватил за руку Красного Инженера и потащил его за собой. Со стороны это выглядело так, словно союзник ведет союзника, ну, скажем, следить за своей турелью или построить телепорт. Однако Пиро знал, как тяжело было сделать вид, что ты действительно тащишь друга, следя, чтобы рука не провалилась в голограмму. Когда его, предварительно лишив передатчика, приперли к стене в одном из закутков Красной базы, Шпион показал себя во всей красе: он пытался кусаться, царапался, лягался и выворачивал руки чуть ли не до хруста в попытках выбраться из захвата. Однако когда Пиро, поставив его лицом к стене, с нажимом провел по спине, заставив прогнуться, сдался. В этот раз отключиться ему не удалось, и он, дергаясь от каждого резкого движения, до крови закусывал губу, чтобы не хрипеть и не стонать. Шпиону, как понял Красный, удовольствия это никакого не приносило. В этот раз Пиро потребовалось больше времени, чтобы прийти в себя, поскольку вспышка непонятного ощущения и чувства «включения» Реальности была такой сильной, что он чуть не задохнулся, выпуская Шпиона из захвата. Тот сполз на пол, тяжело дыша, а Пиро пытался справиться с легким головокружением и осматривался вокруг, словно запоминая, как выглядит база RED, когда мозг не затуманен галлюцинациями. Он обернулся, и в этот момент пересмешник вновь выстрелил ему в голову; эта смерть — яркая, обжигающая, проходящая судорогами по всему телу — заставила Пиро на какое-то время остаться на Респауне, который тоже выглядел ярким, реальным и живым, и осмыслить происходящее. Он впервые понял, что умирать больно, и задумался, что наемники чувствуют эту боль постоянно. Пиро понял, что Шпиону тоже больно, когда он с такой силой вжимает его в стену и так грубо берет. Но все эти мысли, все эти минусы Реальности не шли ни в какое сравнение с плюсами, и пироман, проживший большую часть жизни в бреду и галлюцинациях, был готов на многое ради того, чтобы хоть на время приходить в себя. Прошло две недели, три недели, может быть, месяц — Шпион не считал. Для него все дни слились в кинопленку с единственным кадром, и, каждый раз выходя на поле, он знал, что его там ждет. Точнее, кто его там ждет. Раньше француз боялся, что будет, как остальные наемники, совершенно спокойно относиться к смерти. Теперь — сам относился спокойно, но не к смерти. К тому, что в любой момент боя его, даже замаскированного или невидимого, может схватить рука в резиновой перчатке и потащить за собой. К тому, что в каком-нибудь укромном уголке — Пиро, казалось, знал все тайные места баз лучше Шпионов — его будут мучительно оттрахивать, вжимая в стену и оставляя красные следы на ягодицах. К тому, что, когда все закончится, Пиро останется с ним на какое-то время, оглядываясь по сторонам, словно видит место вокруг впервые, а он, Шпион, даже не всегда будет в состоянии выстрелить ему в голову или воткнуть нож в спину. Исчезнет, и будет сидеть и ждать, пока Красный отправится на бой, и уже после, приведя себя в порядок, ринется помогать своим. Соотношение «победы — поражения» Синей команды сдвинулось к соотношению 50/50, но и Солдат перестал хвастаться, что «чертов лягушкоед воюет лучше, чем вся команда»; он перестал это делать уже давно, воспринимая победы как должное. Шпион же мучился так, что, знай он тогда, к чему это приведет, предпочел бы смерти сделке с пироманом. Он понимал, что только потому, что он стелется под Красного Пиро, тот в упор не замечает его на боях, просто смахивая жучки с турелей и изредка поджигая, если француз слишком наглел. Он понимал, что если не произойдет что-то из ряда вон выходящее, сделка окончится только с чьей-нибудь смертью. Он понимал, что нужно просто прийти в себя и остановить это безумие самому, но не мог этого сделать. Шпион сходил с ума и понимал, что ему начинает нравиться то положение, в котором он находится. Он просто начал включать невидимость, когда Пиро тащил его за собой, следя при этом, чтобы другие не заметили странного поведения союзника или соперника. Уже будучи вжатым в стену, ящик или то, что попалось Пиро под руку, все еще сопротивлялся, но теперь больше для вида, потому что с каждым разом тело, против воли Шпиона, все охотнее откликалось на прикосновения резиновых перчаток. И всхлипывал теперь не от злости и унижения, а, скорее, от того, что до этой ситуации понятия «пассивность» и «жесткий секс» не входили в лексикон утонченного француза, и ощущения, которые он сейчас испытывал, были нечто средним между мазохистским удовольствием и болью, иногда резко колеблясь то в одну, то в другую сторону. Может быть, это было связано и с тем, что Пиро как будто бы сам перестал быть тем садистом, каким его называли. Его движения стали более плавными, толчки — более медленными и мягкими, а ласки действительно стали походить на ласки. Во всяком случае, Шпиону очень хотелось думать, что этот сумасшедший действительно стал менее… менее сумасшедшим. Где-то в глубине своего мозга Синий держал легкую неуловимую мысль: может быть, это сумасшествие пиромана исчезает благодаря ему. Может быть, когда-нибудь настанет тот момент, когда Пиро перестанет вести себя как… не знаю. Когда-нибудь эти пытки прекратятся. Шпион говорил про себя «пытки», но это казалось странным: то, что происходило сейчас, слишком сильно отличалось от того, что произошло в их первую встречу. Когда Пиро внезапно подал ему руку, чтобы помочь подняться, француз растерялся. Красный пожал плечами, одним рывком поднял его на ноги, вернул передатчик, отряхнул костюм и отправился на поле боя, абсолютно не боясь поворачиваться спиной. Синий, прислонившись к какому-то ящику, приходил в себя. Это было… нет, не странно. Ожидаемо, что ли. На поле боя Пиро изредка оглядывался по сторонам, боясь ножа в спину, а Шпион выжидал в укромных углах, избегая волны огня. Но здесь не поле боя; здесь они, казалось, перестали бояться даже того, что их кто-нибудь может обнаружить. Француз мысленно повторил « они» несколько раз, и с каждым разом пауза после слова становилась все длиннее. Странно, странно, стран… Он вздрогнул, поняв, что передатчик уже минуты две плюется воплями в стиле «Да где же этот …, …, трикстер!». Бой за точки почти закончился. Командам было как будто бы плевать, куда постоянно пропадают пересмешник и пироман. Шпион появлялся к середине боя или исчезал в конце и возвращался уже после его окончания — его встречали насмешками в стиле «Что, красный огненный монстр опять до тебя дорвался?». В Красной команде наверняка было все то же самое, за исключением того, что Пиро превращался в «бегающего за Синим лягушатником». Но ведь Пиро и должны поливать огнем, а Шпионы — избегать этого огня. Синий Пиро и Красный Шпион, во всяком случае, делали именно так. Так что же пошло не так у Красного Пиро и Синего Шпиона? «Всё, — думал Шпион, сидя в кресле и выкуривая уже четвертую сигарету, — всё, всё не так, diable! Я ничего не понимаю, абсолютно ничего! C'est étrange. C'est très étrange. Это слишком сложно для меня». Он потер переносицу. Если бы месяц назад, когда все еще только начиналось, кто-то сказал бы Шпиону, что он будет сидеть и думать, что ему делать, что ему сказать и как себя вести по этому поводу, француз бы засмеялся и пустил этому наглецу пулю в голову. Тот, кто сказал бы, что Шпион будет нервничать, не зная, как ему поступить, словил бы нож в спину, и Респаун его бы не спас. Шпион курил, посыпая пеплом ковер и не замечая этого, залпом выпивал дорогой виски, забывая наслаждаться вкусом, и пытался, отвечая на десятки и сотни собственных вопросов, уловить самую странную и самую безумную из мыслей, которая когда-либо застревала в голове безжалостного и бесчувственного убийцы. Пиро жег траву во дворе. Резиновые перчатки были отброшены в сторону, побелевшие от напряжения пальцы сжимали огнемет. От огня рукам было горячо, а дым клубился перед окулярами противогаза, мешая увидеть хоть что-либо. Пиро думал. Обо всем, что приходило в голову, думал, задумывался, старался хоть как-то сосредоточиться на чем-то обычном. Не получалось, и мысли возвращались к Синему Шпиону. Пиро что-то ощущал к нему, но не мог понять, что, и это настораживало его. Раньше все было легче. Раньше всеми чувствами пиромана управляла Пироландия. Но сейчас… она сдалась. Она забралась в самый дальний угол, и оттуда возмущенно шипела, боясь появляться в мыслях. Пиро и не думал, что волшебная страна может быть такой злобной. Закончив, он приподнял маску, вдыхая. В нос пальнуло запахом горелой травы, холодный ветер обжег язык, и Пиро рассмеялся. Пьяный Демо, вышедший во двор, чтобы проветриться, таращился на эту картину как маленький ребенок — на связку воздушных шариков. — Уйди, — бросил ему Пиро, опуская маску и надевая обратно перчатки, и Демо, икнув, последовал совету. Шотландец и не вспомнит завтра, что он видел, списав все на алкоголь, но Пиро все равно не хотелось, чтобы кто-то знал, что он сейчас делает. Он затоптал горящую траву, подхватил огнемет и, присвистывая, направился в свою комнату. Завтра будет новый бой. Завтра Пиро увидит Шпиона. Все будет хорошо. Все изменилось. Синяя команда не могла нормально работать, и виной тому был Красный Снайпер, нашедший хорошее убежище. Красная команда, однако, нервничала ничуть не меньше: Синий Инженер поставил турель в надежном месте, контролируя ее Поводырем и распивая пиво на пару со Скаутом, сидящим у раздатчика. Обычный день, обычная битва. Шпион не видел Пиро, но списал это на его занятость. К точке невозможно было подобраться, и он, наверно, на пару с Медиком искал обходные пути, чтобы уничтожить турель. Словно отвечая на его мысли, откуда-то далеко раздался предсмертный крик: Снайпер умудрился вывести Синего Инженера из игры, и турель потеряла свое преимущество. Из передатчика также раздался дикий вопль: Красный трикстер добрался до Солдата. Действовать надо было быстро. Шпион ушел в невидимость и вильнул, давая дорогу Хеви, несущемуся напролом. Стоило гиганту выйти, как его почти сразу снесло ракетой. Красный Инженер последовал примеру Синего, также разместив турель в укромном уголке и управляя ей издалека. Действовать надо было вдвойне быстрее, с учетом того, что Красный Демо уже вовсю танцевал на точке. Итак, Красный Скаут, подбегающий к нему, почти занес биту для удара, но его руку пробила пуля, заставив вскрикнуть и потерять свою маскировку. А следом рванули бомбы-липучки. Выбегая с Респауна в виде своего коллеги-противника, Шпион раздумывал над своей тактикой. Уйти в невидимость и бежать напролом — не прокатит. Нужно было уничтожать либо турель, либо Снайпера. Француз выбрал первый вариант и метнулся туда, где, по его мнению, обосновался Инженер. Пропустил вперед еще одного Хеви, извернувшись и всадив нож ему между лопаток, отбежал в угол, принимая личину убитого врага, и принялся подниматься к турели. Стоило показаться — в шею воткнулся десяток шприцов, а на голову обрушилось пламя. Вот и нашлись потерянные Медик и Пиро. Бой почти заканчивался, и нужно было придумать новую тактику. Шпион, превратившись в Красного Медика, осмотрел точку и ближайшее поле боя: слишком мало людей и слишком много бомб-липучек. Синему Снайперу сегодня не везло, Красному — даже слишком, значит нужно было убирать именно его. В прошлый раз Шпион успел добраться до базы и теперь примерно предполагал, где стоит искать стрелка. Самый последний этаж базы RED с огромным окном и очень скрипучими половицами. Тем не менее, стоило рискнуть. Риск почти удался. Снайпер даже не услышал, как кто-то подкрадывается сзади. Бесшумный балисонг вонзился в спину стрелка… и встретил на пути преграду, ударившую током. Австралиец развернулся мгновенно, выбив из руки противника оружие. — Что, не успел сныкаться, да? Рука не болит? — Мерзкий любитель кенгуру, — прошипел Шпион, растирая руку, в которую попал заряд Бронепанциря, — и все твои мерзкие… зассанные… фокусы… — О-ох, я обидел бедного трикстера. И что же ты сделаешь? Побежишь жаловаться на меня своему пироману? Шпион опешил. На мгновение ему почудилось, что все это его собственный бред, что Снайпер произнес что-то совсем не то. В самом деле… Как? — Ч-что? Снайпер рассмеялся. На самом деле он смеялся, но французу показалось, что стрелок заливался истерическим злобным смехом. Одним легким движением он вонзил и вытащил кукри, заставляя Шпиона грохнуться на пол, истекая кровью. — Я не заляпал вам костюм, месье лягушатник? Но я зря волнуюсь о таких вещах. Вполне возможно, что это все — пустяки, по сравнению с тем, что вы с нашим Пиро творите, прячась в укромных уголках базы… — К-как? — простонал Шпион, сворачиваясь в клубок, чтобы хоть как-то унять кровотечение. Не получилось. Темнота Респауна вроде бы была не так опасна, но первое, что встретило француза после возрождения — подхват под грудки и резкий удар об стену. — ТЫ ВОНЮЧАЯ ФРАНЦУЗСКАЯ ШЛЮХА! МОЕЙ КОМАНДЕ НЕ НУЖНЫ ВРАЖЕСКИЕ ПОДСТИЛКИ! — Qu'est-ce qui se passe?! Как будто большая часть команды BLU, выведенная из строя липучками Красного Демо, сидела на Респауне и ждала момента, когда Солдат начнет награждать Шпиона ударами — туда, куда попадет. — ДОЛБАННЫЙ КРАСНЫЙ ТРИКСТЕР, — удар, — СКАЗАЛ МНЕ, ЧТО ТЫ, — удар, — СТЕЛЕШЬСЯ ПОД КРАСНОГО ПИРО, — удар, — ВМЕСТО ТОГО, ЧТОБЫ, — удар, — ВЫЙТИ НА ПОЛЕ, — удар, — И ДРАТЬСЯ… — Bist du verrückt?! Оставь его в покое! Медик попробовал вмешаться, но Солдат, чуть ли не ударив его, отпихивая, продолжал бить, говоря что-то про честь, про сделку, про мужество… Шпион уже хрипел, харкая кровью, начал отключаться, а когда серое бессознательное состояние сменилось чернотой, понял, что дело плохо; в то же мгновение над головой раздался голос Администратора, объявляющей о проигрыше Синей команды. — Я не понимаю… Пиро молчал. Все — и RED, и BLU — знали, и все благодаря Красному Шпиону, проследившему и разболтавшему обо всем. И непонятно было, что хуже: то, что сейчас происходило в Синей команде, или то, что Медик стоял, опираясь на письменный стол, и по его лицу было видно, что он взволнован. — Когда я сказал, что тебе нужно сосредоточиться на Шпионе, я не имел в виду… это. Я не имел в виду, что ты будешь принуждать его к… Я не понимаю… Зачем? Пиро все молчал. Медик протер очки и глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, что у него получалось с трудом. — Твое… Ваше психическое состояние улучшилось, Herr Pyro. Если это так, то все становится еще более запутанным.Ты… Вы сами не заметили этого? Пиро заметил. Заметил, что Пироландия почти исчезла, появляясь только в ночных кошмарах. Заметил, и ему, почему-то, хотелось сказать Шпиону спасибо за это. Однако тот ничего не понял, и Красному пришлось просто вздохнуть и уйти. Все было почти что в порядке… до сегодняшнего дня, когда, вместо того чтобы встретить француза, Пиро должен был остаться и защищать турель, а вместо того чтобы радоваться победе, Медик потащил его в лабораторию. Остальная команда, улюлюкая, носилась по полю, но среди этой катавасии Пиро увидел самодовольно ухмыляющегося Шпиона. Это злило. Пиро еще не придумал, как отомстит ему за это, но то, что он отомстит — точно. То, что он сделал, словно разрушило что-то странно-хрупкое, что-то, что и без этого держалось на добром слове, как выразился бы Хеви. Пиро, правда, не знал, что, но чувствовал: просто склеить это не удастся. Медик, поняв, что от него ничего не добиться, отпустил, отправив в свою комнату. Пиро молча пошел, шлепнулся на кровать и поднял руки кверху. На потолке висел приклеенный на кусочек скотча наспех сделанный рисунок Синего пересмешника, и Пиро, сам не понимая, что он делает, стянул противогаз и посмотрел на него еще раз, уже не через затемненные стекла. Пересмешник улыбался. Шпион очнулся на Респауне в полном одиночестве и тут же исчез. Спустя пару минут дверь его комнаты закрылась на ключ, кровать прогнулась, а одеяло взлетело само по себе. Из-под него раздались звуки, похожие на сильно приглушенные рыдания. Спустя полчаса взволнованный Медик стучал в дверь комнаты. — Шпион! Шпион, послушай, мне нужно… — TAIS-TOI ET SORS! — по двери что-то грохнуло: судя по всему запущенный в полет балисонг. Медик вздрогнул и ушел, бессознательно последовав приказу. Француз не спустился к ужину, даже из своей комнаты слыша, как рычит с кухни Солдат, как вторит ему Хеви, и как их обоих пытается успокоить Медик, Пиро и вусмерть пьяный Демо. Главной темой разговоров являлся, конечно, он, Шпион, и, слушая, какие вещи говорит о нем команда, ему хотелось позабыть про манеры, напиться и взвыть от отчаяния. Сам виноват, конечно. Нужно было найти момент и пустить врагу пулю в лоб. А как найти его, если ты объят пламенем, и все, что тебе остается — сгореть? Солдат, Хеви и Демо могли позволить себе вынести половину чужой команды даже тогда, когда на них догорала одежда: попробуй-ка испугать огнем гиганта, который таскает оружие весом больше двух взрослых человек, или помешанного на войне психа, умеющего летать, выстрелив себе под ноги ракетой. Шпион, у которого из оружия револьвер да балисонг, этого себе позволить не может. Легче от таких оправданий не становилось. На следующий день, когда команда собралась на бой, место Шпиона пустовало. Точнее, он появился, когда Респаун уже опустел, активировал Плащ и кинжал и притаился у шкафчиков с оружием. Не явиться на бой нельзя, но не появиться на нем можно. Француз не выдал себя даже тогда, когда Красный Скаут, празднуя еще одну победу команды, заскочил на чужую базу и принялся палить из обреза куда попало. На второй день — все то же самое, с разницей лишь в том, что теперь Синяя команда праздновала победу. На третий день Инженер, по просьбе Медика, взломал замок чужой комнаты и убедился, хоть и не найдя хозяина, что она все еще обитаема. Когда они ушли, Шпион запер дверь и в который раз закурил, стряхивая пепел прямо на ковер у кровати. Он не появлялся на людях три дня, дожидаясь, пока все уснут, чтобы хотя бы спуститься вниз и поесть и принять душ. Больше всего на свете Шпиону хотелось, чтобы о нем забыли, или хотя бы забыли о том, что произошло. Единственным, судя по всему, человеком, который не называл француза подстилкой, был Медик. И Пиро. Ну, Медик никогда не умел злиться, а Пиро — что с него взять. Остальные не понимали, как гадко было у Шпиона на душе и как безумно он хотел стереть с себя эту гадость. Неожиданно пришла мысль об увольнении. Просто взять и уйти. Может быть, даже просто сбежать. Но на своих двоих далеко не убежишь, да и вполне возможно, что Администратор, не долго думая, просто нажмет кнопку, отвечающую за мгновенную смерть наемников. Кссссс… Тот, кто остался — вернулся на Респаун и никаких проблем. Умирать так Шпиону хотелось меньше, чем от унижений и насмешек команды, пусть и последний способ был более болезненным. Помимо этого, в голове стучала другая мысль, больше заставляющая нервничать: Пиро, что он делает? Рыщет ли по всему полю, удивляясь, насколько хорошо научился прятаться трикстер, или занимается своими делами, помогая команде? И что будет, когда — если — Шпион, преодолев себя, выйдет на бой? Будут ли его долго и мучительно поджаривать из огнемета или сразу затащат в темный закоулок? При этой мысли француз закрыл лицо руками и вздохнул. Зажженная сигарета упала на пол; рука в синей перчатке машинально подняла ее, затушила о ножку кровати, а потом кинула обратно. Вскоре к окурку на полу добавилась еще парочка таких же: Шпион совсем опустился и раскис. Пиро, Пиро, Пиро. Почему только эта мысль в голове? Что ему сказали, узнав? Наверняка списали все на сумасшествие. Шпион слышал, как Синий Медик разговаривал с Синим Пиро, как объяснял ему, что его волшебная страна — Пиро-ландия, или как там ее? — всего лишь галлюцинации. Оба пиромана жили в волшебном мире, но почему один из них остался там, а второй променял его на реальность? По какой-то своей причине или… из-за него, Синего трикстера? Кому он нужен, кроме своих собственных мыслей. Ни противникам, ни своей команде. Хотя кто знает. Шпион вдруг понял, что ему резко захотелось выйти наружу, и будь что будет. Даже если его еще раз обзовут подстилкой и выбьют дух, даже если будут шарахаться, как от прокаженного… выскользнуть на поле боя с насмешливым «Приступим?»… а там уже попасться на глаза Пиро, пойти за ним, чтобы вернуться только к середине боя или к самому концу, когда от одного человека зависит, что будет дальше — победа или проигрыш. Или сгореть — ладно, даже так. Просто… выйти, никого не боясь. Шпион не мог. Нет, вроде бы мог, но… не сейчас. Он как будто ждал чего-то, но сам не понимал, чего. — Мне нужно осмотреть вас. Пиро покачал головой, вцепившись в маску, но, под напором стального взгляда, сдался, стягивая ее. Вечерело; в лаборатории было не очень светло, но даже из-за этого света глаза резко начали болеть и слезиться. Медик, пробормотав что-то вроде «ничего не поделаешь», приподнял подбородок Пиро и посмотрел ему в глаза. — Зрачки нормальные. Если не считать проблем с аккомодацией, конечно. О чем вы сейчас думаете, Herr Pyro? Пиро приоткрыл рот, но замешкался: Медик смотрел на него так, словно уже знал, что скажет его пациент. Пришлось собраться с силами и выдохнуть: — Его нет. — Верно. Уже четыре дня. Меня, как члена команды RED, это радует, но вам, смотрю, приносит определенный дискомфорт. Я думаю, вы знаете, в чем причина. Пиро пожал плечами, стараясь, чтобы это выглядело нормально. Медик отошел и, повернувшись к письменному столу, что-то записал. — Wie ist das passiert?.. — вполголоса протянул он. — Ваше психическое состояние, — уже громче, — почти в норме, если не считать некоторых отклонений. Но это пустяки. Мы все тут безумны. Меня интересует только один вопрос: как? Немец вновь повернулся и, опершись на стол, скрестил руки на груди. — Вы сами почти исцелили себя. Как вам удалось достичь того, над чем я бьюсь уже долгое время? Неужели дело в Синем Шпионе? Ja, — заметил, увидев, как Пиро дернулся, — верно. Ему удалось найти подход к вам, пусть и таким способом. Как вижу, ни для него, ни для вас это даром не прошло. Пиро молчал. — И что же теперь? Будете дальше издеваться над ним, когда он появится, или через некоторое время вернетесь в Пироландию? — Пиг'оландия, — повторил Пиро, думая о чем-то. — Моя Пиг'оландия… Он вдруг все понял. Все кусочки мозаики встали на свои места. Пиро вскочил, напяливая маску, и метнулся к выходу из лазарета. — Halt! Остановился в дверях. — База BLU хорошо охраняется по ночам, а теперь от тебя, особенно, — как будто бы невзначай бросил Медик. — Будь осторожен. Завтра выходной, так что можешь не торопиться. И прими душ, в конце-то концов. Шпион не мог сказать, сколько времени прошло с того момента, как он выкурил последнюю сигарету из пачки: часы стояли далеко, а окна были завешены тяжелыми шторами. Он точно знал, что уснул, проснулся и уснул еще раз. Легче не становилось. Надо было что-то делать. Либо выйти на поле, либо уйти совсем. Интересно, быстро ли ему найдут замену? Француз поежился. Отпустят ли его вообще? Насколько он знал, никто из наемников еще не увольнялся. Что же… надо быть первым хоть где-то. «Прошу уволить меня по желанию команды, — он мысленно изменил эту фразу на «по собственному», — по причине…», — замешкался. Что теперь? В дверь кто-то постучал. Шпион активировал невидимость и повернулся к двери спиной. Медик никак не успокоится в своем стремлении помочь хоть кому-нибудь хоть чем-нибудь. Откуда он только взялся, этот добрый самаритянин? Стук повторился, но теперь стучали настойчивей. Спустя минуты две — еще раз, и больше стук не прекращался. Шпион выключил невидимость и поднялся. Если они хотят поиздеваться над ним — пожалуйста. Он слишком устал, чтобы сопротивляться. Француз подошел к двери, отпер ее и распахнул, готовясь выложить на стучавшего все свои познания в обсценной лексике. И замер. Перед ним стоял Красный Пиро. Шпион отшатнулся, захлопывая дверь, но слишком медленно: гость успел войти, и дверь хлопнула как раз за его спиной. Он подергал ручку, словно убеждаясь в этом, а затем двинулся прямо на француза. Тот, побледнев, начал отступать дальше и дальше — пока не запнулся об ковер и не грохнулся на пол. Все равно продолжил отдаляться до тех пор, пока не уперся спиной в кровать; а Пиро, подошедший совсем близко, опустился на колени и протянул руки к синей маске. — Non! — Шпион вцепился в костюм Пиро, пытаясь остановить его. — Нет! Vous ne pouvez pas! Нельзя снимать ее! Бесполезно. Пиро потянулся, провел указательным пальцем по краю маски, а затем резко стянул ее. И уставился на открывшееся зрелище. Может быть, Синий Шпион был моложе Красного, а может, просто хорошо ухаживал за собой. Его лицо было гладким, красивым, лишь под глазами от волнения залегли темные круги. Черные волосы были зачесаны назад, но сейчас, из-за резкого снятия маски, растрепались, падая на лоб и придавая лицу какое-то грустное выражение. Острые скулы, серо-голубые глаза — из-за Респауна, как у всех наемников — нос, кончик которого чуть смотрит вниз, опущенные уголки губ… На рассматривание всего этого ушло от силы полсекунды: француз резко оттолкнул Пиро от себя и спрятал лицо в ладонях. — Делай то, зачем пришел, — прошептал он, зажмурившись, — и уходи отсюда. Шпион, тяжело дыша, ожидал всего, что угодно, даже выстрела ракетницы в лоб. Зачем Красный вообще пришел сюда? Что, без Синего трикстера на поле боя стало скучно? Или по какой-то своей причине? Зачем? Француз не слышал и не видел, что происходит — и вздрогнул от резкого прикосновения. Он открыл глаза. Пиро снял свои резиновые перчатки, отбросив их в сторону, и осторожно прикоснулся к виску Шпиона. Пальцы были теплыми и шершавыми от ожогов. Все так же аккуратно они спустились вниз, погладив щеку, и аккуратно отстранили руки француза от его лица. Пиро легонько прикасался к нему, а Шпион, хоть и начиная немного успокаиваться, не мог понять, зачем пироман это делает. Красный прервал свое занятие, подхватил пальцами края своего противогаза и снял его; теперь настала очередь Шпиона удивленно посмотреть на Пиро. Он выглядел так, как и должен выглядеть человек, постоянно работающий с огнем. Все его лицо было в мелких ожогах, царапинках и веснушках, но это не выглядело страшно или отталкивающе. Глаза — тоже серо-голубые, с большими зрачками, под глазами большие круги, тоже от усталости, нос с небольшой горбинкой и чуть приоткрытый рот. Светлые короткие волосы, спутанные от постоянного ношения противогаза, шрам от кончика губы до середины щеки и детское выражение лица. Пиро, немного наклонив голову, тоже рассматривал Шпиона, чуть щурясь. — Пг'ости… Шпион вновь вздрогнул. Этот негромкий мелодичный голос совсем не походил на звуки, издаваемые во время боя. А еще Пиро картавил. Это выглядело забавно. — Я хотел убедиться, что с тобой все хог'ошо. Они били тебя? — он потянулся к щеке Шпиона, погладив ее. — Солдат, да? — Да, — замешкавшись, ответил Шпион, — но я сам виноват в этом. — Нет, — сидящий напротив помотал головой. — Это я. Мне не нужно было заставлять тебя… быть со мной. А потом наш Шпион г'асказал всем об этом, и тебе досталось больше, чем мне. Тебя поэтому долго не было? — Да, — Шпион не знал, как ему реагировать. Он открыл было рот, чтобы сказать еще что-то, но Пиро, внезапно потянувшись, сгреб его в объятия и прижал к себе. Француз даже через костюм чувствовал, как сильно бьется сердце Красного, но это биение… успокаивало. Словно говорило, что не все так плохо, как он думал утром. — На поле боя гг'устно без тебя, — заметил Пиро, поглаживая его по волосам. Шпион хотел было фыркнуть, но сил не оставалось: все было слишком тихо, слишком умиротворенно, слишком спокойно. Он закрыл глаза и уснул, не заботясь ни о чем. Когда Шпион проснулся, солнце пыталось забраться в комнату даже через толстые шторы. Это значило, что проспал он всю ночь, что сейчас утро, и, судя по всему, сирена, оповещавшая о начале боя, прозвенела уже давно. Merde! Он вскочил, и где-то рядом раздался голос: — Наш Медик сказал, что сегодня выходной. Шпион потряс головой, приходя в себя, и кое-что начало проясняться. Вчера он заснул, сидя на полу на коленях у Пиро, а сегодня проснулся в расправленной кровати, а Пиро, по-турецки сидящий на краешке матраса, забрал себе одеяло и завернулся в него, как ребенок. Шпион осмотрел себя и заметил, что он одет только в рубашку и трусы; проследив за его взглядом, Пиро показал рукой на кресло, на котором были сложены костюм, перчатки и маска. — Я положил. Ты будешь злиться, если они помнутся. Наш Шпион злится. Я хотел лечь с тобой, потому что ты заснул у меня на коленях и не отпускал. Но понял, что не надо. «Зря», — внезапно подумал Шпион. Он сел на кровати, проводя рукой по волосам, чтобы убрать их с лица. В голове вертелась мысль, оставшаяся там еще с вечера, но француз никак не мог сформулировать ее, поэтому просто сказал: — Я не понимаю. Пиро удивленно мотнул головой и пересел ближе. — Я не понимаю, — повторил Шпион. — Зачем ты пришел? Неужели тебе не все равно, что со мной было? Насколько я понял, твоя команда не сильно обозлилась на тебя, узнав о… нас. И все же? Пиро задумался. — У меня была Пиг'оландия, — осторожно начал он. — Волшебная стг'ана. И была Г'еальность. И они были вг'агами. Мне это не нг'авилось. Медик сказал, мне будет легче, если я буду убивать. И я стал убивать. Тебя. С тобой мне становилось легче. А потом Пиг'оландия сказала мне убить тебя, а я не послушал. И после этого она вдг'уг исчезла. Ты ушел утг'ом, и она опять появилась. Мне надо было искать тебя, чтобы я мог уходить из Пиг'оландии в Г'еальность. Потом Пиг'оландия начала исчезать все чаще и чаще. Я понял, что это связано с тобой, но мне было гг'устно, что я делал тебе больно. Я хотел сказать спасибо, но… ты бы меня не понял. И когда я уже почти вег'нулся в Г'еальность, Шпион г'ассказал обо всем. Тебе было очень плохо из-за этого. Мне тоже. Медик сказал, что я почти стал ног'мальным из-за тебя. Но он сказал, что если я не буду с тобой, то Пиг'оландия вег'нется. Я не хочу этого. Поэтому я здесь. Ну, и еще я соскучился по тебе. Вот и все. Шпион обдумывал сказанное. Чем больше он повторял про себя рассказ Пиро, тем быстрее все вставало на свои места. Но некоторые вещи оставались непонятыми. — Пироландия вернется, — повторил вслух. — Где она сейчас? Пиро посмотрел ему прямо в глаза. — Моя Пиг'оландия — Шпион, — сказал он. — Понимаешь? — Нет, — честно признался француз. Пиро потянулся к нему и поцеловал. Сначала в уголок губы, целомудренно, словно спрашивая разрешения, потом — по-настоящему; а Шпион, прикрывая глаза и отвечая, думал, где же человек, проживший всю жизнь в волшебной стране, научился целоваться. Потому что целоваться Пиро умел. Действительно умел. — Тепег'ь понимаешь? — спросил он, отрываясь, потому что в легких перестало хватать воздуха. — Теперь — да. Они немного посидели молча. Солнце, словно обижаясь, что его не пускают в комнату, начало палить еще сильнее. «Если оно нагреет снайперские фургоны, стоящие на улице, — размышлял Шпион, — у обоих динго будет веселая ночка. А впрочем… какое мне сейчас до этого дело?..». — Можно я буду пг'иходить к тебе? — спросил Пиро. — Или ты — ко мне? Я боюсь снова сойти с ума без тебя. — Можно, — ответил Шпион и, неожиданно для себя, улыбнулся, когда Пиро вновь обнял его, закутывая в одеяло. — Не спи, — вдруг засмеялся. — На улице солнце. — Не засну, mon ami, — пообещал Шпион. — Постараюсь. J'ai une bonne de sommeil quand vous êtes avec moi. Не заснуть действительно было тяжело: Пиро, легонько покачиваясь из стороны в сторону, насвистывал веселую мелодию. Шпион не знал этот мотив, но ему уже нравилась песня. — Снайпег' ведь убил тебя тогда? — внезапно Пиро посерьезнел. — А потом Солдат побил, да? — Да. Но какое это имеет отношение к происходящему? — Пг'осто, — он вновь принялся покачиваться, — у меня есть одна глупая идея. Но мне нужно, чтобы ты мне помог. Хог'ошо? Глубокой ночью, когда все уже спали, кто-то украл у Синего Пиро его любимые баночки с краской. Вор оставил записку «Не волнуйся, мы все вернем». В то же время в одной из комнат базы BLU скрипнула дверь. Затем кто-то взломал комнату Снайпера, в которой он хранил все вещи, на базе RED. С кухни той же базы были украдены большое ведро и веревка. Утром, когда Красный Снайпер отправился в свою комнату, то обнаружил пропажу Банкате. Всех. Кому понадобилось в общей сложности десять литров м… кхм… Кому они понадобились, он не знал, но ругался так, что по всей базе дрожали стекла в окнах. С крыши базы RED раздалось тихое хихиканье, прерываемое шиканьем. Когда Красный Шпион вышел из комнаты, то активировал ловушку, поставленную непонятно кем, и на него с потолка опрокинулось заполненное чем-то ведро. Спустя секунду по всей округе пронесся вопль бедного француза, понявшего, что было в ведре. Хихиканье превратилось в громкий смех, а когда с базы BLU донесся рев Солдата, обнаружившего, что его мундир покрашен во все цвета радуги, к смеху добавился похрюкивающий хохот, который всеми силами безрезультатно пытались заглушить. Наемники RED, конечно, поняли, чьих это рук дело, но смеющихся это абсолютно не волновало. Все было хорошо.