Достать Лейтенанта!

      Позже мне удалось выяснить – весь кавардак начался с нестерпимого желания улизнуть из Норы. Мы все использовали любую возможность хоть на несколько часов оказаться наверху.       Нора, она же Дыра. Запутанная сеть естественных и искусственных пещер, соединенных множеством переходов. Убежище Черного отряда на Равнине Страха.       В Дыре обитает около ста человек. Она темная, удушающе вонючая, тесная и лишенная малейшей возможности уединиться. Во всей Норе есть единственная дверь. Конская попона, символически отделяющая вход в закуток Душечки.       В общем, одним прекрасным утром наши старейшие рядовые Масло и Ведьмак смылись. Часовым у входа заявили, якобы собрались в ежедневный рейд по окрестностям. Такие патрули действительно регулярно проводились, но сегодня была совсем не их очередь.       Отойдя подальше, беглецы взобрались на скалистый риф и уселись там. С собой они запасливо прихватили жбан сваренного Одноглазым пива. Оно было кислым, но любое кислое пиво лучше, чем вообще никакого.       Вокруг на сотни лиг расстилалась Равнина Страха – песчаные дюны, кораллы с острейшими шипами, говорящие камни-менгиры, шагающие деревья и сотни иных загадочных тварей.       Приятели мирно выпивали и беседовали. Предметов у беседы было два. Трудности выживания настоящих мужчин в условиях полнейшего отсутствия дам и возможность равноценной замены недостающих женщин.       – Мартышки. Вот что нас спасет, – авторитетно заявил Масло. – Говорят, в глубине рифов прячется целая стая здоровенных мартышек. По сути своей мартышка ничем не отличается от женщины.       – Ага, не отличается. Сперва излови ее, ту мартышку, – возразил Ведьмак. – И потом, любую бабу можно уговорить. Посмотрю я на тебя, как ты станешь убеждать мартышку. Отхватит она тебе твой драгоценный под самый корень. Будешь потом таскаться за Костоправом, умоляя пришить обратно. Не, мартышка – дохлый номер.       Они помолчали. Солнце беспощадно поджаривало Равнину. На поверхности рифа выступили мельчайшие кристаллики искрящейся соли.       – Сарыч, – сказал Масло.       – Что – сарыч?       – Ловишь его, гада крылатого. Связываешь крылья и насаживаешь на хрен, как на вертел. Он орет и трепыхается, а ты ему засаживаешь в дупло.       – Масло, ты перегрелся, – озабоченно решил Ведьмак.       – Нет. Мне позарез нужно трахнуться. Уже все равно, с кем. Хоть менгира в трещину отпялить.       – Менгиры тебя сами так отпялят, мало не покажется.       – Хорошо, уговорил. Не менгира. Летучая манта тоже ничего. Я видел, у нее там поперек брюха есть щелка подходящая.       – Манта тебя изжарит еще до начала процесса. Умрешь обугленным и озабоченным.       – Тогда я прыгну с рифа. Чтоб сразу башкой о камни. Всякое случалось в моей жизни, но почти год без баб – это перебор. Я на такое не подписывался. Как спасать мир от сил зла, если по ходу дела нельзя никому присунуть? – тоскливо вопросил у окружающего мира Масло. Мир не ответил, оставшись равнодушным к страданиям одного отдельно взятого рядового Черного Отряда.       Ведьмак поскреб в затылке. Приложился к жбану. Пиво согрелось, став горьким и теплым. Ветер свистел и нашептывал в кораллах.       – Кентаврица, – внезапно изрек он.       Масло обдумал услышанное.       – Это мысль. Но они, заразы, чуткие.       – Подкараулим у ручья, – загорелся азартом Ведьмак. – Я знаю тихое местечко. Они таскаются туда на водопой.       Кентавр, как известно, есть мифологическое существо с торсом, руками и головой человека, растущими из конского туловища. Бегает он на четырех ногах и никто из живущих его в натуре не встречал. На Равнине Страха обитает перевернутый верблюдокентавр. На редкость уродливая тварюка, у которой нижняя часть – человеческая. Невероятно, но факт: этот ходячий кошмар перемещается вперед задницей. Причем довольно шустро, за ним не всякий конь угонится.       Вот так, слово за слово, Масло с Ведьмаком докатились до идеи отыметь кентаврицу. А поскольку слово с делом у Черного Отряда не расходилось, то, вылакав пиво, они отправились устраивать засаду.       Я корпел над очередным переводом с языка, на котором уже лет триста никто не говорил, когда в мою комнатушку сунулся изрядно сбледнувший с лица часовой. По его словам, у входа в Нору собралось десятка два менгиров. Вид у них крайне возмущенный и дело явно пахнет скандалом. Я с величайшим облегчением отшвырнул перевод и пошел разбираться.       Предводительствовал менгирами давний знакомый Каменюка. От прочих он отличался глубокой трещиной поперек грани и редкостной склочностью.       Компанию ходячим валунам составляли два заполошно оравших сарыча и метавшиеся под ногами большие белые ящерицы. Менигры приволокли Ведьмака и Масло. Оба выглядели изрядно потрепанными, словно только что совершили лихой забег сквозь заросли колючих кораллов, оставив на шипах половину одежды и шкуры. Возможно, так оно и было.       – Свободному народу Равнины нанесено смертельное оскорбление, – заскрипел Каменюка, что твой судья в магистрате. – Мы требуем жизнь и кровь этих созданий.       – А что конкретно они натворили? – уточнил я. Смертельное оскорбление – это сильно. Впрочем, трудно предугадать, что именно менгиры сочтут за оскорбление. Их мысль движется весьма прихотливо. Многие в Отряде подозревают, что менгиры просто оттачивают на людях свое отвратительное чувство юмора. Мы в них нуждаемся, они в нас – нет, вот и развлекаются, как могут. Иногда их может приструнить Отец-Дерево, но сегодня патриарху Равнины было не до нас.       – Они покушались на чужое достоинство, – доложил менгир.       – Можно узнать, чье именно? Или ты говоришь от лица пострадавшего?       – Пострадавшей, – внес ценное дополнение Ведьмак. – Она прилегла у ручейка отдохнуть. Не захотела с нами идти.       – Костоправ, все было совершенно добровольно! – завопил Масло. – Мы ж не звери какие, мы у нее спросили. Она не возражала.       – Она – это кто? – обреченно спросил я.       – Кентаврица. Я вот только не понял, как ее зовут.       Кентаврица, о боги. Перевернутая верблюдокентаврица. Я представил, как оно могло быть. Мое воображение решительно подало в отставку.       Привлеченное галдежом, в тени подле входа в Дыру появилось начальство. Лейтенант, Душечка и тенью державшийся за ее левым плечом Молчун. Душечка жестами осведомилась, что происходит. Я объяснил. Она с мученическим видом закатила глаза.       – Лейтенант! – взвыл Масло. – Ну скажите им, что мы ее не насиловали!       – Масло вообще согласен жениться, если что, – не удержал язык за зубами Ведьмак.       – А чего она задницей вихляла туда-сюда!       Следом за Душечкой начали подтягиваться остальные. Ну конечно, цирк не может обойтись без зрителей. Развлечений-то в Дыре никаких, а тут настоящий балаган на выезде.       – Вы двое, окончательно спятили, что ли? – угрожающе прошипел Лейтенант.       – Спятишь тут, когда на всю пустыню одна-единственная женщина – и та Белая Роза!       Душечка фыркнула. Молчун сделал угрожающее лицо. Менгиры скрежетали и шипели, как вода, выплеснутая на раскаленный камень.       – Они очень сожалеют о сделанном, – я попытался изобразить посредника между нами и народом Равнины. – Мы с удовольствием предали бы преступников мучительной казни, да вот беда – наши традиции запрещают казнить слабоумных и расслабленных.       – Костоправ, я тебе это припомню, – посулил Ведьмак.       – Молчи уж, любитель кентавров. Вас устроит, если мы заменим казнь суровым наказанием?       Говорящие камни сомкнулись в кружок. Масло попытался совершить обходный маневр и тишком улизнуть в Нору. Сарычи погнались за ним, дергая за штаны, клюясь и истошно вопя. Душечка мрачно зыркнула на нас и пошла к менгирам. Не знаю, как они умудряются понимать ее язык жестов, но ей удалось разрешить дело миром. Менгиры для порядка потоптались у Дыры, выстроились цепочкой и удалились за ручей. Мы втянулись в наше зловонное убежище.       Душечка жестикулировала, как спятившая мельница. Вернись к ней способность говорить, она бы сейчас орала на Масло и Ведьмака так, что своды пещеры тряслись. Проштрафившиеся оправдывались. Мол, кентаврица попалась брыкучая. Они и приступить толком к делу не успели, как с неба упали сарычи и начали блажить, испортив все удовольствие. Ну нет же мочи столько терпеть, Душечка! Да, нам необходим мир с народами Равнины, иначе нас выставят отсюда пинком под зад, да, мы защищаем дело света, но порой становится так тошно – хоть в петлю головой!       Душечку эти скорбные стенания не тронули. Она злилась и рычала сквозь зубы.       – Вам, похоже заняться нечем. Вот и присунули бы друг другу, – раздраженно буркнул Лейтенант. – Пшли вон с глаз моих, болваны.       Зря он это сказал. Я как наяву увидел сияние новой идеи, заманчиво расцветающей в пронырливых умах Масло и Ведьмака.       – Даже не думайте, – предупредил я их. Они уставились на меня, изображая первозданную наивность:       – Ты о чем, Костоправ?       – О том самом. Прибью обоих.       Напрасные упования. Конечно же, Масло и Ведьмак дружно решили, что лучшей шутки им еще слыхать не доводилось и надо немедленно ее воплотить в жизнь. Лейтенант у нас не сахар, а истинная соль с перцем. Прирожденный стратег и тактик, правая рука Белой Розы, ее советник и наставник… но с чувством юмора у него туговато. Сказать по правде, оно у него вообще отсутствует. Напрочь. Лейтенант совершенно не понимает, когда его разыгрывают, принимая все за чистую монету. И бесится, не зная, как достойно проучить шутников.       Масло и Ведьмак рьяно принялись изображать страстно влюбленных. Оправдываясь тем, что Лейтенант косвенно дал свое высокое позволение. Во всеуслышание заявил, что за полным отсутствием женщин братьям Отряда отныне дозволено прибегать к помощи друг друга. Кто сомневается, спросите у Костоправа. В Анналах все записано. Наверняка там сыщется описание подобной ситуации, если поискать получше.       Плох тот солдат, что не мечтает уесть генерала. Жизнь в Норе довольно-таки скучна, а тут такое развлечение. Те, кто постарше, отплевывались, но молодежь охотно поддержала рискованную забаву.       Отныне, куда бы не направлялся Лейтенант, он везде натыкался на обжимающиеся парочки. Разговоры в общем зале сводились исключительно к тому, кто с кем гуляет, кому уже перепало счастья, а кто прозябает в одиночестве. Вовсю обсуждались подробности интимной жизни, чем красочней и невероятней, тем лучше. Какая-то сволочь украла мои запасы чистого пергамента, и в Отряде вспыхнула мания переписки. Любовные послания полагалось писать корявыми буквами, цветистыми выражениями и с чудовищными ошибками, а потом оставлять на самых видных местах. Сыскавший очередное послание метался по всей Норе, с надрывом зачитывая его вслух и разыскивая адресата.       Лейтенант зверел и жаждал крови. Мурген, наш юный и исключительно симпатичный знаменосец, не пожелал участвовать в общей игре и расквасил нос Бадье – тот пытался облапать Мургена и залезть ему в штаны. Я всерьез начал раздумывать над тем, не собрать ли компанию и не скататься ли в ближайший город у границ Равнины Страха. Наймем гулящих девиц из борделя почище и доставим в Нору. И девушкам хорошая подработка, и нашим обормотам занятие. Потом я вспомнил, что в боях Отряд лишился своей казны – а значит, платить девицам нечем, и запечалился.       Гоблин и Одноглазый, отрядные колдуны, предложили состряпать зелье против излишней похоти. Пребывание в Норе давалось колдунам нелегко. Душечка, наша Белая Роза, обладает диковинной особенностью – вокруг нее витает незримое облако безмагии. Находясь рядом с Душечкой, ни один чародей, даже Взятый, даже великая и ужасная Госпожа из Чар, не способны колдовать. Магия просто не действует, и все тут.       – Но алхимия-то не волшебство, – доказывал мне Гоблин. – Это наука. Ивовая кора как унимала головную боль, так и продолжает это делать, что в Норе с безмагией, что за ее пределами. Девясил гонит желчь, чабрец лечит кашель. Это их неотъемлемые свойства, волшебство тут не при чем.       – Убедительно излагаешь, – согласился я. – Рискнем.       Они сготовили. Зелье выглядело отвратно даже на вид, а пахло сильнее, чем хорошо выдержанная на солнце падаль. Одноглазый предложил добавить настой в общие котлы, где варили жратву для Отряда. Я здраво опасался, что зелье не отобьет похоть, а вызовет всеобщий понос и рвоту – и тогда в Дыре станет совершенно невозможно находиться. Меня поддержал Фингал, наш повар. Мол, и так жрем сущую мерзость, а если туда плеснуть зелья, так все точно перетравятся.       Покуда мы с колдунами спорили, здоровенную бутыль с отравой поставили на стол. Совершенно некстати вошел Лейтенант. Вид у него был – краше в гроб кладут. Наверняка опять налетел на Ведьмака и Масло, когда те валяли дурака в коридорах.       Мы заткнулись. Лейтенант отхлебнул из попавшегося на глаза кувшина. Его скрючило пополам и обильно стошнило – прямо ему же на сапоги. Колдуны смылись. Я крикнул помощь и потащил полуобоморочного Лейтенанта в свою каморку, откачивать. Фингал схватил кувшин и умчался. Позже я узнал, что он выплеснул настой в отхожую яму. Правильно сделал, я считаю.       В Норе царила жизнерадостная атмосфера бардака на выезде. Даже Ильмо, наш сержант и мой лучший друг, ветеран Отряда до мозга костей, поддался общему легкомысленному поветрию. Я застукал его шатающимся в обнимку с Шалуном, тем еще засранцем, который давно не имел плетью по заднице.       Наверное, я позволил себе парочку слишком резких высказываний. А может, и не парочку. Во всяком случае, когда кровавый туман перед моими глазами развеялся, Шалуна и след простыл. В тесном коридоре толпилась половина Отряда, багровый Ильмо привалился к стеночке и судорожно кашлял.       На моих плечах кто-то висел, а Мурген настойчиво убеждал меня взять себя в руки. Мол, отрядному лекарю и летописцу совершенно не к лицу душить соратников. Пусть даже они заслужили такое обращение своей распущенностью и раздолбайством.       – Я же пошутил! – прохрипел Ильмо. – Костоправ, нельзя же так!       – Да вы достали со своими шуточками! – рявкнул я. – Вот вы у меня где! Вот вы мне как!       К сожалению, в моем закутке нет двери и даже занавеси, так что я был лишен возможности удалиться, оглушительно хлопнув дверью.       Спустя какое-то время ко мне заскреблись виновники всеобщей катавасии. Получивший взбучку Ильмо вспомнил, что он все-таки сержант и срочно провел среди Отряда воспитательную работу. Масло и Ведьмак явились каяться. Мол, они не думали, что все зайдет так далеко. Просто хотели достать Лейтенанта. И еще малость развлечься. Дуреешь же, целыми днями торча в темноте под землей!       – Вы оба с рождения дурные, Нора тут совершенно не при чем, – высказался я. – Значит, так. Чтоб больше никаких розыгрышей, никаких писем с сердечками и никаких зажиманий по углам. Мы Отряд, а не какой-нибудь там Радужный Легион. Раз вам настолько нечем заняться, отправляйтесь в Весло. Проверите наших агентов, заодно и охладитесь – там как раз сейчас зима в разгаре.       – У-у, – трагически завыли шутники, мигом припомнив суровые зимовки в Весле, снега до второго этажа и длящиеся неделями трескучие морозы.       – Не «у-у», а марш собираться. Сами напросились.       – Злой ты, Костоправ, – пробурчал Ведьмак. – Все оттого, что Госпожа тебя коварно бросила. Даже она не захотела стать твой подружкой, и о чем это говорит?       – О том, что кто-то жаждет не только зимовать в Весле, но еще и в Курганье наведаться? – предположил я.       Ранним утром мы с Ильмо вышли проводить небольшой отряд, уходивший в дальний путь на север. Лейтенант не пришел – валялся на койке и страдал брюхом. Масло и Ведьмак прикидывались донельзя огорченными отъездом, но я-то знал – в глубине души они рады-радешеньки убраться из Норы. Две трети Отряда им зверски завидует. Они будут ехать под открытым небом, вскоре доберутся до городов у пределов Равнины Страха, встретят новых людей – а мы останемся прозябать в ожидании, когда гений Душечки подскажет ей нужное время для выступления. Белая Роза медлит, выжидая, и Черный Отряд ждет вместе с ней. Великая Комета не горит в небесах. Час падения Госпожи и Взятых еще не пробил.       – Чужаки на равнине, – проскрипел у меня за спиной менгир. Каменюка подкрался так незаметно, что я аж подпрыгнул. Чертовы ходячие валуны. Каких еще чужаков они выследили?