А в моей душе распускаются цветы

В тот момент, когда ты держал в своих руках острое лезвие, я сидел на подоконнике и смотрел на прохожих. Все они прятались от дождя, бегали, будто муравьи, что меня рассмешило. Неужели нельзя радоваться дождю? Переведя свой взгляд на небо, я понял, как быстро может испортиться погода. Ведь ещё пару минут назад я наблюдал за различными фигурками животных из розоватых облаков, а теперь небо снова затмили серые тучи. Но иногда где-то появляется солнце и настроение немного улучшается. Зевнув, я прикрыл рот ладонью и сел рядом с Фрэнком. Иногда он поглядывал на потолок и что-то тихо шептал, но я не мог разобрать ни звука. Я слышал, как тикали часы и долго крутил пачку сигарет в руках, никак не решаясь покурить. Ведь Фрэнк не любит курящих, наверное, поэтому он иногда так серьёзно смотрит на меня, когда я подношу очередную сигарету к своему рту. Можно сказать, что я знаю про него всё. Мы дружим с самого детства и, надеюсь, что в дальнейшем будем поддерживать наши крепкие отношения. Фрэнк сердито уставился на меня, держа в руке небольшой складной нож. Улыбнувшись, я убрал пачку сигарет в карман джинс и облокотился на стекло. Мы сидели на чердаке, который находится на третьем этаже дома. Из-за того, что про него все забывают, он всегда остаётся пыльным. Но, чтобы приходить сюда по вечерам и смотреть на звёздное небо, мне приходится частенько здесь прибираться. Взяв бокал воды, который стоял около меня, я выпил немного и поставил обратно, наблюдая за тем, как у Фрэнка дрожат ноги. Я чувствовал, что он очень нервничал, но не подавал виду, что я вижу это. Наверное, он не рад, что имеет такого друга, как я. Слышу его тяжёлое дыхание. Неужели ему настолько противно стало общаться со мной? Мы ни слова не говорим друг другу, потому что боимся сказать что-то неправильное. Тишину прерывают только старые металлические часы в углу, где находится много старых ненужных вещей. Я смотрю прямо на него, а он на меня. Но мы молчим, будто мы потеряли наши голоса. — И когда начинать? ‒ тихо спросил он, медленно крутя нож в руках. — Можешь прямо сейчас, ‒ ответил я, улыбаясь через силу. — Ты точно готов? Закатав рукава до локтя голубоватой кофты, я протянул ему руки и прикрыл глаза. Он сжал губы в тонкую линию и подошёл ближе. Повисла тишина и в один момент мне показалось, что Фрэнк передумал помогать мне извлечь цветы. Чувствовалось шевеление внутри запястье, из-за чего я немного напрягся. — Тебе точно не будет больно? ‒ спросил он, раскладывая нож, — Если что, то ты мне скажи, и я прекращу это. — Мне больно, когда они внутри, нужно их поскорее вытащить, ‒ я чувствовал тошноту и неприятное жжение под кожей, — Мне тяжело это терпеть. — Хорошо, ‒ Фрэнк замолчал и надавил лезвием на мою руку, — Если тебе будет больно, то я не виноват. Алые струи крови пролились на пол и на белые шорты Фрэнка. Парень вздохнул, но все же продолжил делать надрез. По его взгляду можно было понять, что ему противно это делать, но он находит в себе силы и проводит лезвием по моей коже. Я не чувствовал ничего кроме жжения внутри. Пытаясь отвлечься от неприятной боли, я посмотрел на лицо Фрэнка. Он выглядел серьёзным и сосредоточенным. Он всегда всё выполнял аккуратно. Наверное, ему противно быть с таким, как я. Но он всегда рядом и не даёт погаснуть моей душе. Вздохнув, я стал насвистывать песенку, чтобы затмить эту тишину, которая возникает каждый раз.Через мгновение Фрэнк начал подсвистывать мне. Я думаю, что я не единственный такой в мире. Наверное, есть люди, у которых есть та же ситуация, что и у меня. Никакие врачи не смогут помочь с этим, только посмеются и отправят домой. Я помню, как впервые почувствовал это шевеление внутри. Было приятно и тепло внутри, а сейчас всё испортилось. Никогда не нужно стремиться взрослеть. Некоторые люди никогда не будут с тобой рядом. Хочешь этого или нет, но они найдут своих возлюбленных и будут с ними до конца жизни. А ты так и останешься один с этим жжением внутри. Останутся только воспоминания, их нужно хранить всегда, что бы ни случилось. — Я почти закончил, ‒ сказал Фрэнк, прикусив нижнюю губу, — Надеюсь, что останутся белые лилии, как в тот раз. Я улыбнулся, услышав то, что он сказал. Как в тот раз Я не помню, кто мои родители и откуда я. По рассказам отца Фрэнка, он нашел меня в саду, когда собирал осенние листья. Я свернувшись сидел в синем комбинезоне под деревом, а из моих рук виднелись маленькие ростки белых лилий. Не помню, что я чувствовал, когда цвели эти лилии. Мне сказали, что я улыбался, значит, это было очень приятно. Тогда его удивило это, и он позвал жену. До сих пор не могу поверить в то, что меня кто-то бросил. Наверное, те люди просто испугались этих цветков, которые растут из моих рук. Конечно, это странно, но если общаться со мной и не дать возможности для момента грусти, то можно привыкнуть. Главное, чтобы любимые были рядом, но, увы, это не возможно, как бы я не старался. — Надрез сделан, а дальше сам, ‒ испуганно сказал Фрэнк, складывая нож. Я посмотрел на свою руку и на секунду закрыл глаза. Около надреза было щекотно, но в то же время противно от того, что чувствовал, как некоторые лепестки отделились от маленького бутона. Кровь вперемешку с гнилыми кусками лепестков медленно вытекала из раны. Глянув на него, я решил развернуться к окну и попробовать вытащить бутон. Не хотел бы, что Фрэнк видел меня таким. Я ощущаю боль из-за того, что бутон застрял. Вдыхаю и выдыхаю, нужно лишь закрыть глаза. Быстро выдираю бутон из руки и бросаю в угол. Фрэнк смотрит на меня исподлобья, я медленно перевожу свой взгляд на его футболку и замечаю маленькие алые пятнышки. Он ничего не говорит, только вздыхает и пытается оттереть кровь. — Кого ты так любишь? Твоя любовь к этой девушке очень сильная, это она тебя просто не замечает. Ты должен справиться с этим. Не стоит убивать свои цветы, ведь каждый месяц такое у тебя, ‒ тихо проговорил парень с грустью, — Надеюсь, что ты сможешь исправить все. — Поверь мне, эта любовь убивает меня и цветы, и бороться с ней бесполезно, ‒ рассмеялся я, — Можешь открыть окно? Фрэнк встал около меня и посмотрел мне в глаза. Его глаза прекрасны, когда светит солнце. Такие родные, но в, то же время чужие. Взлохматив ему волосы, я понял, что этого не надо было делать. Проклиная себя за то, что я такой болван, я опустил голову. — Хочу, чтобы ты был счастлив, может, тогда у тебя снова будут расти белые цветы, ‒ сказал мой друг, вытирая свои темные короткие волосы. — Они всегда будут гнилыми, Фрэнк, всегда, ‒ прошептал я, вынимая ещё один чёрный кусок, — Я уже смирился с этим. — А приглядеться к другим не вариант? — Зачем? Я уже много лет люблю одного человека, ‒ сказав это, я осторожно вынул последний лепесток и вздохнул с облегчением. Мерзко пахнет, даже похуже, чем тухлые яйца.Я посмотрел на стоящего передо мной друга. Но все, же эта чёрная гниль внутри меня. С каждой секундой её становится всё больше и больше, теперь просто нужно делать вид, что не замечаю этого, тогда и боли не будет. Выдохнув, Фрэнк дрожащими руками открыл окно, и я высунул руки. Дождь тут же стал капать на раны, и мне становилось лучше. Все остатки и кровь она стекали вниз на землю, я чувствовал, как мне становится легче от того, что я больше не чувствую цветков. Прикрыв глаза, я подался немного вперед, так чтобы капли попали еще больше. Они попадали на голову и стекли по лицу. Фрэнк сзади что-то мне говорил, но я его не слышал. Кружилась голова, и я часто вдыхал и выдыхал влажный воздух. Посмотрев вперед, я увидел, как идет под белым зонтиком девушка Фрэнка. Меня изнутри переполняла обида и тоска. Поэтому тот парень, что находится со мной на чердаке, не увидит никогда моих белых лилий. Он не услышит, как я могу смеяться. Он не сможет почувствовать любовь, что я хочу ему передать. Он не замечает её. И никогда не заметит. Ноги подкашивались, и казалось, что я смогу упасть вниз. Но Фрэнк схватил меня за талию и резко притянул к себе. В какую-то секунду мне стало так тепло внутри от того, что он до меня коснулся. Может эти цветки‒ это моё проклятье? — Ты дурак? ‒крикнул Фрэнк, придерживая меня за талию, — А если бы ты упал вниз? Что бы тогда было? Я посмотрел на него, и мне стало его жалко. Он каждый раз сильно пугается, когда делает мне надрезы. Сейчас он испугался сильнее, чем обычно. — Я бы не упал, ‒ усмехнулся я, но тут, же замер, — Ты не мог бы принести аптечку? Я думаю, что нужно перевязать раны, пока никто не увидел. Фрэнк кивнул и отпустил меня. С облегчением вздохнув, я посмотрел на то, как он скрылся за дверью чердака. — Когда же ты признаешься той девушке? Гнилых цветов уже давно бы не было,‒сказал Фрэнк и прикрыл дверь. По телу прошёлся холодок. Скоро мои цветы станут гнилыми, придётся снова резать. Когда разрезают кожу, я чувствую только то, как с каждым днём мои надежды на цветение в душе белых лилий пропадают. Посмотрев в окно, я улыбнулся.На жёлто-красном небе не было туч, и светило солнце. Мои руки пахли кровью. В лицо дул лёгкий ветер, наполненный свежестью. — Когда ты признаешься той девушке? ‒ повторно прозвучал вопрос. — Никогда ‒ прошептал я. Я вздрогнул, услышав звонок в дверь. Фрэнк подал мне бинт и ножницы, торопливо уходя с чердака. Я услышал тихий девичий голос и, сжав бинт в руке, закрыл глаза.

А у меня в душе гниют цветы.