Пережить агонию

Лидии уже четырнадцать, и она больше не верит в призраков. На столешнице плотно поселилась упаковка галоперидола, рядом с ней стоит бутылка с минеральной водой без газа и стакан. Каждый вечер, ложась спать, она механически выпивает таблетку. Когда заканчивается вода — родители ставят на стол новую бутылку. То же самое происходит и с таблетками. Пару недель назад родители водили ее к психиатру, обеспокоенные так называемым «воображаемым другом». Лидия даже не пыталась объяснить, что Битлджус реален — она знала, что те все равно ей не поверят. Однако на этот раз все обернулось намного, намного хуже. Они заставили ее поверить в то, что его не существует. Он еще появлялся — дней, наверное, пять с тех пор, как она начала пить таблетки. Выглядывал то из зеркала, то из угла телевизора, усаживался на кран в ванной, оседлав его, или на мгновение искривлял зубастой улыбкой собачьи мордашки на купленных матерью домашних тапочках. Лидия старалась не замечать его озадаченного лица, наливая в стакан воду из бутылки. Психиатр убедил ее, что так будет лучше. Однако он не предупредил о том, что душу будет есть мерзкое чувство вины — словно она и впрямь предает лучшего друга…

* * * * * * * *

Лидии восемнадцать — исполнилось два дня назад, и на нее косо посматривают практически все в школе. Она и сама не рвется ни с кем общаться, да и зачем? Слишком свежи в памяти шепотки и мерзкое прозвище «сумасшедшая» за спиной. Она все еще принимает таблетки. Не постоянно, курсами — как раз недавно закончился последний, и пачка таблеток уже убрана в шкаф с деревянными непрозрачными дверцами, а бутылка с водой переехала на кухню: мать иногда пьет из нее, когда стоящий на плите чайник бывает пуст, а заново греть воду попросту неохота. «Не пьет, а пила», — поправляется Лидия мысленно, выливая воду из бутылки в чистую, сверкающую раковину. Она больше не нужна. Вчера вечером ее родители попали в автокатастрофу. Сегодня, несколько часов назад, Лидии позвонили из больницы и сообщили, что они скончались. «Мы соболезнуем вашей утрате… ничего нельзя было сделать… травмы, не совместимые с жизнью…» Разговор с врачом запомнился ей кусками. Голос у него, кстати, был приятный — мягкий, с негромкой хрипотцой. Лидия весь разговор цеплялась за эту мелкую, незначительную деталь, пытаясь уловить все переливы, тембры, нотки… так было проще, чем вслушиваться в слова. В школу она не пошла — бродила по дому, рассматривая родительские вещи, плакала украдкой в шкафу, прячась неизвестно от кого. Потом выбралась наружу. Таблетки не попадаются ей на глаза, надежно укрытые в шкафчике с лекарствами, однако попадается бельевая веревка, и Лидия снимает ее. Завязывает петлю, подвешивает ее к потолочной балке, действуя словно на автомате. Взбирается на стул и набрасывает петлю на шею. Выбивает стул из-под ног. И, когда петля тугим кольцом охватывает шею, мешая дышать, ее буквально затопляет невыразимым ужасом и нежеланием умирать. Пальцы в страхе царапают петлю. Она не сломала шею сразу, и ей предстоит агония — достаточно медленная и мучительная, чтобы ее бояться. И губы, пересохшие от страха, шепчут единственное пришедшее на ум слово, казалось бы, забытое уже несколько лет назад: — Битлджус! Битлджус. Битл…джус! Когда ее под мышки подхватывают знакомые сильные руки и приподнимают выше, девушка уже практически теряет сознание.