Не так ли?

      — Ты видел сценарий Джиба в этом году? — спрашивает Дженсен, заходя в номер Миши. Хозяин самых скромных апартаментов из их состава сидит в кресле перед телевизором и лениво щёлкает каналы. Свеженапечатанный сценарий с подробным описанием их ролей, реплик и взглядов лежит на стоящем рядом столике.       — Видел. Тебе тоже не понравилось, что они изменили привычный порядок панелей? — Миша разглядывает Дженсена из-под опушенных ресниц. Тот как всегда чертовки красив: лёгкий загар (последние несколько серий Винчестеры провели в Малибу), зелёные глаза, словно бы впитавшие в себя морскую яркость и свежесть.       — Нет, я про поцелуй, — Дженсен неловко переминается с ноги на ногу и поправляет отросшую за это время чёлку.       — А, да, видел. Снова. — Миша безразлично пожимает плечами. — Садись, — кивает он на стоящий рядом диван. — Хочешь выпить?       — Нет, спасибо, — отказывается Дженсен и садится на предложенное место. — Странно, что они не придумали ничего нового в этом году.       — Ага. А я гадал, что они выдумают в этот раз. — Миша выключает телевизор и поворачивается к Эклзу. Дженсен смотрит ему в глаза и неловко перебирает пальцами смятые листы:       — На этот раз всё должно быть по-настоящему. Не как в прошлый раз. Миша шумно выдыхает: «Это именно то, чего он боится. Боится, что не сможет сдержаться, не сможет оторваться от Дженсена. Что одного короткого поцелуя ему будет мало». «И Дженсена это, по какой-то причине, тоже беспокоит. Только знать бы, что именно. А лучший способ не теряться в догадках — спросить напрямую ».       — Что тебе в этом не нравится? — в лоб спрашивает Миша, отвернувшись от сидящего напротив мужчины.       — Не мне, а Даниэль. Она говорит, что это переходит все границы. В прошлые разы всё было более-менее прилично. А тут открыто и как-то по-гейски. Миша хмурится и бросает внимательный взгляд на друга. В словах его супруги, конечно, есть доля истины, но произнесенные Дженсеном, они горьким эхом отдаются в сердце.       — А ты как считаешь? Это по-гейски? — Миша подсаживается к Дженсену и кладет руку тому на плечо. Дженсен опускает взгляд вниз, сильно сжимая листы сценария, но молчит.       — Нельзя сказать однозначно, не так ли? — Миша не ждет ответа и второй рукой осторожно забирает скрученные в трубочку листы, откладывая их на столик. Взяв Дженсена за плечи обеими руками, он начинает мягко их массировать. Дженсен сидит не шелохнувшись, застыв и будто бы не дыша.       — Расслабься, — просит Миша и движения становятся более настойчивыми и уверенными. — Это ничего не значит. Всего лишь массаж, не так ли? Дженсен продолжает молчать, но Миша чувствует, как расслабляются крепкие мышцы. После пары движений плечи опускаются, словно освобождаясь от груза ответственности и будущей неопределенности.       — Это будет грандиозный Джиб, но нам стоит отрепетировать наш поцелуй. Чтобы мы сами не были в шоке, как фансервис. Ведь мы актёры, не так ли? Кажется, Миша поспешил, потому, что Дженсен снова напрягается. Мужчина поднимает глаза на Эклза и видит в них тщательно скрываемый испуг. «Чего он боится? Гнева жены? Насмешек каста? Клейма гомосексуалиста, от которого потом не избавишься?»       — Я, — голос Дженсена хриплый, поэтому он откашливается и продолжает. — Я думаю, что это плохая идея. Вообще-то я думал подойти к Крипке и сказать, что это уже перебор. Настала очередь Миши замереть. «Неужели Дженсен не шутит? Он и вправду хочет отказаться от этого подарка, так удивительно преподнесенного судьбой?» Больше всего на свете Миша хотел поцеловать Дженсена, прикоснуться к нему, полноценно обнять, не сдерживаясь и не обращая потом всё в шутку. Поцеловать, сжать в объятьях и не отпускать. И сказать, наконец-то, что он так долго и тщательно скрывал от самого себя, но что было так ясно и понятно для Викки.       — Может не надо? Чего тебе стоит? Это ведь всего лишь поцелуй. К тому же один. — Аргументы хуже не придумаешь, но сообразить сейчас что-то по-существеннее, Миша явно не в силах.       — А что они придумают потом? Публичное объявление о наших отношениях? Мы женаты, Миша, и это… Эти мысли — просто глупость, — Дженсен раздражён, и хоть его злость сейчас обращена к сценаристам, пишущим им правила поведения на Джибах, Миша понимает, что всё бесполезно: Дженсен никогда не поймет его чувств. «Глупая игра для фансервиса. Если бы не она, может, Миша и никогда бы не влюбился в Дженсена. Но, увы… Людям не дано выбрать роли, которые предстоит сыграть, и право этого выбора не дано даже артистам». Наверное, что-то отражается в его лице, потому что Дженсен замолкает и внимательно смотрит на Коллинза. Синие глаза, обычно сияющие как морозное небо, сейчас потускнели, и взгляд устремлен в одну точку. Безразличие, отрешенность и тоска, поднимающаяся откуда-то из глубины, смывает яркую синеву и заволокает глаза серым туманом.       — Миш, ты чего? Обиделся, что ли? Дело ведь не в тебе, — неловкая попытка подбодрить не удается, но Коллинз улыбается одним уголком губ. Натянутая улыбка, скорее, гримаса боли, совершенно не свойственна такому обычно жизнерадостному человеку, как Миша. Конечно, дело не в нём. А вот для Коллинза, всё дело в Дженсене. Дело в его глазах, руках, наклоне головы, белоснежных зубах, мелькающих, когда Экклз смеется, откинув голову назад, обнажая длинную шею. Дело в грёбаном Экклзе, в которого Миша так влюблён.       «Безответно. Дурацкое слово. Ужасное. Что это вообще за слово? Без ответа. Безнадежно. Безрассудно и бесполезно». Они сидят в неуютной тишине, и каждый думает о чём-то своем. Утренняя эйфория, охватившая Мишу от прочитанного сценария и долгожданного поцелуя, прошла, сменившись серой безнадёжностью. Испуг Дженсена от прочитанного сценария, боязнь того, что он не сможет сдержать себя, что пропадет - упадет в Мишу - и навсегда останется в нём. Что поцелуй откроет глаза и смоет все так хорошо наставленные преграды. Что разобьет наставленные запреты и социальные условности, которыми мужчина обхвачен со всех сторон. Но никто не делает первый шаг. Каждый запутался в своих собственных страхах, погряз в навязанных правилах и нормах, установленных неизвестно кем и непонятно зачем. Наконец Миша не выдерживает и встает с дивана, широким шагом направляясь к двери:       — Хватит киснуть, — бросает он Дженсену через плечо. — Идём веселиться. До Джиба ещё уйма времени, и стоит потратить их с пользой.       — Подожди, — Дженсен поднимается с дивана, но остается стоять. Сердце пропускает один удар. Но Миша всё же возвращается в номер и подходит к мужчине.       — Да? — по какой-то причине голос становится хриплым, а сердце не может настроиться на привычный ритм.       — Я подумал, и… Давай прорепетируем. В конце концов, Даниэла это всё устраивает… Нехорошо будет её подвести.       — Оу, — известное красноречие Коллинза постоянно испаряется при разговорах с Дженсеном. Как и сейчас:       — Давай.       — Что у нас там по сценарию? — интересуется Дженсен и тянется к столику, но Миша перехватывает его руку.       — Неважно, — обрывает он мужчину и запускает руку ему в волосы. Но останавливается, не решаясь притянуть его ближе и, наконец, приникнуть к таким желанным губам. Дженсен так близко. Как во снах. Близко, но по-прежнему далеко. С ним всегда так. Вроде бы вот он — протяни руку и дотронься. Но нет. Звонки жене, постоянная серьезность и ответственный подход к делу. Только на их совместных панелях он мог на секунду расслабиться, хотя и действовал всегда по сценарию. Проявить инициативу первому страшно. И кто должен это сделать — неясно. Стоять, прикасаясь друг к другу, уже счастье. И Миша хочет наслаждаться этим каждую секунду. Но вот Дженсен словно решается на что-то и кладет руки на плечи Мише. Склоняется ближе и замирает, ощущая горячее дыхание. Дженсен наклоняет голову вправо, и расстояние сжимается до миллиметров. Ещё секунда, и этот рубеж будет пройдет. И вот сухие губы прикасаются к мягким губам Коллинза. Дыхание, вырывающееся рваными вздохами, опаляет. Миша чуть сжимает свои губы в ответ и подается вперёд навстречу Дженсену. Прикосновение превращается в настоящий поцелуй, когда Миша притягивает его голову ближе, прижимаясь губами как можно крепче, вжимаясь в него всей силой. Дженсен облизывает губы, чтобы смягчить их, и задевает Коллинза. Глубокий вздох Миши передается в рот Дженсена, и мужчина теряет голову. Начиная целовать его бешено, безрассудно, он теряет голову от крепких, дурманящих поцелуев. «Вот и всё, — проносится в голове яркой искрой горячая мысль. — Плотина разрушена». Сознание наполняют эмоции, воспоминания смешиваются, и бурным потоком, сметая всё на своем пути, проносятся в голове. Хлипкие затворы, рамки и все правила, так надежно воздвигнутые в голове, дабы защитить Дженсена от неправильных чувств, рушатся поразительно легко. Просто потому, что он целует его. Время не идёт. Его просто нет. Есть Дженсен, стоящий напротив и целующий его. Есть ощущение счастья и, наконец-то, свободы. Миша боится остановиться. Если это чудо кончится, то, что будет потом, неясно. Но всё заканчивается. И Дженсен отстраняется, не отпуская Мишу из кольца горячих рук. Прижимаясь лбом ко лбу мужчины, он закрывает глаза, боясь посмотреть на него. Плотина прорвана, вода утекла, оставив после себя влажную землю. Она смыла всё, ничего не оставив взамен. Что теперь делать? Миша откашливается и чуть отстраняется, первым нарушив молчание:       — Хорошо получилось.       — Да, — соглашается Дженсен и отходит от партнера на пару шагов назад. Миша проводит широкой ладонью по волосам и смотрит на Дженсена.       — Я думаю, у нас неплохо получилось, — снова повторяет он. Дженсен кивает, направляется к двери и выходит. Миша не останавливает его, лишь смотрит в спину.       «Сцена отрепетирована».       «Они исполнили свои роли, и сделают это снова».       «Они ведь актеры, не так ли?»